— Не знаю. Думает, — да и я надеюсь, — что всеобщей мобилизации не будет, — Лиза перевернулась на бок и положила руку под голову. — Ты про цены лучше расскажи: дорого там покраска стоит?
— Та гроши́ по сравнению с нашими ценами. Если деньги будут, Лиз, то жизнь будет в ажуре.
— Да понятно… если они будут. А если нет? Что тогда? Вот и спрашиваю: на пособие беженца можно нормально прожить?
— Не шикуют, конечно, с таким статусом, но на хлеб и горилку хватает. По крайней мере, мало кто из наших вкалывает — в основном бездельничают. Ты скажи Павлику, что Стёпа поможет с работой… Проживём, подруга, не переживай. Главное, будем в безопасности и живы.
— Слушай, а как там с одеждой? Или надо своё барахло тащить? На первое время.
— В принципе, возьми, не помешает. А вообще, тут есть, где по дешёвке затариться.
— Классно.
— А повестку не присылали?
— Мы же здесь. В Житомире, в почтовом ящике, может, и лежит, не знаю.
— Тьфу-тьфу!
— Да, с Павликом надо серьёзно поговорить. Сегодня. Надеюсь, — уболтаю.
— Постарайся уж. До нас доходит информация, что мужиков уже с улиц забирают и силком на фронт отправляют. Говорят, даже больных. Так что, прячься не прячься, — достанут рано или поздно.
— Да вот то ж… и я ему об этом. А он своё: «а може, а може» — упёрся как баран.
— А что «а може»? А може его уже сейчас ищут, чтоб повестку вручить, а вы греете свои задницы у них под боком. Эсбэушники всюду рыщут… Вон, уже запрашивают сбежавших здесь, и в Польше, и во всех странах. Сами боимся, что возвращать начнут...
— Да ладно тебе, не стращай! — Лиза прижала плечом телефон к уху, открыла баночку с кремом, кончиком пальца набрала небольшую порцию и принялась втирать крем в кожу ног. — Да, я нутром чувствую — пора тикать…
— Я о том и твержу. За тебя-то не переживаю… хотя и баб, слышала, хотят призывать… а вот Пашку жалко.
— Ладно, Кать, поговорю с ним сегодня. Пора решать, как нам быть. Устала прятаться… Пусть или воюет, или мы едем к вам.
— Правильно, Лиз, определяйтесь быстрее… Короче, отзвонись, как поговоришь, скажешь результат… Не прощаюсь, подруга, обнимаю…
— Хорошо. И я тебя. Пока!
«Где его черти носят? — Лиза стала собираться на ужин. — Чумной какой-то… Понимаю, не хочет воевать… Ну так что теперь, сидеть и маяться? Валить надо отсюда, и проблем не будет».
Она набрала номер мужа. Тот долго не отвечал:
— Да, Лиз!
— Ты где?
— Лизка, я нашёл его!.. На пляже я. Короче, я останусь…
— Я на ужин, Паш…
— Лиз, мне рассвет дождаться надо. Тут буду…
— Где?
— Возле «Дельфина», на пляже… не, чуть дальше, за ним… Мне надо… я нашёл его…
— Ладно, я в столовой.
Она надела сарафан, поправила причёску, повесила сумочку через плечо и вышла из номера. Внизу, за стойкой, находился Виктор, администратор, — в день заезда он занимался их заселением.
— Здравствуйте! Почему одни? — Виктор расплылся в приветливой улыбке. — Где супруг?
— Шатается по пляжу… — Лиза подошла к стойке.
— На каком?
— На Дельфине. Решил ночевать там, романтик, и встретить рассвет.
— Что ж, неплохая затея. Но сейчас быстро темнеет, вы тоже не задерживайтесь, — предостерёг Виктор.
Лиза обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд, и увидела двух мужчин в военной форме. Один из них держал в руках раскрытый журнал и косился в её сторону, и сразу отвёл глаза, как только Лиза посмотрела на него, — продолжил чтение. Сопереживая мужу, она так же, как и он, ненавидела сотрудников военкомата, да и вообще, испытывала отвращение ко всем мужикам в военной форме. Точно в знак солидарности с ней, громко и протяжно забурчало у неё в желудке — голод давал знать о себе, и не только своей хозяйке, но и всем окружающим.
— Да, спасибо, я скоро вернусь, — смущаясь внутриутробных звуков, Лиза сжала губы, закатила глаза, хмыкнула, и направилась к парадной двери.
За час до того как Солнце нижним краем коснулось поверхности моря на горизонте, Павел нашёл довольно крупный камушек овальной формы тёмно-серого цвета с отверстием ровно по центру. Радости было — не передать! Как ребёнок новой игрушке, он обрадовался находке и стал целовать камень. Ещё бы: на поиски камня ушло около четырёх часов! Вот он, заветный и магический, наконец, у него в руках. Осталось дождаться рассвет.
Павел достал мобильник, посмотрел на часы: Лизка, скорее всего, собралась на ужин… Только он подумал о ней, как она сама позвонила.
Разговор был короткий: он похвастался, что нашёл Куриного бога и предупредил, что останется ночевать на пляже. Затем узнал в поисковике точное время рассвета в Одессе и поставил будильник на пять минут раньше восхода солнца. Потом, довольный, прошёлся вдоль берега, пока совсем не стемнело, выбрал среди валунов удобное для ночлега место, откуда его не будет видно со стороны городского пляжа, и под монотонный гул моря и успокаивающий шелест волн уснул, быстро и крепко, уставший от долгой ходьбы, дурных мыслей и переживаний.
Разбуженный рок-н-ролльной мелодией будильника, Павел не сразу понял, почему находиться не в номере отеля. Зажатый в ладони куриный камень оживил в памяти вчерашний день и напомнил о задуманном плане. Он поднялся и залез на валун, сел и стал ждать восход. Рассвет уже брезжил. Постепенно небо на востоке становилось светлее. Погода обещала быть ясной: значит, солнце не скроется за облаками. Пока оно не взошло, Павел скороговоркой проговаривал слова желания, которое скажет светилу. Понятно, что всё это глупость и, возможно, сумасшествие в чистом виде, но у него больше ничего не оставалось, кроме как надеяться на чудо.
Как только верхний край диска звезды появился из морского горизонта, Павел слез с валуна и поднёс к лицу камень: посмотрел в отверстие, проверяя видимость. Прошло несколько минут, и вот солнце полностью вынырнуло из моря. Пора действовать!
Будто перед встречей важных гостей Павел отряхнул сзади брюки, поправил причёску, приблизил к лицу камень и посмотрел в отверстие. Солнечный луч ослепил зрачок, но мужчина вытерпел резь и не стал закрывать глаз, только прищурился; затем собрался с духом и произнёс заветное желание. Во время церемонии у него по спине бегали мурашки. Словно обращаясь с молитвой к Богу, он просил Солнце об одном: чтобы…
Шелестящий звук гальки под подошвой чьей-то обуви прервал молитвы Павла — кто-то приближался сзади. Он благодарил Бога, что успел загадать желание. Теперь на этом месте пусть хоть вся Одесса соберётся — ему наплевать, что он выглядит нелепо.
— Павел Михайлович… — мужской голос назвал его имя.
— Он самый, — ответил Павел и медленно обернулся, не убирая камень от лица. Ослеплённый, в первые секунды перед его глазами прыгали зайчики и плавал фантомный круг солнца, и разглядеть, кто находился перед ним, он не сразу смог. Когда зрение восстановилось, в отверстии куриного бога он увидел двух мужчин в военной форме.
— Плохой дядька, — невнятно проговорил Павел, разглядывая одного из офицеров. — И этот плохой… — когда перевёл взгляд на другого.
— Не понял, повторите, — переспросил лейтенант.
Второй офицер, сержант, держал в руках снимок и пристально смотрел то на Павла, то на фотографию, сравнивая, по всей вероятности, изображение на снимке с лицом Павла, и доложил коллеге:
— Сходится.
Лейтенант посмотрел на фото, на Павла, и согласился: — Он самый.
Повстречайся он с ними ещё вчера, Павел бы упал в обморок. Но сейчас он стоял перед ними с открытой душой, окрылённый, на его лице играла блаженная улыбка, и сам он весь светился от счастья. Ему уже было совершенно всё равно и до войны, и до этих военкоматчиков, и вообще до всего. Он пребывал в эйфории и чувствовал себя настолько уверенно, что не страшили его ни гром ни молния, ни окопы и пули, ни сама смерть.
— Чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался офицер. — Да выбросьте, наконец, этот камень!
— Я загадал желание. — Павел показал им камень.
— Наше желание уже сбылось — мы тебя нашли… — Лейтенант достал из внутреннего кармана сложенную вдвое бумагу и авторучку — и протянул Павлу. — Вам вручается повестка, распишитесь.
— Да? — зачем-то спросил Павел, но взял из рук сотрудника документ и ручку и, не читая, поставил свою подпись.
— Пройдёмте за нами, Павел Михайлович, — офицер забрал ручку и потянулся рукой к плечу Павла. — Вы остановились в отеле на Французском бульваре? Мы знаем. Сопроводим вас туда… Соберёте вещи, и мы поедем в военкомат. Идите впереди.
— Ребята…
— Мы вам не друзья, а при исполнении. Попрошу не называть…
— Не, я не то хотел сказать. Это… — замялся Павел, — я просто хочу попросить вас об одном, коли уж на войну… Можно одну просьбу?
— Чего ещё?
— Коль я здесь, позвольте искупаться… Напоследок, так сказать. Вдруг больше не увижу моря…
— Увидишь, не дрейфь. Давай, вперёд, времени и так нету.
[justify]— Та ребят, хорош вам… Вдруг помру… или инвалидом — и не поплаваю больше… Ну дайте хоть разок окунуться. С вас не убудет, а мне удовольствие и, какое-никакое, успокоение на прощаньице. Вспоминать вас в окопах
