в то время. И снова женишься, и все пойдет по-старому.
- Ой, бабуля, что-то я ничего не понимаю. Ты, что ли, меня назад-то вернуть можешь?
- А хоть и я. Дело нехитрое.
- А что ж ты себя-то назад не вернешь?
- А я-то что. Я-то свое пожила и на жизнь свою не жалуюсь. Так что, милок, если хочешь, верну я тебя в прошлое лет на десять, пока сила кой-какая во мне осталась.
- А как же я узнаю, изменилось что-нибудь, или нет, если память, ты говоришь, не сохранится?
- А ты в тетрадочку запиши про себя самое главное, и тетрадочку мне отдай.
- Так что, память не сохранится, а тетрадочка сохранится?
- Тетрадочку я смогу как-нибудь сберечь. А потом, когда ты до эти дней снова доживешь, я ее тебе верну.
Вот такой вышел разговор. Я, конечно, не поверил бы старухе, если бы не одно обстоятельство. Умела баба Вера убеждать. Собственно, она и не убеждала. Просто говорила так, что у собеседника ни на секунду даже мысль не возникала, что может старуха неправду сказать, или там ошибиться, к примеру. Может, гипноз это был, а, может, и еще что, не знаю.
5
Семен Сергеевич снова отложил тетрадь. Картина начинала проясняться. Какой бы фантастичной ни выглядела изложенная в тетради история, других гипотез, объясняющих появление этих записей, у Пятакова не было. Оставалось принять на веру, что он прожил свою жизнь по второму разу, причем, судя по всему, ничего нового эта вторая попытка ему не принесла. Во всяком случае полученные из тетради сведения о том, первом, Пятакове ничем не отличались от деталей его собственной биографии. Согласиться, что первый Пятаков – это он сам, Семен Сергеевич никак не хотел, пусть даже и прожили они одинаковую жизнь. Нет, тот Пятаков закончился, сам своими руками поставив точку на последней странице этой тонкой ученической тетради. А ему, Пятакову нынешнему, предстояло жить дальше. И прежде всего необходимо было закончить знакомство с биографией предшественника. Хотя, если честно, ничего нового Семен Сергеевич узнать не надеялся.
Итак, мы договорились, что сегодня в полночь баба Вера вернет меня на двенадцать лет назад, к тому дню, когда я, молодой выпускник мехмата МГУ, первый раз вышел на работу в качестве ассистента Калининского университета. Я хорошо запомнил этот день: вхожу в аудиторию, а передо мной ... пятнадцать девушек. Одна краше другой. Ну, в МГУ мы на этот счет не сильно избалованы были: если в группе больше двух девчонок, то это, считай, повезло.
В общем, растерялся я тогда. Студентки, понятное дело, мою растерянность заметили и истолковали ее по-своему...
Пятаков читал тетрадь, и перед ним вставали дни его молодости. Действительно, эти первые занятия хорошо запомнились молодому преподавателю. Не смог он тогда найти правильный стиль поведения, и в результате все пошло наперекосяк: студентки вместо того, чтобы задачки решать, строили Семену глазки и напропалую с ним кокетничали. И закончилось все это тем, чем и должно было закончиться: молодой ассистент закрутил сумасшедший роман с одной из наиболее бойких своих студенток и опомниться не успел, как очутился с ней во Дворце Бракосочетаний со всеми вытекающими отсюда последствиями. А вот эпизод, который мог остановить столь стремительное развитие событий, но нет, не остановил, а лишь немного его замедлил. Тогда Семен неожиданно появился в студенческом общежитии и застал свою Леру обнимающейся с каким-то старшекурсником. В тот раз они жутко разругались, и, казалось, что между ними все кончено, однако Пятаков не нашел в себе сил для окончательного разрыва. Как это ни печально, с нынешним Пятаковым история эта произошла во второй раз, и, увы, с тем же результатом.
Постепенно Семен Сергеевич стал читать невнимательно, уж больно хотелось ему поскорей добраться до конца. Да и незачем было особенно вчитываться: почти все написанное в тетради Пятаков прекрасно помнил. К тому же автор записок явно торопился, в результате чего рассказ получился крайне непоследовательным: подробные, до деталей, описания малозначительных событий, вспомнить которые стоило Семену Сергеевичу определенных усилий, внезапно сменялись скупым перечислением фактов биографии, после чего начиналось долгое изложение научной деятельности преподавателя вплоть до списка его печатных работ. «Вот они, двенадцать лет жизни, без труда уместились в одну тоненькую тетрадь», - с грустью думал Пятаков. Двое детей: мальчик и девочка, Женя и Саша, шести и восьми лет. Диссертация на тему: «Оценка хаусдорфовой размерности множества критических значений гладкого отображения». Поездка на командные соревнования по шахматам за сборную университета. В какой-то момент Семен Сергеевич понял, что он перестал сравнивать содержание записок со своей собственной жизнью: он просто читал. Видимо что-то произошло то ли в стиле повествования, то ли в характере восприятия, но у Пятакова вдруг пропало ощущение, что он читает о себе самом. «Черт, неужели я что-то упустил», - подумал Семен Сергеевич и усилием воли заставил себя сосредоточиться на содержании тетради. И действительно, что-то в жизни того, прошлого Пятакова было не так, и угадывалось это несоответствие не где-нибудь, а в делах семейных.
Семен Сергеевич перевел дух и вернулся к моменту, когда в его судьбу ворвался свадебный марш Мендельсона. Он решил еще раз внимательно прочитать все, что относилось к семейной жизни Пятакова первого. «Факты, только факты и никаких эмоций», - твердил про себя наш герой, пропуская через свое возбужденное сознание строку за строкой.
6
Однако и повторное чтение не обнаружило различий в судьбе двух Пятаковых. Это было уже совсем невероятно. Наш герой отнюдь не был фаталистом. Он разделял мнение, что судьба человека определяется его характером. Что ж, если характер Семена Сергеевича был таков, что суждено было ему жениться на стерве, то тут уж ничего не попишешь. И даже если бы в повторной своей жизни удалось ему пересилить пагубную страсть к Валерии, то, скорее всего, он оказался бы в руках какой-нибудь другой подобной ей особы. Однако, если общее направление жизненного пути определяется характером человека, то уж детали-то должны носить случайный характер. Проведем мысленный эксперимент. Допустим, что Пятаков первый подбрасывает монетку и у него выпадает орел. Затем то же самое делает Пятаков второй. Совершенно очевидно, что орел выпадет у него с вероятностью 50%. А ведь подобного рода случайных событий в жизни каждого человека имеется огромное количество, и зачастую они оказывают на его судьбу весьма существенное влияние. Пятаков вспомнил, как за несколько дней до помолвки, он, мучимый страшными сомнениями, решил разложить один очень редко сходящийся пасьянс под названием Мария Стюарт. И загадал: сойдется пасьянс – быть свадьбе, не сойдется – не быть. Пасьянс, как ни странно, сошелся. Это произвело на Семена огромное впечатление, после чего он уже не колебался ни секунды. В воспоминаниях Пятакова первого этот эпизод отсутствовал. То ли не было пасьянса, то ли он не сошелся. В то, что пасьянс мог сойтись дважды, наш герой не верил. Так что различия наверняка имелись, и они должны были рано или поздно проявиться, однако, увы, Семен Сергеевич никак не мог обнаружить их документального подтверждения.
Размышляя таким образом, Семен Сергеевич отложил тетрадь и закурил. Вообще-то он не имел пристрастия к табаку в любых его проявлениях, однако в деревне изредка позволял себе «принять дозу». Действие никотина каким-то образом гармонировало с тем состоянием тихой грусти, которое порой овладевало старшим преподавателем, когда он оказывался один на один перед лицом этой бесконечной желто-серой сырой равнины. Сейчас же Пятакову было не до грусти – ему просто захотелось расслабиться и как бы заново взглянуть на возникшую ситуацию. И действительно, уже после нескольких затяжек нашему герою удалось придать своим мыслям более конкретное направление. «Случайное событие», - думал он, - «вот ключ к разгадке. Я должен обнаружить в своей жизни достаточное число случайных событий. Вероятность полного совпадения результатов двух серий из большого числа экспериментов ничтожно мала. Где только эти случайные события взять?»
И внезапно Пятакова осенило: дети! В первую очередь следовало проверить детей. Рождение ребенка как подбрасывание монетки: вероятность появления мальчика приблизительно равна одной второй. У него было двое детей, так что вероятность полного совпадения равнялась одной четвертой. Впрочем, у первого Пятакова тоже были мальчик и девочка, шести и восьми лет. Неужели судьба и здесь оказалась сильнее науки? Семен Сергеевич машинально продолжал пробегать глазами по страницам тетради, жадно выхватывая все, относящееся к детям. Внезапно взгляд его уперся в строчку, пропущенную им как при первом, так и при втором чтении: Женя пошел в школу. Да, именно так: Женя – пошел – в школу.
Получалось, что Женей звали мальчика, в то время как в семье Пятакова второго Женя была девочкой. При этом Женя был, как и у нынешнего Пятакова, старшим ребенком. То есть старшим ребенком был мальчик! Семен Сергеевич вспомнил, как они с Лерой договорились окрестить первенца Женей вне зависимости от того, кем он будет: мальчиком или девочкой. Так и получилось. Но в первый раз сначала родился мальчик, а потом девочка, а во второй раз все произошло наоборот.
Семен Сергеевич усталым движением руки вытер пот со лба. Непонятно почему, но он чувствовал себя умиротворенным. Даже всегдашняя тупая боль, возникающая в его душе при мыслях о Валерии, куда-то пропала, и он подумал о жене с неожиданной теплотой. «Да, ведь и мы когда-то были счастливы вместе», - промелькнула в его голове запоздалая мысль. За окном голосом Александра Барыкина из расположенного неподалеку клуба надрывалась глухая осенняя ночь.
