В этом году я вышел на пенсию. Последнее время жил с дочерью, но она вышла замуж и уехала в Канаду, увезла с собой и внука. Квартира, купленная для них, стала не нужна, и я решил пускать в неё жильцов. Теперь меня можно считать вполне обеспеченным и свободным. Читать целыми днями надоедало и я выбирался иногда в музеи или на выставки.
В этот раз решив пойти в Третьяковскую галерею, пригласил женщину, знакомую со школьных лет, которую могу назвать своим другом. Большинство картин, попавших на стены этого музея, собирал ещё Павел Третьяков, и как бы ни относиться к этому, любая коллекция во многом отражает вкус её хозяина. И всё же мы привыкли считать, что здесь собраны лучшие картины, и входим туда с благоговейным почтением.
В этот раз, первые залы мы пробежали быстро. Нам хотелось увидеть передвижников. Внимательно просмотрев множество произведений и уже порядком подустав, мы подошли к картине Ивана Крамского с названием «Неизвестная», хотя известности этому полотну не занимать. Это произведение поступило в галерею, когда Третьякова уже не было в живых.
Некоторые зрители находят в картине тональную ошибку или небрежность художника. Очевидно, что портрет написан в мастерской, при направленном свете. На её лице такие тени и блики, которые не могут быть при рассеянном дневном освещении и дымчатом небе.
-Как ты думаешь?, - спросил я, глядя на изображённую молодую женщину, - что это? Портрет чей-то или вымышленный образ?
И, не дождавшись ответа, продолжил:
-Уж очень эффектная женщина. Конечно, найден идеальный момент. Смотри, как повёрнута и чуть приподнята голова, а глаза немного прикрыты, красивые, тёмные, южного типа. Они производят впечатление, столь сильное, что, мне кажется, не каждый мужчина решится на попытку обладать такой женщиной. Говоря это, я на всякий случай улыбнулся.
-А тебе она нравится? - ответила она вопросом.
-Как сказать? Красива, очень, но в жизни, в суетном движении, в ином окружении и на другом фоне эта покоряющая красота была бы не столь ярко выражена. Вот мне и кажется, что Крамской поставил цель, создать некий идеал, и не просто идеал, а совершенство, которое знает, что оно совершенно.
-Зря ты так думаешь. Я читала об этой «Неизвестной» разные оценки. Одна из версий утверждает, что только женщина полусвета может так высокомерно смотреть и быть так вызывающе богато одетой. Хотя, обидно для женщин это слышать. Ведь она одета по моде тех лет и вовсе не вызывающе и не пошло. Другая версия предполагает, что изображена представительница буржуазной семьи, получившей доступ к большим деньгам и кичившаяся этим.
Она замолчала и хотела идти дальше, но не пошла видя, что я стою у картины, не двигаясь и медленно говоря, рассуждаю:
-Нет, эта версия тоже не годится. Ведь, если бы Крамской хотел показать только это, он обязательно добавил бы и другие подробности. А на этой картине главное только Она. А всё остальное написано лёгким тоном для того, чтобы ничего не отвлекало внимание, направленное только на Неё.
Я видел, что и моя подруга заинтересовалась и как-то внимательно стала смотреть.
Дальше по галерее мы уже не пошли, решив сохранить впечатление от этой последней картины. Спустившись вниз, зашли в кафе, чтобы отдохнуть и выпить по чашке кофе. В каждом музее перед тем, как идти по домам, мы любили так посидеть, немного поговорить о чём-нибудь, а главное обменяться впечатлениями. Мне всегда было интересно послушать её женское мнение. В этот раз стали говорить о картине Крамского.
-Что ты, всё же, о ней думаешь? - первым успел спросить я. Она ответила не сразу, немного помолчав:
-Эта картина написана для вас, - и, опять помолчав, добавила, - и для нас.
Я не понял, но продолжал молчать, ожидая, что она скажет дальше.
-Это обычная женщина. Может быть мужчинам она кажется идеальной из-за прекрасной внешности, которую создал художник. Но главное не это. Идеал не в этом. Крамской глубже. Если бы мы, женщины так высоко ценили себя и дорожили вниманием к себе, именно так как она, то и вы, мужчины, относились бы к нам иначе. Женщина должна знать своё достоинство, тогда оценят и её. Это не высокомерие. Я знаю, что говорю.
А я молчал, хотя чувствовал, что она права, но трудно было сразу всё осознать, никогда не думал так, сам никогда бы это не понял.
Почему-то вспомнился Иннокентий Анненский:
«Из заветного фиала
В песни эти пролита
То ли муки красота,
То ли мука идеала…».
Мы пошли в гардероб. Я взял её шубку и приготовился надеть ей. Тут она повернулась лицом в мою сторону, немного подняв его. Я замер от неожиданности. На меня смотрела, чуть прищурив глаза, "Неизвестная" с картины Крамского. Прошла секунда. Я замер. Она улыбнулась.
