Я давно знал о существовании этого необычного парка. Но все как-то не случалось там побывать, хотя и находился он рядом с оживленной магистралью, километрах в сорока от города. Слышал, что немногочисленным посетителям сторож рассказывал историю об одиноком скульпторе, который жил и творил в этих местах лет двадцать назад. Ваятель, о странной душевной болезни которого ходило множество легенд, придумывал образы для своих творений, находясь в своеобразном трансе. И скульптуры выходили страшные в своей узнаваемости. Весь сонм человеческих пороков был представлен в гипсовых фигурах жутковатого парка. Оттого и смотрелись они словно живые. А еще ходили упорные слухи, что ночью этот парк следует обходить стороной. Много чего странного рассказывали…. Я никогда не доверял этим байкам, посмеивался над ними, с гордостью называл себя циником, Фомой неверующим. Зачем мне, успешному бизнесмену, владельцу целой сети спортивных магазинов, вся эта чертовщина? А теперь думаю: не попади я однажды в этот странный парк, так бы и прожил свою жизнь в бесконечном и картинном беге прыгнувшей в колесо замученной белки. Хотите знать, что со мной произошло?
В тот день я возвращался в N-ск после успешных переговоров с партнерами по бизнесу. Дело было ранней осенью, когда постепенно остывающий воздух еще пахнет опадающей листвой, а не первыми заморозками. Внезапно мое внимание привлек рекламный щит, предлагающий посетить парк гипсовых скульптур. Удивительно, почему я раньше его не видел? Наверное, так бывает. Сотню раз проезжаешь мимо одного и того же места, а на сто первый замечаешь то, чего раньше здесь как будто и не было. В общем, помню, что тогда меня посетила странная мысль: не заехать ли в этот парк? Тем более что находился он рядом с трассой, а до наступления сумерек было еще часа полтора. Повинуясь внезапно возникшему порыву, я развернул машину. Ее пришлось оставить на обочине, так как подъезда к парку не было. За рекламным щитом начиналась бетонная дорожка, которая вела к опустевшему пристанищу ушедшего в иной, лучший, мир ваятеля. На схеме, которая была представлена в самом начале пути, указывалось, что собственно сам парк находится за домом скульптора. Были даже показаны аллеи, вдоль которых располагались те самые, внушающие страх многим посетителям, фигуры. В общем, все как обычно. Но, вступив на дорожку и пройдя несколько сот метров, я вдруг понял, что до дома не так уж и близко. Это было странно, так как он хорошо просматривался с дороги. Отступать от задуманного было не в моем упрямом характере. Вспоминая это, думаю, что, может быть, впервые в своей жизни я тогда испытал ужас от осознания того, что здесь происходит нечто странное. Да, не страх, а именно ужас от присутствия вывернутой наизнанку действительности. Дом скульптора, небольшое деревянное строение с мезонином, был на виду. Но, вопреки здравому смыслу, мною, кажется, было пройдено не меньше трех километров. К тому же часы показывали, что еще немного, и начнет предательски темнеть. Мне бы развернуться и уйти. Но, сам не понимая почему, я продолжал упорно идти к своей цели. В общем, сознание мое пребывало в каком-то оцепенении. Сейчас думаю, что даже если бы я и сделал попытку вернуться к машине, у меня ничего не получилось. До дома скульптора удалось добраться, когда почти сгустилась вечерняя мгла. Ну и зачем мне нужен этот парк с усыпанными опавшими листьями дорожками в полной темноте? Я чертыхнулся и повернул к выходу.
– Постойте! – послышался мужской голос за спиной. – Не уходите! Я сейчас включу свет, и вы все увидите.
Действительно, сразу же зажглись фонари, стало светло. Я обернулся и увидел невысокого роста, с седой шевелюрой и такой же белой густой бородой пожилого человека, вероятно, сторожа. Несмотря на осеннюю прохладу, он был легко одет. Потертые джинсы, белая рубашка с длинными рукавами и вязаный меланжевый жилет. На ногах резиновые галоши. Я тогда подумал, что ему, должно быть, странным кажется визит уже не молодого человека в дорогом стильном пальто и легких туфлях, испачканных глиной, который забрел в малопосещаемый парк в неурочную пору. Сторож подошел ближе.
– Не уходите, прошу вас! Ведь вы зачем-то сюда пришли? Пойдемте со мной, увидите много интересного. Этот парк стоит посетить хотя бы раз в жизни.
Что ж, пойдем. Раз уж судьба занесла меня сюда попутным ветром. К тому же сторож хоть и не внушал особого доверия, похоже, совершенно искренне желал показать мне гипсовые изваяния.
– Вам здесь не страшно одному? – спросил я своего провожатого.
Он повернул голову и посмотрел на меня. Глаза! Я понял, почему старик не внушал доверия. Его глаза были пусты, словно две только что выкопанные ямины. Как глазницы у черепа. Они ничего, абсолютно ничего не выражали. Мне стало не по себе. Подумал: наверное, я слишком устал, вот и мерещится всякая чертовщина.
– Мне уже давно ничего не страшно, – глухо ответил старик на мой вопрос. – Да и кого бояться?
– Ну, положим, хулиганов всяких.
– Здесь мало кто бывает. Мои творения никому не интересны.
– Вы сказали: ваши творения? А разве вы не сторож?
Меня уже мало забавляло все происходящее. Не скрою, хотелось одного – бежать подальше от столь странного места.
– Вот мы и пришли, – сказал старик, распахивая маленькую калитку. – Добро пожаловать в парк гипсовых скульптур!
В первый момент я растерялся. Выхваченные светом фонарей из сгустившегося вечернего сумрака фигуры производили жуткое впечатление.
– Вы знаете, что-то расхотелось мне осматривать парк, – сказал я старику.
– Не уходите, я вам сейчас кое-что интересное покажу.
Старик пошел впереди меня по узкой аллее, я, оглядываясь по сторонам, следом.
– Вот, смотрите, – он остановился рядом с изваянием маленького ребенка.– Вам это ничего не напоминает?
– Скажите, почему у фигур такие странные глаза? Они смотрят как живые.
– Да, вы правы. Все дело в том, что глаза у них настоящие, вернее, это человеческие протезы. Иначе было не добиться нужного эффекта.
– Смотрится жутковато, – заметил я.
– Они живые, – произнес старик и погладил фигуру ребенка по голове.
– Кто живой? Гипсовые изваяния? – мой голос предательски дрогнул.
Первое, что пришло на ум: старик сумасшедший. Это многое объясняло. Но заставило меня насторожиться. Мало ли что на уме у сумасшедшего. Единственное, что успокаивало, это то, что справиться с ним мне не составило бы большого труда. Тщедушная фигура против груды накаченных мышц.
– Я не сумасшедший, – внезапно сказал старик, словно прочитал мои неутешительные мысли. – Хотя меня таким многие считают.
– Знаете, я все же пойду, поздно уже.
– Нет-нет, останьтесь. У вас никогда больше не будет возможности так глубоко заглянуть в себя.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал я, наблюдая, как старик бережно смахивает рукой со скульптуры ребенка прилипшие к ней листья.
– Да, именно так. Заглянуть в себя. Ведь мои творения не просто образы. Это то, что живет в каждом из нас. Наши души и есть парк подобных скульптур. Это потаенный мир, который мы тщательно скрываем от посторонних глаз.
– Все это интересно, но пока малопонятно для меня.
Кажется, впервые за все то время, что я находился в парке, мне стало любопытно. Мой провожатый, по всей видимости, искренне считал себя умершим скульптором. Но ни агрессии, ни истинного помутнения рассудка я у него не заметил. И немного успокоился. Мало ли непризнанных «гениев» живет среди нас. В конце концов, в каждой палате есть свой Наполеон.
– И все же обратите внимание на ребенка. Что вы можете сказать об этой скульптуре? – вновь обратился ко мне старик.
– Только то, что на нее пошло меньше гипса, чем на остальные фигуры,– ответил я ему, пытаясь пошутить.
– Гипс не главное. «Ребенок» – мое первое творение. Именно с него я начал поиск извилистых тропок в дебрях человеческой души. Смотрите сюда. Смотрите внимательно. Это не просто ребенок. Это первооснова нашего бытия. Альфа и омега. Все наши пороки уходят корнями в детство. Факт плохо осознаваемый, но непреложный.
– И мои пороки родом из нежного возраста? Что-то верится с трудом, – сказал я, разглядывая фигуру похожего на эмбрион ребенка.
– Конечно! – воскликнул старик. – Смотрите! Вот она – первооснова. А теперь мне бы хотелось показать вам другие скульптуры. Пойдемте.
Он снова пошел впереди меня по аллее, но внезапно свернул в сторону. Я остановился, раздумывая: стоит ли мне пускаться в дальнейшие авантюры или все же уйти, хотя это и было невежливо.
– Где же вы? – послышался чуть глуховатый голос старика. – Идите сюда, не бойтесь.
– А чего мне бояться? – с вызовом ответил я и пошел на зовущий меня голос.
– Смотрите, – старик указал пальцем на фигуру, пожирающую плоть человека. – Мы все каннибалы. Хотя и боимся признаться себе в этом. Человек никогда не насытится, пожрав своего ближнего, примется за остальных. Я так и назвал этот образ – «Каннибал». Признайтесь себе, что неоднократно питались человеческой плотью.
– Ну, это вы чересчур.
Мне стало не по себе.
– А разве не так? – старик похлопал меня по плечу. – Когда вы были малы, питались материнской плотью. Потом усложнили задачу. Стали пожирать чужие эмоции, время, надежды. Когда выросли, умножились и ваши аппетиты. Вы кто по роду занятий будете?
– Бизнесмен, а что?
– Партнеры по бизнесу… Разве в вашей среде не пожирают друг друга? Пойдемте дальше. Эта скульптура мною названа «Страсти».
Я поднял глаза. Сверху вниз на меня смотрела фигура человека, разрывающего одежды.
– Одежда – это наша оболочка. Страсти срывают ее, обнажая нутро. А там, увы, притаились другие фигуры. Похоть, ложь, предательство. Вот они, вылезают из недр человеческого естества.
Я посмотрел на скульптуру, из груди которой выглядывал трехголовый дракон. Рот ее был перекошен, то ли в крике боли, то ли удовольствия.
– А этот образ, – старик указал на изваяние женщины со скрещенными на груди руками, как это делают на причастии, и длинным языком, свешивающимся на грудь, – «Лицемерие». А вот то, что я называю «Пустотой».
Слабо освещенное желтым светом фонаря, в тени «Лицемерия» стояло странное изваяние, у которого в передней части туловища чернела огромная дыра.
– Это, полагаю, и есть « Пустота»? — спросил я, разглядывая скульптуру.
– Пустота есть следствие незрелости души. Из нее как из первопричины рождаются пороки. Хотя бы эти…
Я шел следом за моим странным гидом. Он показывал мне необычного вида фигуры, поясняя: чревоугодие, лень, несдержанность, болтливость. А это злоба, жестокость, равнодушие. На минуту мне вдруг показалось, что все изваяния действительно живые. Они шевелились. Хотя нет, умом я понимал, что колышутся тени от низко нависающих ветвей деревьев.
– Странный парк, – только и нашелся что сказать, когда старик снова подвел меня к статуе свернутого в эмбрион ребенка.
– Я показал вам свои работы, которые отражают человеческую сущность. Гипс – непрочный материал. Его легко разбить. Только многие ли это делают со своими, находящимися глубоко внутри гипсовыми скульптурами? Нет, мы ими дорожим, как ценным мрамором.
