все прояснит, а этой незнакомке еще влетит за то, что она меня заперла.
Я вернулась к кровати и легла, думая о дедушке и бабушке, о деревне и ее накрененных старых заборчиках, протоптанных заросших тропинках. О курах и гусях, кошках, корове Буренке и псе Барбосе.
А потом мои мысли переместились к медведеподобному псу Миры. Удивительно, но я раньше о нем совсем не думала¸ о том, что стало со зверем после того, как пропала девушка. Кто кормил пса, где он жил, наверняка жутко тосковал по хозяйке. А потом...
«Никто не вернулся, все сгорели!» – мстительно напомнил голосок в голове, словно злясь, что я не хотела принимать настоящую реальность, цепляясь за прошлое. «Которого не было!» – подсказывал он.
– Была! – пробормотала я, глядя в потолок.
Я закрыла глаза и погнала себя обратно в деревню тем путем, каким уезжала, – сначала на машине отца, злясь на весь белый свет, затем в поезде, монотонно стучащем колесами, на качающемся по волнам пароме и, наконец, в душном автобусе под тявканье болонки. Пока окутанная клубами выхлопных газов не осталась одиноко стоять на дорожке возле кустов и покосившихся заборчиков. А на улице жаркое лето даже в это вечернее время. Я сильно мечтала об Австралии, но уехала в деревню...
Мира в своем простеньком желтом платьице и черных балетках сидела на заборе и гладила кота. Ее золотистые волосы переливались в лучах заходящего солнца, кот мурчал на всю улицу, а внизу на тропинке дремал косматый пес. Он приоткрыл глаз и навострил одно ухо.
– Алиса, вернись! – крикнула внезапно Мира, и я сразу же открыла глаза. Незаметно для себя самой я снова заснула.
В комнате было темно. Кто-то зашторил окна и прикрыл меня одеялом. Но проверять, кто это был, я не стала, а повернулась на другой бок, позволяя сновидениям унести себя дальше.
Я шла по лесу, шурша по листве белым и пышным, прям как у невесты, платьем, раздвигала ветки на своем пути. Сзади доносились злые враждебные голоса: «Белая! Белая!..», они приближались, но я не пыталась от них убежать. Никогда я еще не чувствовал себя такой уверенной. Я знала, куда иду, знала, что голоса ничего не смогут мне сделать.
Этот лес был необычный – разноцветная трава под босыми ногами и такие же диковинные деревья. Кажется, я уже бывала в этом лесу. Либо в подобном?! Рядом возник образ темноволосого парня, и я остановилась.
Прядки небрежно спадали на его лоб, в темных глазах мигали красные искорки. Он потянул ко мне руку, и я, не раздумывая ни на секунду, схватилась за его пальцы. Прикосновение показалось таким настоящим, что по телу пробежала дрожь.
– Ян, – прошептала я.
– Белая... – прошептал он тем же враждебным голосом, что и голоса за спиной, и до хруста сжал мои пальцы. Но прежде чем стало невыносимо больно, какая-то сила рванула меня назад, и я снова открыла глаза, вглядываясь во мрак своей комнаты. Мне показалось, что я видела удаляющийся силуэт, и резко села.
Сердце тревожно билось в груди. Монотонно тикали часы. Я взглянула на потолок, на россыпь красных огоньков – звезд, украсивших потолок. Но стоило моргнуть, как наваждение прошло.
Из-под двери комнаты сочилась тонкая полоска света, и в отдалении слышались голоса. Я спустила вниз ноги и подошла к двери. Надежды на то, что она будет открыта, было немного, но я дернула ручку, дверь поддалась и распахнулась. Я воровато, словно находилась не в своей квартире, выглянула в коридор и пошла на голоса.
– Я знала, что это рано или поздно повторится... – шептал женский голос. – Врачи предупреждали...
– Мам, не волнуйся, она придет в норму, просто... – попытался ответить Филипп.
– Нет, я не хочу переживать это снова! – перебила собеседница. – Не могу и не хочу!
– И что ты предлагаешь? – спросил брат. – Ты же не хочешь...
– Ей лучше побыть какое-то время в больнице под наблюдением медиков-профессионалов, – отрезала мама.
– Мам, пожалуйста, мы же договорились, что избежим этого! – воскликнул Филипп. – Она просто... просто... Давай Алиса поживет у нас с Аней.
– Да уж, пусть поживет! – проворчала мама недовольно. – Зачем ты ее ко мне притащил в таком состоянии?! Аня сказала, что она вообще невменяемая была, сама с собой разговаривала и чуть на нее не набросилась!
Я заглянула в кухню и увидела троих человек: маму, Филиппа и теперь уже знакомую девушку. Все они сидели за столом, мама с братом напротив друг друга, а девушка – в центре стола, постоянно переводя взгляд то на одного, то на второго.
– Ей нужно пить таблетки! – заметила девушка-Аня, явно занимая сторону мамы. – И я согласна, она нуждается в наблюдении врачей. И да... я тоже не хочу, чтобы она жила в моем доме!
– В нашем доме! – поправил Филипп немного раздраженно, а девушка хмыкнула и взглянула на маму.
– Правильно, что соседи скажут? – продолжила Аня с вызовом, слегка отодвигаясь на стуле в сторону мамы. – Мы же не можем держать ее взаперти все время, ей в школу ходить нужно...
Филипп гневно выдохнул носом воздух и, шумно отодвинув стул, поднялся на ноги.
– Если я согласился на то, чтобы Алису пичкали таблетками, это не значит, что позволю положить ее в психушку! – отрезал брат, переводя взгляд с одной собеседницы на другую. – Ясно вам?
– Но я не пойму, куда делись все ее таблетки?! – заметила Аня, кажется, ни капли не испугавшись реакции моего брата.
Филипп прошел мимо к выходу из кухни. Я не сразу сообразила, что один единственный выход с кухни вел в коридор, то есть туда, где в данный момент я и стояла. Совсем не хотелось объясняться, поэтому ничего не оставалось, как кабанчиком метнуться обратно к своей комнате.
– Полгода прошло, даже я смирилась! – донесся до меня звенящий голос мамы, когда я прикрывала за собой дверь.
А затем прыгнула на кровать, забралась под одеяло и сделала вид, что сплю. Я не сомневалась, что Филипп решит заглянуть ко мне, но он прошел мимо. Волна облегчения прокатилась по телу, но она оказалась мимолетной.
«Даже я смирилась!» – болезненно отозвалось в сознании. Перед глазами замелькали мрачные картинки с похорон: закрытый гроб, десятки венков, свечей и плачущих людей в черном. Затем последовал образ фотографии, перетянутой черной траурной черной ленточкой, и снова дом, полный сочувствия и соболезнований. «Даже я смирилась!»
Непрошеная слеза скатилась по щеке, а за ней еще... Я словно переживала те события. И то, что их не было, дошло до меня только тогда, когда перед глазами стало туманно от слез. Я подавила поток рыданий и уверенно произнесла:
– Не было!
Голосок молчал, хотя я ждала, что он ввернет своих пять копеек. А вместо него всплыла картинка со вчерашнего дня, когда Надя говорила:
– Такое случается. Это нормальная реакция на горе. Организм так справляется, я читала о таком.
При этом Надя плакала, словно переживала со мной одно горе. Кажется, раньше она никогда так не делала. Хотя у меня ведь и не умирал отец... Нет, этого не могло случиться! Я скорее поверю в то, что Надя ненастоящая, что все это ненастоящее.
Мое сознание будто бы играло. То возрождало картинки и образы, то их поглощало. Я словно находилась на грани, чувствуя, что в любой момент тонкая ниточка, соединяющая меня с настоящей реальностью, порвется. И это станет точкой невозврата. Я точно знала.
Единственный способ сохранить воспоминания – отразить их на бумаге. Я выбралась из кровати и подошла к письменному столу. Чтобы найти пустую тетрадку, пришлось потрудиться, но я справилась с этим, затем вооружилась ручкой, опустилась на стул и под тусклым светом ночника принялась записывать все, что помнила. Никогда не мечтала быть писателем, но, кажется, во мне пробудились гены, я досконально изложила все, что со мной произошло, исписав не меньше половины тетради.
Пока я писала, воспоминания смешивались, замещались, подменивались тем, чего я не помнила – россыпь таблеток, больничная палата, злая медсестра со шприцем...
«Нет, меня еще не клали в больницу, Филипп же сказал, что до последнего этого избегал. Чем ты слушаешь?» – сказала я себе самой, и неправильные образы тут же исчезли. Теперь я точно знала, что все это ненастоящее. Я поставила жирную точку, закончив описывать свое падение с балкончика.
– Ров... – прошептала я. – Это все он!
Помнится все рассказывали, что ров пересечь невозможно, что он окружает замок как некая защита – сильная защита. Магия его настолько сильна, что способна убить. Может быть, я умерла?
Оглядев комнату, я перевернула страницу тетради. Художником я тоже становиться не хотела, но внезапно захотелось рисовать. Моя память на лица всегда была хорошей, но я никогда не пыталась перевести образы на бумагу. Может быть, и зря?
Довольно быстро изобразив Германа и Тихона, я критично осмотрела свою работу и пришла к выводу, что они очень похожи на тех, какими были в моей голове. И это-то при наличии нескольких акварельных карандашей.
Я двинулась дальше по воспоминаниям. Рядом с парнями появилась Мира. Петух, холодный душ, опушка леса, дорога и... Ян. Над его образом я трудилась дольше, с каким-то маниакальным пристрастием. А изобразив юношу, принялась рисовать черного косматого зверя – монстра. Благо нашлась красная ручка, чтобы сделать оборотню алые глаза.
Здание в лесу тоже заняло много времени. Раньше оно казалось мне обычной заброшкой, разрушенной пожаром, но сейчас я увидела в нем что-то новое. Давным-давно здесь вполне могла бы жить какая-нибудь дворянская семья. Здание напоминало усадьбу, разве что расположенную в глуши леса. И кто вообще додумался ее построить здесь?
Момент с крышей запомнился сильнее всего. Сверху к нам бежали люди с факелами – слепые. Впрочем, передвигались они уверенно, зная, где нас искать... Окружали, не давали возможности сбежать. Единственное, что нам оставалось – прыгать.
Уверенные, что разобьемся насмерть, а если не умрем, то точно покалечимся, мы прыгнули, а дальше...
«Прекрати!» – словно шипучая таблетка, брошенная в воду, раздался голосок в моей голове и затих. Навсегда.
Я ощутила небывалую легкость. Воспоминания больше не путались. Теперь я точно знала, что все произошедшее со мной в волшебном мире, – правда. И рисовать дальше не имело смысла, но мне так понравилось, что я продолжила.
Зеленое небо и голубая трава, разноцветный лес, красное поле, городок, полный сказочных существ... Телега с серым сеном, наивный мальчик Нестор и его злая сестра Марфа. А еще их добродушный дедушка – Цезарь. Они сытно меня накормили, а потом пришли полицаи. Я убегала словно зверек, загнанный в ловушку, пока не попала на многолюдную площадь, полную магов и чародеев в черных и серых мантиях. А впереди ждал белоснежный замок...
Я так увлеклась рисованием, что не услышала, как Филипп оказался за моей спиной.
– Ого, как здорово! – воскликнул он. – Я не знал, то ты так хорошо рисуешь. Красивая... Она настоящая или ты ее придумала?
Филипп пришел как раз в то время, когда я заканчивала выводить образ Амелии.
– Моя... – начала я отвечать словно на автомате, но вовремя спохватилась. Если я скажу, что-то типа: «Это Амелия – волшебница из другого мира и по совместительству моя родная мать», наверное, в моей адекватности усомнятся не только мама с Аней, но и брат. Нет, про волшебный мир лучше было бы не упоминать, поэтому я захлопнула тетрадь и уклончиво ответила: – Придумала.
–
