показаться, что они периодически отстреливались от невидимых преследователей из самого разнообразного оружия – железный конь Петровича был настоящий артист.
Что можно сказать о последующих днях в жизни Павла Васильевича?
Во-первых, Петрович был прав : ночь действительно оказалась принадлежащей им до самой последней звёздочки на остывающем сентябрьском небе, потому что в Тростянку они попали только на рассвете. А во-вторых, если бы дело было только в этом!
Впрочем, ночная поездка прошла вполне предсказуемо. Конь Петровича уральской породы уже в районе железнодорожного депо потребовал дозаправки – датчик уровня топлива был неисправен, и конь ни в чём не был виноват. Учитывая его необычайно солидный возраст, он творил чудеса, подпрыгивая на кочках Нефтяной улицы, ныряя в бездонные жерла ям и бодро выбираясь из них. Просто Петрович позабыл ещё одну канистру, и точно перед поворотом на трассу, как раз на том участке дороги, где начиналось более или менее приличное покрытие, волшебство закончилось - конь встал.
Следует заметить, что это самое место было настолько живописным, что вполне могло стать достойным кисти мастера, и в другое время Павел Васильевич непременно оценил бы это, но в тот момент он скользил по окрестностям равнодушным взглядом, думая совершенно об ином.
А между тем, по одну сторону от путешественников змеилась в густых камышовых зарослях запрудная речка, не смевшая нырнуть в травяные богатства тростянского луга по причине решительно сдерживающей её преграды - высокой галечной насыпи с проложенными рельсами, врытыми столбами и натянутыми проводами. За лугом пенились бескрайние леса, в которых сам Хопёр катил свои тяжёлые воды, орошая живительной влагой целые миры, щедро раскрошив по приделам своим множество болот, озёр и стариц. По другую сторону дороги утопал в уже осунувшемся многообразии плодовых деревьев дачный мир горожан, яркие разноцветные кубики домиков которого, построенные на разных высотах рельефа, тянулись по направлению к Балашову, оставленному позади – город преспокойно нежился в тёплом сентябрьском воздухе, устремляясь на холмистые возвышенности своими крайними улочками, украшенными кленовой позолотой. Наконец, впереди, прижавшись к обочине дороги, на самом повороте, уходящем в петлю путепровода, пристроилось несколько жилых домов в один и два этажа, появление которых в этом месте было вполне объяснимо находящейся чуть дальше железнодорожной развилкой и каменной будкой стрелочника. И надо всем этим раскинулось темнеющее бирюзовое небо, на горизонте которого солнышко уже укладывалось на ночлег за роящиеся там чёрные облака, высветляя их до благородных оттенков, и высветляя купола леса так, что можно было безошибочно определить местонахождение самого Хопра по широкой тёмной полосе, разделяющей лес на части.
Павел Васильевич вылез из люльки мотоцикла и устало опустился на траву, обхватив свою голову обеими руками.
-Хи-хи-чек-чек! Хи-хи-чек-чек! – посмеивались над незадачливыми путешественниками чеканы, а камышовки мелодично вскрикивали, то и дело разрывая сухие заросли своими маленькими крыльями.
Пару раз совсем рядом деловито крякнула утка, но резкие утробные звуки проносящихся по путепроводу автомобилей глушили голоса природы и Петровича, тщетно пытающегося отыскать свой мобильный телефон. Возле будки появился путеец в фирменном жилете оранжевого цвета с метлой в руках. Он с интересом поглядывал в сторону владельцев будущей ночи, опасаясь подходить ближе.
Требовался бензин, но топать за ним несколько километров назад в Балашов или же вперёд в Тростянку не очень-то и хотелось, и Павел Васильевич взял канистру и направился к путейцу.
Старик, выслушав просьбу, выудил массу подробностей о поездке, посочувствовал и отправил Павла Василевича «к коммунальщикам» – в поселение рядом с будкой, в котором нашлось два автовладельца, но они заломили за бензин такую высокую цену, что Павел Васильевич только махнул рукой.
-Каждый выживает, как может, - нагло заявили коммунальщики, - Ничего личного, это – простая коммерция. У вас проблема, мужики, и её скорое решение стоит денег. Не хотите – пешкодральте до заправки, вызывайте эвакуатор, толкайте сваю развалюху хоть к чёрту отсюда, нам по фиг. Кстати, есть обалденное горючее для души. А?
Такое горючее Петрович как раз-таки не забыл, а потому возвратился Павел Васильевич к своему другу, не солоно хлебавши.
-Барыги проклятые! – заругался Петрович, грозя кулаком в сторону коммунальщиков-коммерсантов, присевших у зарослей карайчика на свои канистры с бензином на случай перемены решения в их пользу,- Жаль будет, если я свой телефон потерял – найти не могу. Уж лучше б я его в гараже оставил, правда, Паша?
«Уж лучше бы ты сам в гараже остался!» - подумал Павел Васильевич, злясь на своего товарища, на его железного коня, на коммунальщиков, на Балашов, на природу – словом, на весь мир.
Но тут затрещал старенький Нокиа, и Павел Васильевич с радостью услыхал дребезжащий голос Торбайчика, почему-то отсылающего его, Павла Васильевича, в баню.
-Мы на трассе застряли! – закричал в полнейшем отчаяньи Павел Васильевич, - У нас мотоцикл заглох, Витя!
Телефон захрипел и тоже заглох – разрядился.
-Ну, едри его в коромысло! – заругался Петрович и открыл бутылку.
И когда солнышко последними лучами своими небрежно выкрашивало каменные подпорки путепровода в тусклый жёлтый цвет, когда со стороны луга явственно потянул ветерок неповторимым ароматом высушенного разнотравья, острое чувство одиночества пронзило грудь Павла Васильевича. Всё было не то, всё шло не так, как хотелось, и целому миру не было до него никакого дела.
Оставив Петровича и деда-путейца возле мотоцикла за важными разговорами, в которые пытались влезть коммунальщики-коммерсанты, он вышел на пустынную дорогу и услышал в отдалении гудок приближающегося поезда. В то же самое мгновение на путепровод влетел синий Беларус – он нёсся на огромной скорости, отчаянно грохоча всем своим существом. Из его кабины высовывался человек, делая широкие махи руками и что-то крича. Дед-путеец сорвался с места и помчался к своей будке, но прежде чем он достиг её, Беларус выскочил на переезд и под трескотню сигнальной сирены лихо миновал его. Павел Васильевич остановился посредине дороги, а Беларус, использовав приём профессионального дрифта, остановился в двух метрах от заглохшего мотоцикла и раскрывшего рот Петровича.
В следующую секунду, беспрерывно гудя, мимо всей компании пронёсся поезд Пермь-Новороссийск, мигая жёлтыми окошками, а из кабины Беларуса на землю выпал Торбайчик. Из другой двери Белоруса выскочил мужчина в телогрейке, широких семейных трусах и резиновых сапогах на босу ногу, и Тобайчиков стало двое.
Павел Васильевич вздрогнул и стал тереть пальцами глаза, а второй Торбайчик закричал Петровичу :
-Тормоза есть?
Петрович согласно кивнул в ответ.
-На тросА возьму! – крикнул второй Торбайчик, оказавшийся, как выяснилось впоследствии, Вальком – братом Торбайчика первого, и вскоре железный конь мчался по ночной трассе, разрезая холодный воздух, слетая с обочины на поворотах, в вожделенную Тростянку. Но облегчения Павлу Васильевичу это не принесло, потому как пунктом назначения был не его дом, а баня его новых друзей.
***
-Ну, чё, хата неплохая!- заявил молодой мужчина, оглядывая стены и потолки в квартире Павла Васильевича, - Делов тут, конечно, до фига, но если добазаримся, я всё как надо сделаю! – он подошёл к окну и потрогал деревянные рамы, - Вот эту ерунду по-любасу выкидывать и пакеты ставить. Стены выравнивать, полы перестилать, - он пружинисто покачался, не отрывая от пола ног, - Сантехника – ни к чёрту! – Поглядел в окошко, - И пустырь этот…Вот качалка рядом – эт хорошо! – Он широко улыбнулся, и круглое румяное лицо его сделалось ещё шире, - А эт чиво? – он почти прислонился лбом к стеклу, - Авария что ль?
Павел Васильевич подошёл ближе и увидел под окном огромные кучи чёрной земли вокруг глубокой ямы, в которой возле обнажённых труб возились двое рабочих ; третий сидел на корточках возле ямы и курил, сдвинув шапку на затылок.
-Не знаю, -Павел Васильевич пожал плечами,- Я же тут не живу.
-Я слыхал, что в ваших домах частенько воду отключают, - мужчина одёрнул на себе спортивную куртку и засунул кулаки в карманы.
-На лето отключают горячую, как и везде, - Павел Васильевич старался подавить в себе раздражение, вызванное этим покупателем, - а холодную – не замечал.
-Это типа, чтобы летом помыться, надо ведром воду греть? – весело спросил покупатель и захохотал, запрокинув голову.
Павел Васильевич отвернулся. «Не хочешь – не бери!» - подумал он и пошёл в зал. Там возле серванта стояла молодая женщина : в кожаной курточке, отороченной по воротнику чёрным блестящим мехом, в бархатных обтягивающих брючках, в сапожках на высоких шпильках, стройная – она была похожа на дорогую куклу. Впечатление усиливали белоснежные волосы, единой волной струящиеся по спине и плечам, огромная чёлка, из-за которой совершенно не было видно глаз и ярко накрашенные губы. В руках у посетительницы была золотая рыбка, которую Павел Васильевич привёз с собой из тростянского дома. Вернее, он привёз с собой сразу двух рыбок – на всякий случай, но на вид поставил только одну, другую же спрятал в один из ящиков серванта.
Если бы Петрович был сейчас рядом, он непременно подсказал своему другу, что покупатель не из вредности или по какой другой причине выискивает недостатки в квартире – он хочет сбить цену ещё до начала торгов, но Павел Васильевич уже и сам догадался об этом. Однако ему всегда казалось, что торгуются люди от бедности, а те, кто имеет определённый достаток, считают уступки унизительными…
-Лилёк, чё скажешь? – Мужчина неслышно вошёл в большую комнату.
Лилёк смутилась и быстро поставила рыбку на полку.
-Мне нравится,- еле слышно произнесла она, склонив голову чуть набок, и Павел Васильевич увидел, что глаза у неё светлые, а ресницы пушистые и длинные.
-А косяки за хатой есть? – мужчина широко расставил ноги, достал из кармана ключи с брелоком и принялся вертеть их на пальце, - Ну, жмуры там какие или ещё чего?
-Макс! – Лиля с мягкой укоризной посмотрела на своего спутника, как смотрят взрослые тётеньки на маленьких детей, задающих неудобные вопросы.
-А чё? – несмотря на свою внушительную внешность, Макс действительно походил на ребёнка, большого и хулиганистого, - Мож, тут кто ласты поклеил? Я не хочу. Будет потом тут приведение шататься…Пугать. Или вагон…В курсе? – он вперился тяжёлым взглядом в Павла Васильевича, - Ну, когда хата – пустая, и вроде всё в поряде, а потом расчудесным образом выясняется, что хата – резиновая, и куча народу в ней прописана. А ты уже такой - бабки в задаток отдал, кайфуешь – припала хатка! А хрен там! И-и-и потом начинаешь канителиться – выселять…выписывать…Ругаться, короче, - он повёл плечами и опять громко рассмеялся, - Я чё, не в курсах что ли? Первый класс, вторая четверть.
-Нет, - сдержанно ответил Павел Васильевич, - Я тут один был прописан. Уже выписался – могу домовую книжку показать. Что же
