Последняя была той самой. Отсюда он только недавно откопался. Все соответствовало. Только башки джинна не стояло на стеклянной полке. Ванна была заполнена кровавой водой, и в ней плавали останки расчлененного человека.
Мелхиседек поймал за волосы голову и повернул ее к свету: знакомый наглец из машины, похожий одновременно и на пидораса, и на Жана-Поля Бельмондо. «Это не я его...!» - подумал Мелхиседек и посмотрел на дверь, которая была открыта так же, как, когда он отсюда вылезал.
«Я не расчленял его,» - пожал плечами Мелхиседек и заглянул в провал. Комната дежурной по станции с граффити на стенах узнаваемо виднелась. Бросив обратно голову, Мелхиседек влез туда и увидел сидящую за столом толстую женщину.
«А-а, батюшка! Я думала, вы уже провели обряд,» - обернулась она. «Дай мне выпить, матушка,» - успел лишь выдохнуть Мелхиседек перед тем, как его тело само опустилось на табуретку и прислонилось к стене. «Легко!».
Она достала из нижнего высокого ящика своего стола бутылку коньяка «Старый Кёнигсберг». Затем из кармана штанов, натянутых на ее заднице, как раскрывшийся парашют, с трудом извлекла и бросила на ту самую столешницу, откуда он брал свое удостоверение царя, два расплющенных плавленых сырка. Движение это показалось Мелхиседеку эротичным, хоть и было катастрофически неуклюжим. Вслед образовались стаканы.
Они вонзили по сто и закусили сырками. «Ты — мой,» - сказала Дежурная и начала расстегивать штаны. Мелхиседек уже давно забыл про все эти дела... . Н-но теперь реально вспомнил: член зашевелился под рясой.
Она поспешно сбросила на пол все свои причиндалы. Он повернул ее так, чтоб она оперлась локтями об стол, и трахал до безобразия долго, как будто кончать в данном действии и не предполагалось.
Когда же наконец настал момент это сделать, он заметил на стене одного весьма примечательного персонажа.
Среди трахающихся неестественным образом животных был изображен некто, игнорирующий это занятие и, судя по всему, своим одиночеством не тяготящийся. Это было не вполне животное, но и того, что было в нем человеческого, никак не хватало для того, чтобы отнести его к этой категории.
По первоначалу Мелхиседеку просто стало страшно. Картинка была такой же живой, как и раньше в коридоре. Она, как будто бы, обращалась к нему лично то ли с вопросом, то ли с упреком, то ли со злорадным: «А вот и я! Не ждали?!».
Он рассоединился с теткой, и оргазм застал его уже отступающим к двери - подальше от этой стены.
Большая часть тела существа, нарисованного на ней, являлась ослиной. Но грудь и спина были свободны от шерсти, мускулисты и принадлежали если и не самому Шварценеггеру, то уж наверняка кому-то из его учеников.
Хвост у этого четвероногого копытного был распущен, наподобие павлиньего, и имел на конце красивые узоры. Голова, завершающая гибкую птичью шею, была чешуйчатой, но по форме не змеиной, а скорей, какой-то обезьянье-неандертальской. Между подвижных губ высовывался тонкий раздвоенный язычок.
Мелхиседек, даже забыв спрятать в штаны член, болтая им из стороны в сторону, взялся за штурвал, открывающий дверь. «Там нет больше выхода,» - сказала Дежурная, натягивая трусы. «Как это нет?» - не понял Мелхиседек. «А так,» - пожала она плечами – «эта комнатуха закопана на кладбище».
Мелхиседек рывком повернул металлическое колесо, и как только подал дверь на себя, приложившись пенисом к ее холодной поверхности, из-за нее на пол - ему под ноги - посыпалась земля.
Он сорвал с пожарного щита лопату: «Ну хоть здесь-то что нужно оказалось под руками». «Ты хоть конец то спрячь,» - саркастически произнес джинн после того, как на плоскости штыка лопаты открылись его глаза, рот и выступил нос.
Мелхиседек, молча, выполнил его совет и решительно распахнул дверь шире. «Что ж ты мной будешь копать?» - полюбопытствовал джинн. «Кончай прикалываться,» - попросил Мелхиседек. «Прямо мое лицо будешь втыкать в землю?» - не унимался джинн. «Да!» - почти крикнул Мелхиседек и попытался начать копать. Но штык лопаты мгновенно превратился в огромную руку, которая схватила горсть земли и бросила ее Мелхиседеку в лицо. Он в сердцах швырнул лопату на пол и выругался.
«Здесь, что не шаг - то демон,» - прокомментировала произошедшее Дежурная. «Он - не адское исчадие,» - усталым голосом ответил Мелхиседек – «это джинн. Они с нами в равном положении относительно Бога находятся. Только они немного иной природы...». «Какой же другой то?». «Мы из глины сотворены, а они – из огня. Но среди них, так же, как и среди нас, есть верующие и неверующие».
Она налила ему еще стакан: «Ну на выпей и не суетись. Успеешь еще отсюда выбраться. Посиди, отдохни. Потом, может, потрахаемся снова».
Мелхиседек взял лопату и повертел ее в руках. «Это кто там такой на стене?» - спросил он у нее... . И не дождавшись ответа от металлического штыка, неожиданно сам для себя перехватил черенок, как за копье, и метнул инструмент острием в стену – прямо в вызывающий мурашки по коже рисунок.
Как только она воткнулась, произошло следующее: на пол упал шматок чего-то (Мелхиседек не успел разглядеть, чего), в стене образовалась дыра, из нее вылез огромный – с анаконду – раздвоенный язык и, обвив своими концами тело Мелхиседека, потащил его на себя.
Дежурная завизжала и плеснула на язык коньяком. Поверхность того зашипела, он ослаб и, выпустив свою добычу, сдулся, как будто был воздушным шариком. Вниз повисла только мерзкая зеленая его кожа. Раздался звон. На пол из стены выпала лопата.
Мелхиседек нагнулся за ней и увидел близко от себя то, что только что отвалилось от стены. Это была змеино-обезьянья голова жуткого существа. За открывшейся же дыркой, похоже, была пустота.
«Ну давай, превратись в кулак!» - сказал Мелхиседек лопате и начал ею раздалбливаться, расширять отверстие.
«Мы что, трахаться больше не будем?» - жалобно протянула Дежурная. «Когда я в следующий раз сюда попаду, непременно,» - ответил Мелхиседек, не ослабляя своих усилий. В ответ она обиженно всхлипнула.
Вскоре слегка под углом вниз открылся широкий трубообразный лаз. Мелхиседек просунулся в него и пополз. Уклон становился все больше и больше и наконец канал обрушился вниз градусов под сорок пять. Мелхиседека разогнало, он попытался было сбить скорость руками и ногами, но моментально поранил ладони и порвал одежду на локтях и коленях.
Труба сделала сначала один какой-то безумный вираж, в результате которого Мелхиседек чуть не проломил себе голову, и затем пошла закручиваться спиралью.
Вестибулярный аппарат священника дал сбой, и он потерял ориентацию, где верх, где низ. Еще несколько секунд такого полета, и грузное тело в черной рясе с размаху грохнулось в неглубокий бассейн, раскинув целую тучу брызг.
Вначале он продолжал не понимать, с какой стороны дно, но вот его постепенно стало поднимать в сторону поверхности, и он моментально поднял голову вверх.
Ноги уперлись, вода доходила ему до плеч. Вокруг было огромное помещение, похожее на вокзал, и от самого его потолка вниз замысловатыми загогулинами - где более полого, где круто - спускалось еще несколько гигантских труб, аналогичных той, по которой его только что проколбасило.
Из них через определенные промежутки времени с визгом вываливались голые люди, и раздавался соответствующий по силе размерам каждого из них всплеск. Глянув на все это мельком, Мелхиседек вынужден был сосредоточиться на своем внутреннем состоянии.
Когда первый шок прошел, он ощутил, что его страшно тошнит. И если раньше в туалет его закидывало насильно, и он стремился побыстрей оттуда улизнуть, то теперь он стремглав бросился его искать. Что-то подсказывало ему, что блевать здесь - среди этих веселых развлекающихся людей - не стоит.
Взгляд его напряженно обвел зал в поисках выхода. Последний был найден, когда к горлу уже подступало, и он, глубоко вдохнув и на всякий случай прижав руку ко рту, бросился, поминутно поскальзываясь, в противоположный конец этого странного купающегося ангара.
За дверью начались коридоры, раздевалки, душевые, выходы в другие бассейны. Пока Мелхиседек с выпученными глазами выискивал требующееся заведение, ему показалось, что он пробежал несколько километров. Добравшись в результате до заветного унитаза, он рухнул на колени и вывернул наизнанку свой желудок.
Но что-то там внутри у него застряло. Тревожило, мучило, затыкало путь нечистотам. Мелхиседек тужился, краснея, как рак, отплевывался, матерился, заходился от боли, с мычанием отваливался к стене, передыхал и... продолжал заново. Наконец, после нестерпимо страшного приступа изо рта брызнуло кровью, и вслед за ней об унитаз ударилась... обычная пробка от шампанского.
Мелхиседек поймал ее и в течение некоторого времени приходил в себя. Затем тяжело поднялся и вышел из туалета. На этот раз дверь его открылась, и было за ней то место, откуда он сюда попал.
Обессилено, но облегченно, брел он там, где только что метался, и не узнавал эти помещения, потому что тогда ему было не до них.
Он вышел в фойе и обомлел. Колонны, поддерживающие потолок, здесь были снабжены все теми же огромными статуями архангелов, что и он видел на станции метро, где стоял в человеческой пробке.
Он повертел в руках пробку от шампанского из своих внутренностей. Фигуры эти сейчас показались ему страшней и величественней, чем прежде. Видимо, сталинские зодчие ваяли их под воздействием каких-то препаратов.
У Мелхиседека появилась мысль, что все эти скульптуры – не просто мертвые глыбы материала, а реальные ангелы, которые когда-то были залиты в бетон.
Поэтому, по поверьям, если потереть одну из них за туфлю, то будет удача в бизнесе, другую, если за ляжку – то в семейной жизни. А третью – низко наклонившуюся, словно для того, чтобы лучше расслышать крысиный писк людишек - если потереть за нос, будет счастье, которое, как у Тарковского, может ты и не заказывал, а вдруг раз... и получил, словно кирпичом по башке.
Прямо перед ним оказался архангел Иеремиил. Он глянул на Мелхиседека, как на пришельца из загробного мира. Посмотрел пристально, будто что-то контролировал.
«А какой это мир? По ходу все эти миры соревнуются в загробности». И Мелхиседек даже улыбнулся. «Словно мент, стоит и следит за пешеходами, идущими по зебре...». «Три клавиши сразу. Ctrl-Alt-Del... Откуда это?...» - и вдруг он неожиданно вспомнил... . Тот человечек, которого он видел в комнате считающим деньги, любил повторять: «Я устрою им всем Ctrl-Alt-Del, если они не будут класть деньги в мой банк».
За этим потянулись новые воспоминания. Мелхиседек не хотел их останавливать. Что-то из прошлого начало открываться ему более широкой рекой.
Те люди, среди которых он когда-то жил, были модифицированными. Все, за исключением «избранных».
Иеремиил всё также напряженно взирал сверху вниз, словно давил на Мелхиседека: «Ну давай, давай, не прерывай струи! Поддерживай ее своей энергией!».
Все люди тогда носили в себе чип... . Или нет... ?
Это была целая компьютерная система, которая существенно увеличивала возможности сознания, но и ставила такого человека под контроль единой всемирной могущественной Инстанции, а иногда и отдавала его на произвол лихих хакеров, осмелившихся бросить вызов Системе, а
