церковь это хорошо. Я тоже хотел, но проспал.
Тут подошла официантка, и я заказал два кофе: себе и ему. Миша тем временем закурил и, выпустив дым через нос, небрежно махнул рукой в сторону соседнего столика. За ним сидела девушка и молодой человек.
- Видишь?.. Готов спорить, что они друг-друга сегодня первый раз в жизни видят…
- Спорить не буду – ответил я – это и так понятно.
Мы говорили о многом… Разговор шел как-то сам по себе и, хотя кофе быстро закончилось, настроение у меня было хорошее. Чувствовалось какая-то умиротворенность, когда ничего тебя не тревожит, нет никаких существенных проблем и все в принципе нормально. Можно сидеть, говорить, пить кофе и знать, что спешить некуда, что ничего неотвратимого и плохого не надвигается, и завтра будет таким же как вчера…
Миша же тем временем рассказывал про какой-то фильм, который всем очень нравится и одним этим раздражает, про футболистов, который проиграли второй матч подряд и, видимо, проиграют сегодня третий, про президента, который ничего не знает и не понимает… Я отвечал как-то вяло и это его, как мне казалось, не устраивало. Вдруг он замолчал, лицо его сделалось серьёзным и, уставившись в стол, он произнес:
- А жалко все-таки Олега…
Я не понял о чем он. Вернее, что за Олег я догадался, это один наш общий приятель и мой друг ещё со школы, с которым я вижусь сейчас где-то раз в полгода… Но что его жалеть я не понимал и потому спросил. Миша поднял на меня глаза, сделал удивленный вид и, выдержав паузу, спокойно ответил:
- Умер он. Ты что не знаешь?
Я оцепенел. Миша был странным человеком, от него всего можно было ожидать… Немного подумав, я решил, что это все-таки юмор такой, пусть и откровенно плохой. Решив для себя, что это так, я ответил, но уже через секунду мне в голову ударил ответ:
- А я не шучу.
Я вышел из кофейни примерно в семь часов вечера. Настроения у меня не было. Ничего не хотелось… Попрощавшись с приятелем, я закурил и, стоя прямо под вывеской «Кофейный Дом», без особого интереса наблюдал, как он садился в трамвай.
Домой шел быстро. Было почему-то жарко, ветра не ощущалось и хотелось пить…
Бесформенные мысли плавали в голове и, так или иначе, приплывали к образу Олега. Однако, (и это странно) особой грусти я не чувствовал. Я знал, что произошедшее явилось для меня утратой, что Олег был чудесным человеком, но мне, тем не менее, не было грустно. О вечном и о боге думать не хотелось. Есть ли бог или его нет – по сути, нет никакой разницы. Это не важно. Не важно мне, пока я живой, неважно женщине, которая переходит сейчас улицу и уж тем более неважно Олегу, раз он умер…
Вообще странно… Я думаю об Олеге, как о всё ещё живом человеке. Как будто он где-то есть, как будто бы он не умер. Смешно… По сути, вся разница между живыми и мертвыми заключается в том, что мертвый не имеет своего я, своего внутреннего мира и не воспринимается как нечто существующее разумом других людей. То есть Олег умер для себя и для разума тех, кто не верит в вечную жизнь. Но неосознанно я отношусь к нему как к чему-то существующему и весь «неразумный» мир тоже, видимо, считает его таковым. Он есть в прошлом, он воспринимается как реальное в настоящем и, скорее всего, так всё и останется в будущем. Правда память о людях имеет свойство исчезать и мир бессознателен по своей природе, а это значит, что по отношению к нам, знавшим Олега, он будет жить всегда, а по отношению к миру вообще его никогда и не было вовсе… Следовательно ничего ни для кого не изменилось. Кроме, впрочем, Олега. Но ему, как мне кажется, ему уже всё равно…
Вдруг меня окрикнул какой-то мужик. Вернее, он прокричал только одно слово – парень, но я понял, что обращаются ко мне. Я остановился. Мужику нужна была сигарета, он улыбался и что-то бормотал про то, что вчера был праздник и что теперь руки трясутся… Я дал ему сигарету и пошел дальше. Только тут я заметил, что улица была просто переполнена звуками. Как я раньше их не слышал, я не знаю. Звуки эти были разнообразны, и большинство их них были вызваны пробкой, которая образовалась на дороге. Большие и маленькие машины стояли в три полосы друг за другом… В какой-то легковушке довольно громко играла музыка, другая испускала из выхлопной трубы дым и при этом вопила, как раненая лошадь… Кто-то что-то кричал… Я ускорил шаг.
Минуты через две я укрылся во дворах. Здесь было потише, и, кроме того, здесь была тень. Создавали её дома и деревья, которые ещё не были спилены и так раздражали жителей первых этажей… Все, что было здесь, вокруг меня, я помнил столько же, сколько и себя самого. Даже деревья, как казалось, вырастали всё время одни и те же. Возможно, именно поэтому любое изменение я сразу же замечал. Вот и сейчас, едва приблизившись к небольшому гаражу, я замер. Гараж этот был необычным. Я никогда не видел, что бы в него кто-нибудь ставил машину, но последние лет пятнадцать на задней стене этого строения красовалась огромная черно-белая фигура, нарисованная каким-то уличным художником. Вообще, я не очень большой ценитель граффити и всевозможных рисунков на стенах, но это… Я не могу сказать, что это было. Некая абстракция, по большому счету гигантская клякса с щупальцами, которые как будто выходили из стены прямо на улицу… Теперь же гараж стоял весь выкрашенный в ровный, монотонный, коричневый цвет, напоминая о том, что все прекрасное рано или поздно будет покрыто толстым слоем испражнений…
Через несколько минут, когда я уже подходил к своему дому, мысль моя все ещё вертелась вокруг этого гаража… Вернее от него-то она уже давно отлетела, но, как это часто бывает, отлетела не далеко и по указанному этим гаражом маршруту… Я стал вспоминать все те новшества, которыми «порадовал» меня в недавнем прошлом мой город… Я не могу сказать, что я против любых изменений, но изменения эти и весь мир, который постоянно меняется, меня в целом угнетают… Сейчас почему-то модно стало стремится к постоянным улучшениям того, что есть, «модернизации»… При чем людей, которые все хотят изменить, осовременить весьма много… Когда людей стремящихся к оригинальности, современности и непохожести становится много, они превращаются в то самое стадо, которое они так презирают. И в этих условиях они перестают думать, они уже просто следуют некому стереотипу поведения, их уже невозможно переспорить… Изменить, перестроить город это самое простое. Это путь наименьшего сопротивления. Здесь думать не надо. Куда сложнее сохранить то, что есть, ничего или почти ничего не меняя. Не давать разрушаться старинным зданиям, не давать зарастать мусором паркам… Понятно, что куда легче плюнуть на то, что есть и за бешенные деньги, дабы они даже не зарабатываются, а просто получаются, построить все новое по уже имеющемуся где-нибудь за рубежом образцу…
Грустно…
***
Придя домой, я первым делом пошёл на кухню и выпил стакан воды – почему-то очень хотелось пить. Потом я сел на табуретку и тут вспомнил, что уже вечер, а значит надо позвонить Ей. На столе стоял освященный утром кулич и яйца. Пока ухо моё слушало длинные и монотонные гудки в телефоне, я отковырял себе небольшой кусочек кулича и засунул его в рот. Он оказался довольно сухим…
- Привет! – вдруг раздался в трубке такой знакомый мне голос… Голос этот кокетливо спросил, что я хочу, зачем звоню, а после, изобразив некое сомнение, все-таки согласился встретиться вечером, а точнее через два часа.
Разговор продлился примерно минуту, но и за это время кулич успел потерять праздничный вид… Я встал. Что ж, у меня до выхода есть еще, по меньшей мере, чуть больше часа. Я решил потратить их с пользой и, поставив будильник, пошёл спать.
Кофейня, в которой я был днем, обычно закрывалась в десять часов вечера. Именно в это время я подошел к её дому, позвонил в домофон и стал думать, куда бы нам сходить… Долго думать не пришлось, ведь ресторан, работающей ночью, поблизости был только один, и потому мой выбор пал на него.
Когда она вышла я забыл сказать ей, что она хорошо выглядит, потом забыл спросить как дела… В общем, вскоре она нахмурилась, но ненадолго, а лишь приличия ради. Уже через несколько минут она весело спросила:
- А куда мы пойдем?
Неизвестно зачем, я изобразил секундное раздумье и только после этого предложил сходить в то единственное работающее место, до которого не надо далеко ехать…
- Отлично – вроде как повеселела она – давай только побыстрее, а то, я боюсь, может дождь начаться…
Вообще рестораном это заведение назвать сложно. Нет, здесь довольно весело, играет музыка начала девяностых, кто-то танцует, кто-то просто сидит и курит в потолок, кто-то даже пишет, но все-таки в моей голове слово ресторан упорно ассоциируется с чем-то до невозможности приличным, красивым, культурным и совершенно не тем, что я вижу вокруг себя…
Свободных столиков почти нет. «Бог мой! Здесь все в людях…» Такого первое впечатление от этого места.
Но вот нам, наконец, удалось где-то сесть, мы уже что-то заказали и теперь просто сидим друг напротив друга. Она всё ещё листает меню и, не поднимая глаз, о чем-то меня спрашивает. Например, «Что ты вчера делал?» или задает тот самый вопрос, который забыл задать я:
- Как дела?
Вообще она всё это уже спрашивала минут десять назад, когда мы были ещё на улице. Но видимо в атмосфере тепла и спокойного веселья вопросы эти снова стали актуальными.
- Ничего… На работу ездил, потом домой пришел, телевизор посмотрел. - мне откровенно нечего описывать. Ей откровенно незачем слушать…
Тут, вспомнив, что есть некие правила приличия и какие-то элементарные нормы поведения, я резко замолкаю и в следующую секунду, уставившись в то же самое меню, которое смотрит она, спрашиваю:
– А ты?
- Я? Да тоже ничего. Все как обычно.
Она переворачивает страницу и начинает изучать рубрику «салаты».
- Новости с недавнего момента стало невозможно смотреть… - говорю я. Получается как-то не к месту. Проклинаю про себя оборот «с недавнего момента» и параллельно с этим думаю: «я ж её черт знает сколько знаю… Мы сотню раз сидели в кафе, тысячу раз разговаривали… Что же такое-то…». Впрочем, эта заполненная до отказа мыслями секунда проходит, и мне становится ясно, что спросил я это, дабы как-то убить время пока не принесли наш заказ. Ведь с любыми, неважно с какими, напитками на столе разговор идет всегда лучше…
К моему счастью она слишком занята просматриванием меню, а потому, как это всегда бывает, сознание её отвлечено, что я сказал она слышит, но толком не понимает, а потому реагирует вяло.
- Почему?
- Ну… - тут принесли напитки, и она отложила меню. Я замолк. Теперь мне надо на полном серьёзе объяснять любимой девушки, почему с недавнего, будь он неладен, момента невозможно смотреть новости…
Она потягивает из изящно пошлого стаканчика какой-то напиток. Временами слегка покусывает трубочку и смотрит на меня. Я же, не отводя глаз, с каким-то обреченным, умным видом быстро проговариваю фразу:
- Ну, наш замечательный президент недавно с речью выступил и теперь по всем каналам люди и делают только, что эту речь обсасывают…
Глупо… Она улыбается и немного дергано выдыхает воздух через нос.
- Боже мой! Ты смотришь этих… – тут надо пояснить, что моя девушка решила перестать использовать
