Советские правители, позабыв о марксистских догмах, это понимали, не жалели на науку денег, но стимулировали они преимущественно отрасль, которая создаёт оружие: им надо было защититься, защитить свой «бункер», и поскольку народ их кормит – защитить также и народ.
Субъектом истории являются человеческие коллективы – нация, народ, человечество. Можно общество разделить на классы – правящие и управляемые. Правит элита, политическая элита. Правящие (внутри которых также есть подгруппы с разными устремлениями) и управляемые борются друг с другом и сотрудничают. На определённом этапе результат их борьбы разрешается неким новым качеством. Противоречие снимается по Гегелю. Марксову лестницу восхождения до капитализма можно принять. Однако угнетённые, с их примитивными идеями, с их ненавистью к угнетателям, часто нравственно оправданной, никогда до трона не поднимались. Рабы к власти не пришли, крепостные крестьяне к власти не пришли. И рабочие. Как правило, выше поднималась новая, выходящая из недр общества элита (креативный класс), новая компромиссная сила, которая каждый раз начинала новую эпоху властвования.
Радикализм неустойчив. Недолго продержались якобинцы, недолго в историческом измерении продержались большевики. И маоисты мутируют, думаю, их час уже отмерян. Выше капитализма есть что-то другое, но, думаю, не социализм и не коммунизм. Практика социализма и коммунизма показали, что они неэффективны в качестве способа производства и несправедливы в качестве способа распределения. К тому же их внедрение требует неоправданного насилия, требует построения ГУЛАГа. Дальше идти следует, не упраздняя частной собственности, – необходимого условия всех свобод. И искать приемлемые варианты с приемлемым названием.
Труд. Здесь Марксово определение труда, в основном труда пролетария, ущербно: труд буржуа как накопителя, хранителя и умножителя капитала, как организатора и мастера производства, который рискует, отвечает, бережёт, ночей не спит, – в него не впишешь. Неуютно в этом определении чувствуют себя изобретатель, ученый. Не говоря уже об учителе, враче, чиновнике и т.д. Открытие учёного порой применяется через десятилетия. Политик и военный не стоят у станка, их продукт специфичен, но – продукт. Все дееспособные и трудоспособные граждане в обществе участвуют в производстве совокупного общественного продукта. И, следовательно, в производстве его стоимости.
Марксово определение эксплуатации расходится с определением справедливости. У пролетария один инструмент – его рабочая сила, определенному делу обученная, у предпринимателя два инструмента – его рабочая сила (прежде всего – мозги) и капитал. Капитал как воплотившаяся в стоимость и застывшая рабочая сила предпринимателя, которая оживает в трудовом процессе и принимает участие в создании новой стоимости. Пролетарий получает свою заработную плату, предприниматель – свою: зарплату за должность, если он не отошел от дела, не превратился в рантье, и зарплату в виде прибыли на капитал.
Свободный рынок в свободном государстве отмеряет, кому какая часть стоимости совокупного продукта принадлежит, однако «инструмент» его весьма несовершенен и часто позволяет выходить за черту, прочерченную социальной справедливостью. Слишком большая дифференциация в распределении богатства отрицательно влияет на общественную стабильность. Собственник и наемный работник с помощью власти должны договориться о гармонизации отношений (иначе – забастовка, бунт, революция, социальная нестабильность). И конкуренция должна идти по правилам. Важно блюсти принцип: обогащайся, но помни, твоё обогащение не должно парализовать экономическое стремление тех, кто пока не преуспел. Проблема «эвтаназии рантье» (термин Д. Кейнса), думаю, для России сегодня неактуальна (всё у нас будет в своё время). Сегодня актуально для России – остановить бегство капитала за рубеж, где ему не угрожает экспроприация, где предприниматель защищён от произвола власти традицией и законом. Где коммунисты в парламенте не являются главной оппозиционной партией. Возродить дух предпринимательства (законопослушного), под корень уничтоженный большевиками, – вот что является для нас сверхзадачей!
Продукты труда сопоставляются на свободном рынке и продаются в соответствии с количеством вложенного в них общественно необходимого труда, а также – в соответствии с их полезностью, редкостью. Их сравнивание – в меру рациональный в меру мистический факт. Рабочая сила в рыночной экономике также является товаром. Включить полезность в стоимость товара необходимо потому, что она регулирует естественную пропорцию в производстве разных видов товаров. Избыток того или иного вида продуктов уменьшает их стоимость, недостаток – поднимает. (Не смешивать избыток и недостаток, связанные с уменьшением и увеличением спроса, который зависит от конъюнктуры рынка.) Стоимость редкого товара весьма зависит от того, насколько он действительно редок и как велика в нем нужда.
Эксплуатация. Это насильственное присвоение чужого труда. Все диктаторские режимы – эксплуататоры. Но особенно режимы типа большевистского, создающие принудительные лагеря для инакомыслящих, лагеря, куда загоняют пьющих и уклоняющихся от работы граждан, колхозы. Главный признак эксплуатации – это политическое и физическое насилие над личностью. Это страх работника перед наказанием за невыполненную норму, за ошибку, за отказ взять в руки лом или лопату. Предприниматель в условиях рыночной экономики может мало заплатить работнику, но у работника в современном цивилизованном государстве есть возможность поменять работу, потребовать справедливой оплаты через суд или организовать сопротивление. Диктатор марксистского типа заплатит мало, работу поменять позволит далеко не всегда, а за организацию сопротивления посадит надолго. Марксов коммунизм явился не освобождением труда, а тотальным его закабалением. Это доказано и самой жизнью, доказано советским опытом.
Понятия естествознания определённы, понятия общественной науки – текучи. Настолько текучи, что иные стали сомневаться, возможно ли вообще такое явление, как общественная наука. Утешим себя, однако, тем, что общественные науки изучают жизнь, а естественные – или мёртвую природу или природу, себя не сознающую. В течение десятилетий капитализм был для нас воплощением зла, а коммунизм – наоборот. Научный прогресс и сама жизнь уточняют старые понятия и создают новые. За марксизм его последователи ещё долго будут «цепляться»: он сытно кормил их, он глубоко укоренился в их душах. Через два-три поколения, думаю, марксизм у нас если не угаснет, то потеряет блеск. А потом снова может стать востребованным, потому что бедные, неудачники, бездарности, больные, алкоголики никуда не денутся. И нацистская идеология будет время от времени воскресать, расцветать и угасать. И религиозный фундаментализм. «Плодоносить ещё способно чрево, которое вынашивало гада…» (Е. Шварц. Дракон). Жизнь – вечный круговорот. «Небритый социализм десантника Серёги Миронова» (выражение Г. Зюганова) тоже имеет шанс на жизнь
«Ни одна философия в современном мире не имеет перспективы и не является авторитетной. Каждое философское направление переживает состояние кризиса», – написал Евгений Яцкевич в статье «От марксизма к достойной философии». (Я бы добавил: каждая политическая доктрина переживает состояние кризиса; всё живое на земле подвергается испытаниям.) Для чего он это написал? – Стало жалко марксизма. Слеза прошибла. Хорошая, дескать, вещь и не будем её выбрасывать. Пригодится когда-нибудь. Так, скаредный хозяин (Собакевич или Коробочка, например) бережёт всякий ржавый гвоздь, обрывок верёвочки. А тут тебе не гвоздь и не верёвочка, а целая философско-политическая конструкция. Интересно, а гильотину (один-то экземпляр!) французы сохранили? И если сохранили, то как используют её? 23 декабря 2007 года
И все таки миром правит голод...