Мобильник заныл в кармане, когда Захаров, задыхаясь, гнался за пацаном, юрко лавирующем в толпе на роликах. Пацан скрылся.
Захаров прислонился к стене дома и включился в связь, - Да!
- Ты где? – без предисловий спросил Ващук, старый знакомый, ещё по розыску.
- В Караганде, - очень уместно и остроумно ответил задыхающийся Захаров.
- Тогда возвращайся к себе в контору, - бодро сказал Ващук. – Я тебе дело подогнал на пол-лимона, щас человек подойдет.
- Пол-лимона он в клюве принесет? – мрачно поинтересовался Захаров.
- Принесет, принесет, - весело ответил Иващук. – Он очень состоятельный и образованный джентльмен, ты с такими умеешь разговаривать.
- Что за дело, коротко, - спросил Захаров, направляясь в сторону брошенной на обочине машины.
- Смертельный случай, - вздохнул Ващук. – Но не по нашей части. Самоубийство. Семья желает выяснить обстоятельства. Наследство там замешано и наследники. Ферштее?
- Ферштее, - сказал Захаров и, выключив связь, ускорил шаг, мобилизуясь для серьёзного разговора.
* * *
- Эй! – раздался голос за спиной Захарова, когда он заскрежетал ключом в дверном замке. Из офиса напротив выглянул Йоська Голдберг, адвокат, - К тебе какая-то дама приходила, в сильно растрепанных чувствах, плакала.
- Ладно, - буркнул Захаров, распахивая дверь с надписью: « В. Захаров. Частные расследования. » - Спасибо.
В темноватом помещении, чуть побольше ванной комнаты в «хрущевке», он отдёрнул странного цвета шторы и смахнул «Букмекерский Магазин» в ящик письменного стола. Едва он успел убрать с глаз стакан, с плавающим в остатках текилы окурком, как в дверь осторожно постучали.
На пороге стоял молодой человек лет тридцати, в щегольски распахнутом дорогом пальто, позволяющем видеть клубный пиджак, бриллиантовую запонку в галстуке и брюки в английскую полоску. Прикид дополняло наброшенное на плечи шелковое кашне и трость с серебряным набалдашником. Впрочем, трость оказалась не для форсу, - когда молодой человек шагнул через порог, стало заметно, что он хромает.
- Прошу, - сказал Захаров.
Посетитель мельком осмотрелся и без церемоний сел в продавленное кресло, закинув ногу за ногу.
- Мне рекомендовали вас, как очень толкового специалиста, - сказал он.
Захаров молча наклонил голову.
- Так вот, - продолжал молодой человек. – Трагически…умер мой дядя.
- « Самых честных правил », - внутренне усмехнулся Захаров.
- Прекрасный муж и отец, заботливый дед, - говорил молодой человек. – Надежный деловой партнер, кристально честный предприниматель.
« Некролог он, что ли, декламирует? » - мысленно удивился Захаров.
- И милиция думает, что он совершил суицид, - поморщившись, закончил молодой человек.
- Милиция думает? – вежливо осведомился Захаров.
- Ну…мы нашли его в петле, - неохотно ответил молодой человек.
Воздержавшись от протокольного вопроса «кто?», Захаров соболезнующе заметил, - И кристально честные граждане иногда кончают с собой.
- Да, но…, - молодой человек запнулся. – Он был в одном только нижнем белье. Женском.
- И какова могла быть причина? – осторожно спросил Захаров.
- Да откуда я знаю?! – краснея, взорвался молодой человек.
- Я, конечно, имею в виду причину…трагической смерти, - пояснил Захаров.
- Не было никаких причин, кроме верёвки на шее, - резко ответил молодой человек. В семье всё нормально, бизнес шёл прекрасно, никаких записок, никаких объяснений, нет следов борьбы, ничего.
Наступила пауза.
- Ну и…, - мягко нарушил молчание Захаров. – Умер и умер. Какая разница, в чьих трусах? Делите теперь спокойненько наследство, а покойный, да упокоится с миром.
- Не так всё просто, - вздохнул молодой человек.
- « Разумеется », - удовлетворённо подумал Захаров, готовясь выслушать продолжение.
- Дело в том, - с натугой сказал молодой человек, - что у дяди не осталось прямых наследников.
- Как же так? – удивился Захаров. – Вы же говорили о нём, как о примерном муже, отце и дедушке?
- Да, - кивнул молодой человек. – У него были вполне цивилизованные отношения с женой, и он помогал ей материально. Но реально, они жили раздельно уже лет пятнадцать, не оформляя развода. К тому же, Кира Олеговна все эти годы состояла в гражданском браке с человеком, у которого у самого двое детей.
- Действительно, вполне цивилизованные отношения, - пробормотал Захаров.
Молодой человек бросил на него острый взгляд и продолжил:
- Своих детей у дяди не было. Это ко мне он относился, как к сыну, а мою дочь считал своей внучкой.
- И оставил в вашу пользу завещание, - полувопросительно сказал Захаров.
- Ну…да, - неуверенно подтвердил молодой человек. – Оно ни для кого не составляло секрета и написано его рукой, он хотел разделить свою часть бизнеса между женою и мной. Но это, скорее, наброски, черновик, не заверенный нотариусом.
- Понятно, - усмехнулся Захаров. – А кому принадлежит другая часть бизнеса?
- Его брату и его сестре, моей матери, - ответил молодой человек.
- А мама вас обижает, - осторожно сказал Захаров.
- Ничуть не бывало, - запротестовал молодой человек. – Ни мама, ни дядя Павел. Но есть ещё один приблудный брат.
Захаров вопросительно поднял брови. Молодой человек потянул из кармана носовой платок. Захаров молча ждал, пока он вытрет руки и лоб.
- Всё, что нажил покойный дядя, он нажил своим трудом, - вдруг горячо заговорил молодой человек. – Титаническим, самоотверженным трудом на благо всей семьи. Но начальный капитал, недвижимость и фирму, он унаследовал от отца, моего деда. Дед умер скоропостижно, не оставив завещания, и дядя принял на себя руководство семейным бизнесом естественным образом, как старший в семье. Он приумножил капитал, он сделал из начинающей строительной фирмы мощное предприятие. Всё это время его непутёвый братец находился черт знает где. Этому типу сорок восемь лет, а из дому он сбежал в семнадцать, его не было на похоронах собственного отца. Год назад он появился снова, пьяный, замызганный и нищий. Его не выгнали, его приняли в семье, дядя Павел предоставил ему работу садовника в своём доме и флигель для жилья…
- И этот бродяга имеет полное право претендовать на наследство своего отца? – сочувственно заметил Захаров.
- Ну…формально, да, - неохотно ответил молодой человек. – Но, по совести говоря, какие у него права? Он наглец, полгода назад он привел к себе какую-то девку, которую называет своей дочерью и живет с ней. Откуда у него дочь, когда и жены-то никогда не было?
- Вы настолько осведомлены о его личной жизни? – удивился Захаров.
- Да на фига он мне нужен? – молодой человек отвёл глаза в сторону. – Это ваше дело, осведомляться.
- Давайте говорить откровенно, раз уж я буду осведомляться, - сказал Захаров. – Невмешательство милиции вас бы вполне устроило. Но ваша доля наследство, а также благополучие вашей мамы и дяди Павла под большим вопросом, пока маячит этот родственник, который, возможно, причастен к смерти своего брата. Так?
- Ну…так, - выдавил из себя молодой человек.
- Тогда представьтесь, и перейдем к деловой части, - твердо сказал Захаров.
Глава 2.
Ури.
Ури был – урод в семье. Вообще-то, его звали Юрий, но детская кличка прилипла и осталась на всю жизнь. С семнадцати до сорока семи лет его носило по миру то на торговых, то на рыбацких судах, пока не прибило к берегу семьи. Семья приняла его без особого восторга, но деваться было некуда. Делать на берегу Ури ничего не умел и не хотел. Теперь он жил во флигеле дома Павла, исполняя обязанности то ли привратника, то ли садовника за символическую мзду. За символическую, потому что содержали его вполне прилично, а мзду он мгновенно пропивал. Ещё в бытность свою каким-то по счету помощником капитана, Ури удалось каким-то чудом опубликовать авантюрную морскую повестушку. По этой причине он считал себя писателем, и так и представлялся: писатель. Первое время его принимали всерьёз друзья Павла, пока Павел ещё пускал его на свои вечеринки. Ури был прирожденный авантюрист с внешностью киношного пирата и умел забить баки даже очень бывалым людям, по желанию сходя то за рафинированного джентельмена, то за этакого terrible enfant из литературного андеграунда. На самом деле он был родом из андеграунда далеко не литературного, и провел большую часть жизни в самом её трюме, среди подонков, составляющих команды «трампов» и в портовых притонах, он владел ножом не хуже, чем языком, и ему приходилось расписывать свои персонажи совсем не условной кровью. Притом он умел быть милейшим человеком и интересным собеседником, - пока не загружался спиртным выше ватерлинии. Тогда он начинал криво ухмыляться, цедить оскорбления и сжимать кулаки, угомонить его мог только Павел. После пары-тройки таких закидонов, когда Павлу пришлось выкидывать его за дверь, от дома ему было окончательно отказано. Некоторое время Ури обитал во флигеле в угрюмом одиночестве, время от времени выползая оттуда, чтобы стиснув зубы и грязно ругаясь собрать опавшие листья или подстричь траву. По ночам он гнал самогон из сахара, выпрошенного у прислуги Павла, с которой расплачивался натурой, - иногда прямо на газоне. Так продолжалось, пока у него чудесным образом не появилась дочь, - как Афина из головы Зевса. Павел был единственным в семье, кто верил, что это не девка, приведенная с улицы. Все знали, что горбатого Ури исправит только могила. Но пьянки прекратились. Ури засел за роман века, - не менее, чем на Нобелевскую премию. Все знали, что Ури опасен трезвым и совершенно непредсказуем во хмелю. Но, однажды, Павел видел собственными глазами, как эта Афродита-Диана лупила его по мордасам, застав сорвавшимся в объятия зеленого змия, причем опасный Ури лишь жалко закрывался татуированными лапищами. Зрелище было настолько невероятным, что Павел почувствовал себя так, как будто подглядывал за коитусом родителей и тут же ретировался, совершенно ошарашенный.
Надо отметить, что Диана была крепко сбитой барышней лет двадцати с небольшим, выражением лица, повадками и замашками, сильно смахивающей на папочку, и судя по всему, со сходным жизненным опытом. Их отношения мало чем напоминали отношения отца и дочери, но и отношение семьи к Ури мало чем напоминало родственное, поэтому Павел решил не совать нос в чужие дела и оставить всё, как есть.
Павел был единственным в семье, кто относился к Ури хотя и с опаской, но без ненависти, и к кому Ури, в свою очередь, не демонстрировал отчётливо выраженного презрения. Павел был младше Ури на четыре года и ещё помнил те времена, когда тот защищал его от уличных пацанов, чего никогда не делал Филипп, - старший из братьев. Филипп никогда терпеть не мог Юрку, но был очень близок с отцом, что и послужило, в своё время одной из причин, по которой Ури сбежал из дому после смерти матери. Павел оказался единственным, кто согласился принять у себя блудного брата, - Филипп и Татьяна категорически отказались, хотя, несмотря на все последовавшие после смерти отца перестройки и евроремонты, Ури имел ничуть не меньше прав на отчий дом, в котором родился и вырос, чем старшие сестра и брат. Ури имел право не только на отцовскую недвижимость. Старшие сестра и брат осознавали это ничуть не хуже Павла, просто, в отличие от Павла, они не испытывали к Ури ничего, кроме брезгливости богатых и
