считала уродиной, поэтому и не лезла к ним. Приходила, когда приглашали – на дни рождения, Хэллоуин отметить, на девичники и т.п. В классе никто из парней не проявлял к ней особого интереса, она вечно сидела на второй парте у окна и на переменах учила ирландский. Ее часто называли зубрилкой, она давно привыкла к этому. В классе мало кто дружил по-настоящему. После учебы все разбегались в разные стороны. А парочки то и дело ссорились, сходились, расходились, страдали. Айне наблюдала за этим, а потом слушала разговоры подружек в кафе, где они обедали после занятий. Все разговоры подруг были только о парнях. Поэтому Айне почти не принимала в них участия. Незаметно для себя за последний год она стала молчуньей, хотя на самом деле имела живой и доброжелательный нрав. Но если раньше она стремилась дружить с девочками и заботиться о них, делиться чем-то, рассказывать что-нибудь интересное, сейчас все это стало ненужным. У нее остались только книги, в которых она выискивала и находила для себя почти все необходимое. Кроме художественной литературы ее стали интересовать литературоведческие статьи и исследования, которые порой были ничем не хуже остросюжетных детективов, поскольку в них прослеживался весь поиск истоков того или иного произведения великих авторов, а так же предлагались различные версии тех или иных событий, повлиявших на рождение сюжетов и деталей текстов. Она увлеклась трудами Юрия Лотмана, его "Беседами о русской культуре", а также такими работами, как "Структура художественного текста", "Семиотика кино и проблемы киноэстетики". Такие исследования изобиловали отсылками к историческим и другим документальным источникам, что так же расширяло кругозор и знания Айне. Чтение заводило ее иногда почти в непроходимые дебри, расшифровать которые помогали только такие литературоведческие статьи. В них часто пояснялся тот смысл, который вкладывал в текст исследуемый автор. Это порой настоятельно требовалось, поскольку взгляды людей 18-19 веков или даже просто прошедших десятилетий иногда разительно отличались от современных. Да и сами произведения иногда имели достаточно скромный объём по сравнению с трудами критиков и историков литературы, как это случилось, к примеру, с небольшой новеллой Просперо Мериме "Кармен". Когда Айне прочла ее, то сюжет и сам текст не впечатлили ее, но она захотела понять, почему так много копий сломано на тему этого произведения, и почему по ее сюжету созданы известная всему миру опера Бизе и балет Кармен-сюита Щедрина с великой Плисецкой в главной роли.
Айне совершенно не нравилась Кармен и ее мужчины у Мериме, однако и опера, и балет прославляли безумную страсть и любовь, ради которой не жаль жизни и чести, поэтому она перечитала кучу статей и исследований об этом. И даже, решив понять, что же двигало героями "Кармен", нашла материалы по описанию характеров и темпераментов цыган, испанцев, а заодно и людей других национальностей. Все это относилось уже скорее к антропологии и психологии, которыми она также стала интересоваться. По этой же теме шли очерки о сексуальности представителей различных народов. Очень многое ее не просто удивляло, а крайне изумляло, поскольку в себе она не находила склонности к каким-то чересчур сильным влечениям, не говоря уж о страсти к чему-либо. Понять экзальтацию и безумные чувства у героев некоторых книг она так же до конца не могла. Ее привлекала интеллектуальная проза, описывающая скорее внутренний мир человека, нежели происходящие события. Так постепенно она потеряла интерес к сюжетным текстам и полюбила литературу рефлексии и философского смысла. А для этого ей приходилось прочитывать массу статей и больших трудов философской направленности о литературе и писателях.
Но читать все это без живых объяснений многих вещей было крайне трудно, поскольку многое оставалось для нее непонятным и не расшифрованным. Так постепенно она пришла к желанию стать литературоведом. Мать крайне удивило это, поскольку она всегда считала Айне неугомонной вертушкой, правда, последние два-три года дочь повзрослела и полюбила уединение. Мать считала, что Айне читала литературу о любви, что было бы естественно в ее возрасте. Но с этим никак не вязалось желание выбрать столь академическую специализацию, как литературоведение.
Однако бабушка Дарина полностью поддержала выбор Айне и очень радовалась тому, что внучка начала оправдывать ее надежды. И Коннор оценил желание дочери пойти учиться на филфак. Не зря она так усердно учила языки. Он много говорил с ней через интернет о том, что она читает и самым ценным считал, что ее выбор пал на Джойса и Беккета, но не просто выбор. В разговорах с дочерью он выяснил, насколько глубоко она понимает такие сложные тексты и не просто понимает, а чувствует их. Он хотел, чтобы она попробовала и сама что-то писать, но Айне была к такому не готова, по крайней мере, пока.
Иногда она звонила Максу в его увольнительные. Они болтали о том, о сём, об общих знакомых, о родителях, о планах на будущий год. Ей хотелось его увидеть, но мать не разрешала ей поехать к нему в часть.
-Тебе всего 16 лет, все что угодно может случиться в дороге. Ты никогда не ездила в поездах, и даже не знаешь, где в вагоне находится туалет и как набрать кипяток в титане. О чем тут говорить.
-А что такое титан? – спросила Айне.
-Вот и я о том же, – сказала мать.
Конечно, Айне ездила в электричках, но на дальние расстояния она с семьей всегда летала самолетом. Выяснив, что почти ничего не знает о поездах, она решила тайком от матери съездить к Максу в Псковскую дивизию. Договорилась с ним об этом и даже купила билеты на Ласточку туда и обратно на ближайшую дату его увольнительной. Об этом она сказала только его маме и очень просила не выдавать ее. Мать Макса собрала для сына гостинцы и подробно описала, как и где Айне может увидеть Макса. Тётя Вера заранее забронировала на сутки номер в мини-гостинице, чтобы Айне могла накормить Макса тем, что приготовила его мама.
***4
-Признавайся, на кого заглядывалась в мое отсутствие? – смеялся Макс, обнимая приехавшую к нему Айне.
-Ни на кого. Я теперь все время читаю,– отвечала она, отстранившись, потому что хотела разглядеть его получше.
-Читаешь? Про любовь?
-Ну и про любовь в том числе. Кармен прочла. Слышал?
-Да, видел. Мать меня когда-то давно на оперу водила, приобщала к мировой культуре. И там эту Кармен какая-то грудастая тётенька исполняла. Я так и не понял, почему такую толстуху сразу два мужика без памяти любили, так что один ее даже порешил.
-Грудастых тётенек не видела, я в интернете балет смотрела. Завораживает. Хотя, что там у них с любовными делами было, так и не понимаю. Полный разврат, который Кармен называет свободной любовью. Она с мужиками направо и налево крутит, у нее еще и муж имеется, сидит в тюрьме, а она двух новых любовников заводит. О какой любви тут может идти речь, если это сплошные измены и предательство. А везде пишут – страсть. Это же что-то короткое, как вспышка. А любовь…. это навсегда.
-Понятно. Так и осталась идеалисткой.
Они взяли такси и поехали в мини-отель, где Макс набросился на еду.
-Вас голодом морят? Ты вроде худым не выглядишь, – внимательно наблюдала за ним Айне.
-Нет, кормят нормально. Просто домашнее – вкуснотища. Ты тоже поешь, а то совсем исхудала. Выросла чуток.
-Да, скоро брекеты сниму, через месяц. Останутся только окуляры.
-Очки не портят тебя, еще бы оправу подобрать.
-Эта оправа непростая, она регулируется. Я ведь до сих пор расту.
-А, ну да. Совсем забыл, что ты еще малая,– засмеялся Макс. Потом, когда он поел, то сказал:
-У меня увольнительная до вечерней поверки, и у тебя Ласточка. Так что пойдем, немного погуляем, мороженое поедим.
-Да, ты же всегда сладкоежкой был, – улыбнулась Айне.
Они собрали контейнеры из-под еды в сумку и оставили ее в гостинице. Айне предстояло еще поужинать здесь до отъезда на вокзал.
На улице он держал ее за руку, как раньше, в детстве.
-У тебя такая красивая форма, все наверно думают, что я твоя девушка, – сказала Айне.
-Так и есть, – ответил Макс.
-Как это? Правда? – изумилась она, глядя на него расширенными синими глазами.
-Правда,– сказал он, оглянулся вокруг, а потом быстро склонился к ней и поцеловал в губы.
Айне застыла от неожиданности, потому что поцелуй был очень короткий, всего мгновенье.
-Ты…ты, так разве целуют?
-Цыц, малявка. Тут людей слишком много, а тебе всего 16. Жди своего часа.
-Хорошо, но все остальное?
-Что именно?
-Ну… нежные слова, признания, подарочки.
-Вернусь домой, разберемся, какие тебе нежные слова говорить и признания. Насколько я понимаю, глупая ты еще. Так что пока только гулять за ручку.
-Глупая? Я?! Да я, знаешь, какие книги читаю, я философию и антропологию уже изучаю, на филфак поступать хочу.
-Молодец. Но в любви глупая.
-В любви? – она запнулась и посмотрела на него.
-Пошли, мороженого очень хочется, – засмеялся он.
В кафе-мороженое он ужасно ее смешил армейскими байками, а потом под столом снова взял за руку и слегка пожал ее. У Айне так сильно билось сердце, она боялась, что другие люди могут услышать его.
-Знаешь, – сказал Макс, когда они шли по улице, – Я не могу говорить всякие нежности, все это мне фальшивым кажется. Фильмы всякие романтичные… начинаю смотреть и бросаю, слащаво все это. Я другое кино люблю, серьезное. Но не потому, что не верю в чувства. Не верю в то, что с экрана показывают. Настоящее – оно все другое, живое, с запахом и вкусом. Как твои губы, например. Но ты больше не приезжай ко мне.
-Почему?! – изумилась Айне.
-Потому. Мне трудно с тобой сдерживаться.
Напоследок он обнял ее и зарылся носом в ее волосы:
-Рыжуля… Дождись меня.
Она попыталась обнять его в ответ, но он почти оттолкнул ее и быстро побежал на автобус. Она стояла и смотрела, пока автобус не скрылся в потоке машин.
Мать так и не узнала ничего. Айне вернулась только к полуночи, прикинулась, что загулялась с подругами. А тете Вере перед этим занесла сумку с контейнерами и сказала:
-Передает привет. Здоровый, веселый, румянец во всю щеку. И очень красивый в форме.
***5
Айне теперь часто писала Максу письма в инете. Поскольку особых событий в ее жизни не происходило, она писала обо всем, что видела и слышала. О воробьях, дравшихся за семечки, рассыпанные кем-то из прохожих – неужели кто-то еще покупает и щёлкает семечки, как в былые времена? Об очень колоритных старушках в очереди в супермаркете – сейчас только такие старушки наверно и ходят за продуктами с кошельками и в очередь выстраиваются, занятые люди давно заказывают доставку продуктов на дом. Писала о соседских мальчишках-десятилетках, которые устраивают посиделки на последнем этаже подъезда, пока их родители на работе. Одним им гулять строго запрещают – не старые времена, когда с пятилетнего возраста пацаны гоняли по улицам и дворам безо всяких ограничений. Писала об одноклассниках – о своих наблюдениях за ними и выводах о том, какой у кого характер. Макс, наверное, смеется над моими письмами, хотя и не признается, думала она, не хочет обижать, ждёт, когда я повзрослею. А я, между
