У маленького еще города была своя станция. Четыре каменных перрона разделяли семь путей, по которым ежедневно проезжал не один десяток поездов. Товарные поезда чаще проезжали мимо, стремясь доставить свой груз. Пассажирские ненадолго останавливались, выпуская редких людей. Долгое время железные змеи проползали мимо, будто и станция, и городок были лишь камешком у дороги, который не стоил внимания.
А однажды с поезда сошел человек. И с его приходом город изменился. Он резко стал расти, и на станции уже можно было успеть перекурить во время стоянки, торговки сновали по ней с нехитрым товаром: пирожками, сладостями, местной продукцией. И товарные поезда стали чаще останавливаться на станции, оставляя в городе все больше угля, бензина и стройматериалов. А станция так и оставалась где-то на окраине города. Железная дорога была чем-то вроде границы между бетонными постройками и густым лесом.
Все больше людей сходили на станции и оставались в городе навсегда. И все дальше уходил от нее другой конец города. И стройка сдвигалась все дальше. Станция становилась все более неудобной. Тогда от железной дороги пустили петлю через центральные районы города, где отстроили большой вокзал. Петля эта отходила от старой ветки за несколько километров до станции и возвращалась к ней за тоннелем, в который поезда попадали сразу после остановки.
Еще несколько лет поезда проезжали через станцию, но стоянки на ней стали неумолимо сокращаться, и вскоре пассажирские поезда забыли о ней. Товарные оказались чуть вернее — хоть раз в день без остановки проносился здесь грохочущий состав, оставляя за собой только эхо в лесу. И станция начала ветшать. Люди дано не приходили сюда, не смотрели за ней. Краска на деревянном здании облупилась, а потом и вовсе слезла, стекла лопнули и выпали, мебели внутри не осталось, кроме, разве что, прикрученных к полу пары рядов железных стульев в зале ожидания — возиться с ними никто не захотел. Но еще год-другой, и товарные поезда стали проезжать через город — содержать ветку ради одного поезда в месяц стало не рентабельно.
Тогда станцию стал потихоньку захватывать лес. Он распростер к ней свои зеленые объятия, погружая в ленивый сон. Камни перрона укутал мхом, по ним стали подниматься ползущие растения. Трава посильнее первой стала пробиваться между шпал и на насыпи, а потом и деревья подступили вплотную ко всем четырем платформам. Лопухи и крапива вылезали из трещин в гравии, их корни ломали бетон. Да и тоннель, что был за станцией, лес не обошел вниманием — теперь там было полно паутины и мелкой живности, что нашла это место подходящим для нор. Рельсы давно проржавели и стали коричнево-рыжими, теряющимися в траве. Шпалы и вовсе позеленели. А бывшее здание диспетчерской стало теперь лишь пристанищем для белок, где и шагу не ступить, чтобы не расколоть ореховую скорлупу.
