май, май старый как мир, такой как из года в год, без новостей, телеведущих, рекламных трюков и смазливых победительниц конкурсов. Он прост и этим прекрасен... Пчелы, не претендуя на нобелевские премии, неустанно собирают пыльцу на желтые мохнатые плечи ... Им ничего не надо, кроме меда.
Деньги, наследство, успех, слава - все тлен. Цветы, мед, май- то, ради чего надо жужжать... Роскошные разноцветные бабочки, не соревнуясь друг с другом в красоте, порхают без тени кокетства и своей естественностью радуют глаз...
Но бабушку-болонку май ничем не мог порадовать. Меда у нее в древнем резном буфете целая трехлитровая банка, пыльца в сухом виде в коробке из - под монпансье / для жизненных сил, чтобы жужжать/. Пчелам и мухам заботливо развешаны липучки, для недогадливых насекомых – хлопушка - убивалка. Такой бы хлопушкой да прихлопнуть кое-кого… Бабочки же в этом доме существует лишь в виде моли...
“Подумать только! – Размышляла владелица банки с медом,- А еще говорят, что есть Бог на этом свете! Неслыханное богохульство! Как этот мудрый старец допустил такое?! Наслать бы анафему на такую злостную несправедливость?!! Просто не возможно больше жить на свете! Ни за что не поеду в Иерусалим / это, наверное, страшное наказание для Мекки.../ Собиралась этой осенью, а теперь ни за что не поеду! ... Она... эта... эта... она получит все возможные и невозможные деньги... надо помешать этому. Но как?” Эти весенние мысли, возникшие после просмотра новостей, не давали бабусе-соседке не только есть и спать, но и дышать.
Вдохнуть она еще худо - бедно могла, а вот обратный процесс - не получался. На ее вдавленные крики и корчи у старенького телевизора прибежал маленький, такой же белобрысый внук Петя. И бедному Пете пришлось даже вызвать карету скорой помощи...
- Астма- констатировал; умудренный болезнями врач, - никаких новостей и волнений
- Ненавижу... - Выдохнула бабушка и ей стало настолько плохо, что больную пришлось уложить на носилки и отправить туда, где она бывала неоднократно.
- За что меня-то ненавидеть,- обиделся врач.
- Как помешать, как помешать... как...- твердила несчастная, тряся белыми-буклями. Так можно и помешаться... Хотя, какая разница, вряд ли что в данной жизни переменится от сего факта.
-...Правосудие в затруднительном положении... Как судить и обвинять в убийстве десяти человек того, кто сам является трупом? Как наказать мертвеца? - продолжал диктор, с милой улыбкой фрейдовского злодея-насильника. (Перезахоронить в Магадане или на Калыме. прим. авт. ).
- Гражданка По представила документы, написанные рукой умершего, Где он наставлял ее фальсифицировать похороны и упокоить пустой гроб. Стоит роспись усопшего и дата. Служанка / кто решил что Сара - служанка!?/ лишь выполняла указания хозяина, в которых, если не считать моральной стороны, нет ничего противозаконного. Гольберман имел право, - говорил диктор,- завещать оставить свое бренное тело в личных имениях, хотя в данном случае и нарушены санитарные нормы. Но миллионер умышленно отравил десять человек, и за убийство он должен быть посажен на электрический стул...
"Кого сажать на электрический стул?"- основная тема данного аспекта новостей... Того, кто ввел в тело яд?! Цианистый калий, как выяснилось, находился в коронке жевательного зуба Иосифа Гольбермана... Он мог сам высвободить отраву во время смертной агонии и тем самым насытить ядом ткани костенеющего тела... Но даже если предположить, что в рот покойного яд ввела Сара, то она - отравила труп?! Она же не знала текста завещания, хранящегося у нотариуса?
Служанка, как она сама изъясняется, делала то, что было написано для нее хозяином. В юриспруденции нет прецедента по отравлению трупа, по просьбе владельца данного тела?! /чушь какая-то!/ ...Исполнялась воля усопшего.
Она /воля/ ни чем не лучше и не хуже указаний развеять свой милый прах с вертолета.
Поэтому, лучше все оставить как есть и сделать вид, что все идет по плану: дома строятся, космос осваивается, потерянных собачек находят, и нет ничего, что помешало бы завтраку мирных обывателей.
Но ведь так и не известно доподлинно, от чего умерли миряне? Этот зловещий дым? Может он? Ведь не ели же они, в самом деле, старца?! В этом смоке было что-то не так… А может они не умерли вовсе, а впали в летаргический сон? (прим. Авт)
Дина осторожно переходила из комнаты в комнату, из залы в залу, изучая свои новые владения. Выражение лица ее не было радостным. Оно имело вид озабоченный, усталый и явно больной. На диване в маленькой комнате для гостей валялись открытые чемоданы с множеством платьев, на паркетном ореховом полу стояли коробки, аккуратно перевязанные шелковыми кручеными веревками.
Часть вещей наследница собиралась продать вместе с мебелью и старой квартирой, и лишь небольшое количество взяла с собой. В основном, разноцветные платья, костюмы, перчатки и шляпки к ним. Без одежды никак нельзя! можно без чего угодно материального, но не без одежд!! Без нее даже неудобно отправлять персону в последний путь.
Голый покойник не может вызвать никаких возвышенных чувств, лишь протест и желание немедленно убежать, (некрофилы не в счет, прошу их не беспокоиться!)
Если у тебя нет машины, ты можешь соврать, что она в ремонте после аварии, или что ты принципиальный противник вождения авто; если нет квартиры, жилья, то можешь прикинуться дервишем, кликушей, кому-нибудь чего-нибудь предсказать нейтральное. Ведь что нищий, выставляющий себя на показ что богатый, рекламирующий свое богатство, в итоге, все в демонстрации одинаковы, лишь с разным знаком, а знаки легко теряются в процессе жизни.
Но если ты вошел без платья или штанов - мнение о тебе однозначно – сумасшедший, и философия твоя никому не интересна, или если только, таким же голым, как ты!
Дина Щтольц собиралась переночевать в зловещем доме впервые, и ей было не по себе. Не то чтобы она боялась. Нет... Но как-то было не по себе.
Зал, в котором накануне проходило безобразное событие, молодая женщина дала распоряжение оставшемуся приходящему слуге закрыть со всех входов на замки .
Ей хотелось забыть все, что там случилось.
Она даже сумела внушить, себе, что ничего и не было.
Человеческая природа легко убеждает себя, свою сущность в подобном: мол, ничего не было и все. А через некоторое время человек уже абсолютно уверен, что ничего не было. И он уже начинает спорить с очевидцами и убеждать всех подряд буквально с пеной у рта, мол: "ничего не было".
- Скажите, уважаемый, - обратилась новоиспеченная хозяйка большого гольбермановского дома к слуге,
- А где Сара? Ее что-то нигде нет?"
Высокий слуга, с очень бледный лицом, как - будто оно никогда не видело солнечного света, закатил мутные глаза к потолку и произнес:
- Она, хозяйка, уехала сегодня поутру..."
- Куда она могла уехать? И почему, хозяйка? Она же должна прислуживать мне, так написано в завещании?!
- Она вам ничего не должна, это Вы были обязаны принять ее на службу, а она ничего не обязана... Она уехала на Родину, - бледнокожий при этих словах гордо поднял голову, глаза его совсем ушли под верхние веки. Слово Родина вызвало у него сентиментальные чувства...
- На какую еще, Родину?! Вы, что такое говорите?!...
- На Родину, в Месопотамию"... – да, на ту, что между Тигром и Евфратом...
- и слуга устало зевнул, словно сказал что-то само собой разумеющееся, и, давая понять этим, что разговор окончен.
- Послушайте, что-то мне нехорошо, очень, очень кружится голова…
"Однообразие дороги не смущало его. Этот путь был не хуже и не лучше других…
Теперь ему не было жарко, и если бы он умел радоваться, то радовался бы этому. Но путник был спокоен и уравновешен, как обычно, как всегда.
Он знал на этой земле каждую травинку, и она узнавала его.
Он ничего не боялся, даже сестры-смерти, однако не стремился повстречать ее. Ему надо было преодолеть путь, и только он один знал, для чего…"
\продолжение ( да еще какое!) следует. см ч.2 \
