Нашёл в своих домашних архивах три пожелтевших газетных вырезки. Мою статью в трёх частях о школьном товарище тёзке Владимире Якимове, ставшем нефтеюганским старожилом. Да, и не только он- с Северного Урала тогда приезжали в этот строящийся город многие мои земляки! Встретил однажды в начальственном кабинете инженера П., родом из деревни Семёново, что на берегу реки Сосьвы в Серовском районе, Свердловской области.
Знакомое поселение: добирались до него сельчане с ж.д. станции Сотрино только на лошадях и или пешком, все десять километров. Однажды даже меня попросили сопроводить туда робкую семёновскую женщину, слезшую в одиночестве с пассажирского поезда Серов-Сосьва- Егоршино- Свердловск. Медведи уже спали в своих берлогах, но волки-то рыскали в поисках добычи...
Виноват- отказался!
А в другой деревне, когда мы, сотринские школьники, были на уборке колхозной картошки, глубокой ночью запылала наша изба, где сгорели мои рабочие сапоги(ладно, что не сам!). Вся деревенская улица ярко и зловеще полыхала,как после фашистской бомбёжки!
Признаюсь: и тут я сплоховал! Утром на берегу Сосьвы нашёл рыбацкую лодку и на ней переплыл на другой берег, где была грунтовая дорога к станции Сотрино. В одних лёгких тапочках приплёлся домой, натерев на ступнях огромные мозоли.
("Дезертирство" моё учителя вроде простили). Зато как-то во время школьной линейки наша директриса объявила мне благодарность и вручила почётную грамоту за победу на районных лыжных соревнованиях.
Да, известного спортсмена из меня потом не получилось. Стал...журналистом! О чём, конечно, не жалею!
Этот очерк об однокласснике и прекрасном труженике Севера Володьке Якимове -лишь малая часть всей моей долголетней "писанины", объёмом в десятки томов толстовской "Войны м мира"!
Вл.Назаров
************
Судьбы людские
Треть века на экскаваторе
Линия жизни Владимира Якимова
1.Родом из детства.
НА СЕВЕРНОМ Урале есть небольшая железнодорожная станция Сотрино. Он родом оттуда, бывший экскаваторщик УМ-4 Владимир Николаевич Якимов. Там — его корни...
Пассажирский поезд Свердловск — Серов стоит здесь не больше пяти минут. В Сотрино они высадились впятером: Володя и Тамара с дочерьми, 78-летняя Мария Зотовна. Мамаша чувствовала себя неважно, но бодрилась. А до кладбища было добираться далеко. На попутном транспорте доехали до Скипидарки, а оттуда пришлось топать пешком. Пока тащились, настал обед. Здесь наскоро и перекусили, положив на родные могилы но яичку, несколько печенинок да карамелек.
— Увидимся ли больше, Коля? — всплакнула старая, припомнив всю свою нескладную жизнь и горькую долю мужа.
Лежал он тут, бывший бригадир - путеец, в сырой земле с двумя протезами на ногах (на склоне лет попал под колёса поезда и ему отпластнуло на одной полступни, на другой — чуть ли не полголени). Рядом — могила брата Леонида, тоже инвалида. Не пощадила судьба старших Якимовых, прокатилась по ним железным катком. Но до последней минуты старый коммунист железнодорожник Николай Якимов не сетовал, не жаловался на выпавшие ему трудности и невзгоды. Не в характере это было уральца!
-Ладно, мама, пойдём,-поднялась первой с кладбищенской скамейки Тамара,-поезд скоро...
Всплакнули ещё раз, проводили до дому отцовских сестер, тётю Раю и тётю Любу, и поплелись на станцию.
Мёртвые спали вечным сном, а живых, как всегда, впереди ожидала масса дел и хлопот.
Уже сидя в вагоне и глядя в окно на унылые пейзажи, покосившиеся тёмные избы на полустанках, вспомнил Владимир про свою болезнь: сердце защемило так, что он с тихим стоном затаил дыхание.
— Тебе плохо, сыночек? — всполошилась старая Зотовна и кинулась к проводнику за водой. Таблетки валидола лежали в кармане...
...Деревянные лотки-самокаты хрустко, со скрипом катились по заснеженной санной дороге. Мороз стоял, наверное, за тридцать, и мальчишки изрядно замёрзли.
Остановились на опушке леса.Темнело заснеженное поле, за которым светились огоньки деревни Еловое, растянувшейся по крутому правому берегу Падуна. Потушив коптящие факелы в банках, укреплённых на носах лотков, пацаны зарыли последние в снег у высокой лиственницы. Похлопывая себя по бокам заледеневшими варежками, дружной стайкой побежали к школе. Миновали крутой спуск, взобрались на другой берег Падуна — и вот оно, тёмное здание четырёхлетки.
Никого ещё нет. Спит в своей холодной комнатёнке директор школы Юрий Петрович. Кто-то из пацанов уже барабанит в закрытую входную дверь; в проёме окна появилось бледное лицо, фигура в кальсонах, и вот Юрий Петрович отпирает засовы, распахивает скрипучую дверь. В клубах морозного пара вваливаются мальчишки в помещение— и сразу к горячей железной печке, где весело потрескивают дрова. Чумазые от копоти мордашки, лишь зубы сверкают, когда хохочут пацаны, рассказывая о своих приключениях. Среди них и автор этих строк, и маленький Володя Якимов...
...Мы сидим в уютной трёхкомнатной квартире пятиэтажки, что в девятом микрорайоне Нефтеюганска. Владимир Николаевич Якимов—один из его старожилов: прилетел сюда с женой еше в марте 1965 года. Собственно, города тогда не было, а имелась большая деревня Усть-Балык нв левом берегу Юганки. Но разговор об этом чуть позже, а сейчас ветеран Севера вспоминает своё детство. Как картинки в цветном волшебном фонаре проходят перед нашим мысленным взором эпизоды далёкого прошлого. Память у моего одноклассника прекрасная, ничего не забыл...
- А помнишь, как Пупков топором изрубил все наши лотки? — спрашивает Володя.
И я вдруг вижу сосновый лесок, старую лиственницу, изрытый, примятый снег вокруг. А на нём доски, щепки, ошмётки ледяных подошв лотков. До слёз жалко свою технику: три километра от дома до школы и обратно с самокатом пролетали незаметно. Ледяная доска с рулём и сидением для пассажира развивала большую скорость, особенно с крутых горок. И однажды маленький ездок, не сумев затормозить на повороте, врезался в белого Орлика, лошадь самого коменданта Попова (в деревне Еловой жили ссыльные, в том числе и немцы, посему имелась комендатура, овчарка и даже КПЗ). Возможно, по приказу самого коменданта и изрубил наши лотки смазчик с железной дороги Сашка Пупков. Опомниться от такого варварства мы не можем и сегодня: велики детские обиды!
В начале пятидесятых годов селение Еловое было, как говорится, забыто самим богом. Жаловаться на самоуправство взрослых оказалось некому. Кому-то отцы сколотили новые лотки, кто-то стал добираться в школу в качестве пассажира (естественно, по переменке везли и хозяина транспортного средства). А через год-другой в Сотрино построили новую деревянную школу десятилетку. Эпопеи и приключения наши во многом закончились.
У коменданта тоже были дети — Лёнька и Вовка. Учились они с нами. И как-то, помнится, крутой Попов снизошел до чужих мальчишек и посадил в кошеву. До сих пор помню ворох пахучего сена в развалистой кошеве, быстрый бег Орлика по заснеженной дороге, сказочный лec по сторонам.
— В душе он неплохой, добрый был человек, — говорит Володя про коменданта Ивана Петровича Попова,- подстригал вседа нас, обросших, своей ручной машинкой. Ведь никаких парикмахерских в такой глуши тогда не имелось...
Что ж, пусть будет земля ему пухом, как и многим нашим учителям, умудрявшимся в невероятно трудных условиях вкладывать в сорванцов хоть какие-то знания.
Работая уже на Севере на тяжёлом экскаваторе, Володя Якимов не раз вспоминал ту начальную школу - четырёхлетку, уборщицу немку, докрасна натапливающую печи в классах. Муж её, дядя Егор, работал на электростанции. И когда в сильные морозы на маленькой ГЭС
(дававшей электроэнергию деревне только по утрам и вечерам) не ладились дела, учителя и их воспитанники шутливо вздыхали:«Не иначе дядя Егор опять трубку потерял!» А директор Юрий Петрович милостиво разрешал: «Сегодня, ребята, не учимся!»
И пацаны с весёлым галдежом бежали обратно на мороз, к своим лоткам-самокатам, предвкушая весёлые игры в дороге.
— Раньше мы гораздо интересней жили, чем нынешняя молодежь, — считает мой одноклассник Владимир Николаевич Якимов, — столько занятий находилось всегда...
Соглашаюсь с ним. Лес, речка, грибы, ягоды, сенокос, заготовка дров в лесу и дома, другая помощь родителям по хозяйству (огород, пастьба скотины) — всё это не давало скучать. Организовывали в свободное время целые военные баталии на окрестном болоте с деревянными автоматами и винтовками, с разведкой, наступлением красных и т. д.
Зимой однажды на дороге из огромного сугроба снега вырезали... танк, облили водой — я все проезжающие лошади шарахались от него.
А ещё раньше, когда Володька Якимов и в школу-то не ходил, большим развлечением для местной ребятни была соседняя воинская часть.
Там, в клубе, регулярно показывали кино, в том числе и «Тарзана», но пацанов на сеансы не пускали. И моего друга Володьку Якимова пронёс как-то в зал под полой шинели один солдат.
Но сколько хлопот военным, а также своим матерям причиняли тогда сорванцы! Как и всякие мальчишки, мы были неравнодушны к автоматам, винтовкам, патронам н нередко наведывались на склады военного имущества, стоявшие на высоких сваях. Они были старые, со щелями, и ребятня никогда не возвращалась без добычи. Часовой однажды подстрелил собаку Володьки Якимова, а ведь могли пальнуть и по самим мальчишкам, особенно в темноте.
Добытые патроны обычно клали на рельсы перед идущим на всех парах паровозом. Машинист на повороте не успевал ничего заметить, а через минуту под колесами начинались громкие хлопки, как будто рвались железнодорожные петарды (сигнал опасности впереди!). Паровоз резко тормозил, вагоны с лесом толкали его под уклон. Машинист зло ругался, снова разводил пары и ехал дальше. А потом технари перестали даже замечать «стрельбу», хотя крупные патроны от ПТРов (противотанковых ружей) рвались под бандажами колес с оглушительным звуком.
Жгли мальчишки найденные патроны (а военные во избежание греха позарывали в землю промасленные ящики, побросали в речку, — видно, «лишним» оказалось это имущество нестроевой, то ли ремонтной, то ли хозчасти) в больших кострах. Стоял как-то Володька у своего огорода, смотрел с раскрытым ртом на это зрелище. И тут началась беспорядочная пальба. Только года через четыре обнаружил мой друг желтый блестящий предмет, глубоко застрявший в десне —пистон от разорвавшегося патрона. До сих пор не может понять, как он очутился там. А вот глаза могло повыбивать, это точно! В конце концов, солдаты потом сами взялись уничтожать боеприпасы...
...Почему так ярки детские воспоминания? Может, потому, что они дают силу и волю к жизни взрослому человеку. Как бы ни трудно было потом тебе, всегда можешь окунуться в волшебное кино воспоминаний и однажды удивиться: неужели это был я? Доверчивый и дерзкий, робкий у школьной доски и беспредельно отважный, если тебя вдруг назначили в «разведку» в мальчишеской игре. Получавший двойки по русскому (не давалась грамматика!) и однажды на пятёрку написавший сочинение на тему: «О полку Игореве». И в честь этого древнерусского князя назвавший сына-первенца.
Всё было в детстве, в том числе и боль, и обида, и несправедливость
И отец драл
