Я хочу поведать вам одну историю. Не знаю, поверите ли вы мне, но даю слово, что в этом рассказе нет ни одного слова лжи.
В тот день я был в препротивнейшем настроении, хотя это мягко сказано. Настроение было просто ужасное. Ненависть разгоралась в моей душе. На работу мне пришло анонимное письмо. Сначала хотел его выбросить: понимаете ли, я с недоверием отношусь к таким вещам. Но что-то подтолкнуло меня к тому, чтобы я вскрыл конверт. В нем находились фотографии и записка, нацарапанная печатными буквами:
Твоя жена шлюха. давно растут твои рога. И неудивительно если ребёнок не от тебя.
Ни подписи, ничего, даже нет надписи “Твой доброжелатель”. У меня сразу же затряслись руки, и я не хотел смотреть фотографии. Но разум твердит одно, а руки делают другое. Снимок за снимком летели в урну, снимок за снимком откровеннее кадры, снимок за снимком - и мои нервы не выдержали. Я не мог себе представить, что моя Леночка может мне изменить. И с кем? С моим родным братом. Да и он хорош, ведь знает, как я ее люблю (любил). Все мои чувства вмиг превратились в ненависть. Возможно, аноним прав, и дочь не от меня. Получается, пять лет водили меня за нос? Может больше. ПЯТЬ ЛЕТ! Но от этого не изменится моя любовь к дочке? Не должна. Ведь это я ее воспитывал, я был рядом с ней все эти пять лет – значит, она моя. И меня не интересует, чья кровь течет в ее жилах. Разве? Я воспитывал чужого ребенка? Ярость росла со скоростью бамбука при китайских пытках, разрушая мой разум. Машенька - это единственное, что осталось у меня хорошего в этой жизни. Письмо разрушило мой тихий мир без обмана и лжи, а взамен оставило мир, пропитанный запахом крови. Месть - единственное слово, которое мой разум мог понять. Ведь жену и брата я сразу же вычеркнул из жизни (точнее, скоро вычеркну). Я должен отомстить, а потом уже буду думать о спокойной жизни вместе с дочкой. Но сначала месть. Месть - красивое слово. Попробуйте его на вкус, посмотрите со всех сторон, и вы поймете, что оно вам нравится. И так же я наслаждался им, даже не подозревая, каким оно может быть бескрайним. Я плыл по лабиринту мести, проникая в самые потаенные закоулки. Я с наслаждением представлял, как задушу брата, а потом и эту суку-жену.
Я посмотрел на урну, в которой валялись фотки, и удивился, как быстро озверел. Именно озверел: у меня появилась потребность убивать. Но это меня не волновало, потому что знал, что получу удовольствие от крови.
Вскоре я ушел с работы, никому и ничего не сказав. Машиной не воспользовался, так как в таком состоянии и до аварии недалеко. Ведь мой мозг сейчас работает только в одном направлении. Возможно, это был бы лучший исход для предателей. Как говорится: “И жили бы они долго и счастливо”. Но нет, между их счастьем встал я, защищая свое. Но хоть злоба и бушевала у меня внутри, я все же соображал, чего не нужно делать (здесь я не имею в виду месть). За какие-то считанные минуты она стала для меня навязчивой идеей, смыслом жизни.
Я пошел пешком до метро. Всю дорогу размышлял, какими способами лучше будет с ними расправиться. Я никого и ничего не видел вокруг. Из-за своей ревности, которая ослепила меня, я сбил с ног старика. Я моментально помог ему подняться, рассыпаясь извинениями. И как только наши взгляды сошлись, я позабыл о своих бедах. В его глазах была такая тоска, которую, просто невозможно передать на бумаге. Я сразу же понял что он бездомный, хотя он и был более или менее хорошо одет, и от него не несло, как от помойки. Во мне проснулась жалость, пришедшая на смену ярости. Должен признаться, я всегда с брезгливостью относился к таким людям, но этот старик затронул какие-то струны во мне, о которых я даже и не подозревал. Он смотрел на меня потускневшими голубыми глазами, его седые спутанные волосы закрывали лоб, а борода спускалась чуть ли не до пояса. Он был худым и еле держался на ногах. Мне захотелось сделать для него что-то хорошее и я спросил:
- Папаша, когда ты ел последний раз?
Он потупил взгляд, и я увидел слезы стыда, текущие из его глаз.
- Вчера утром я съел кусок хлеба, которым меня угостила одна добрая женщина, - тихо произнес старик.
Кусок хлеба.
Мое сердце сжалось. Этот человек никогда не будет заниматься попрошайничеством, он просто не сможет. Это выше его сил: это читалось по его лицу.
Кусок хлеба.
Да разве это еда?
- Пойдем со мной.
- Куда? – он отпрянул от меня, и страх нарисовался на его лице.
- Да не бойся меня. Пойдем.
Старик поколебался, но пошел. Я направился к первому же кафе, но у дверей старик остановился.
- Я не могу, - прошептал он одними губами, но я расслышал слова.
- Почему?
- Мне стыдно, что я сам не могу себя прокормить, - и снова слезы потекли из его небесно-голубых глаз.
- Прекрати, - отрезал я, - представь, что встретились старые друзья, и один из них пригласил другого пойти в бар.
- Но вы даже не знаете меня.
- Вот там я и узнаю все о тебе, - я показал на бар. Мне все-таки удалось уговорить его согласиться на мое предложение, и уже через минуту мы сидели за столиком, а официант стоял рядом. Он брезгливо покосился на старика, а тот весь сжался, словно улитка, спрятавшаяся в свою раковину. Я заказал себе кружку пива и креветок, ему - бизнес-ланч. От еды из меню он отказался, сказав, что не заслуживает лучшего. Это самое малое, что я мог сделать для него.
Потихоньку старик начал выползать из своей раковины. Он поднял голову и посмотрел на меня с благодарностью. В этот момент официант принес пиво для меня и овощной салат для старика. Я ожидал, что он набросится на еду, но тот не спешил.
- Спасибо Вам. Вы очень добрый человек.
- Ну что вы, - это смутило меня, особенно потому что совсем недавно я шел убивать свою жену и брата.
Старик начал есть, очень аккуратно, как истинный аристократ. Один кусок хлеба он съел, а второй положил на салфетку. Ему принесли борщ, а мне - креветки. Я молча попивал пиво, наблюдая за стариком. Вскоре принесли пюре с котлетами. Одну из котлет постигла та же участь, что и хлеб.
- Вы не будете против, если это я возьму с собой? – он показал на салфетку.
-Ну что вы, конечно нет, - к этому времени я уже заказал вторую кружку пива. Старик отказался от спиртного, и ему принесли чай. Я совсем позабыл о своих бедах, а просто сидел и наблюдал за стариком, получая от этого непонятное блаженство и спокойствие. После обеда он обратился ко мне:
- Я не могу Вам заплатить за этот прекрасный обед, но вместо платы я могу рассказать историю своей жизни, если только вы не против.
- Я с удовольствием выслушаю ее от начала и до конца, - я не соврал, меня распирало любопытство. Что с ним случилось? Ведь в нем просматривался и ум, и гордость, и сила. Что же сломало такого человека? Если быть честным до конца, то у меня было предчувствие, что именно из-за этого рассказа я и встретил старика. А после его повествования все сомнения в этом исчезли. И он начал свой рассказ, именно из-за него собственно я и начал это писать.
- Я родился и вырос на ферме…
- А в какой местности? – это был первый и последний раз, когда я перебил старика. До самого конца я не проронил ни слова.
- Это не имеет значения. С вашего позволения я опущу названия и имена. Так вот, я родился и вырос на ферме. Я был первенцем в семье, через пару лет после моего рождения у меня появился брат. Родители в нем души ни чаяли. Я думал, что они любят его больше, чем меня. Но прошло много лет, и я понял, как ошибался. Тогда я не понимал этого, и ревность зародилась во мне и росла с каждым днем. Мы помогали родителям по хозяйству, а оно у нас было немаленьким: куры, овцы, коровы, да огромное поле пшеницы. Брата с детства тянуло к земле. Он любил копаться в ней. Он любил помогать отцу, а я ненавидел все это. Мне хотелось жить в городе, где не надо пасти стада, где не надо вспахивать поля. Я хотел легкой жизни. Моего брата всегда хвалили, а мне всегда доставалось. Конечно, я был сам виноват, но тогда я в это не верил. Я считал, что родители нарочно меня наказывали, чтобы я почувствовал себя полным ничтожеством. Так прошло мое детство - и я привык к земле, к скоту. Я все так же ненавидел это, но все же смирился с мыслью, что это моя судьба, моя жизнь. Наверное, я не любил это из-за того, что у брата все получалось лучше. Я был неуклюжим и постоянно что-нибудь да портил. Именно тогда меня начали посещать дурные мысли. Я стал плохо спать, мне снились кошмары, но это было ночью, а днем кошмары поселялись у меня в голове. Я представлял, как буду убивать брата. Картины были кровавыми, и это в какой-то степени пугало меня и радовало одновременно. Хоть в Библии есть заповедь: "Не убий". Я начал вынашивать план, как расправиться с братом. Я считал, что после его смерти родители всю любовь отдадут мне. День за днем, ночь за ночью в моей голове рос план убийства. И в один из дней я позвал брата в поле, чтобы показать ему "что-то". Он с удовольствием последовал за мной, а я рыскал глазами по земле в поисках ножа, припрятанного еще вчера вечером. Кровь закипала во мне, я должен был сделать это. И, наконец, в траве что-то блеснуло. Я нагнулся и поднял свой перочинный ножик. Брат шел впереди, так что он не видел мои действия. В следующее мгновение я поступил, как трус, как предатель, я нанес удар в спину. Он даже не вскрикнул, он просто обмяк и рухнул на землю. Я бросил нож и спокойным шагом отправился домой. Вечером, когда на улице уже стемнело, отец спросил меня: "Где твой брат?". Я разозлился и вспылил: "Не знаю, я ему не сторож". Я хлопнул дверью и закрылся в своей комнате. И вот тогда я понял, что сотворил. Родители не перестанут любить его. Я убил их любовь, да и свою тоже. Я же всю жизнь не переставал любить своего младшего брата, а зависть застлала мне глаза, и я позабыл о своей любви. Стыд и отчаяние охватили меня, а в голове стучала фраза отца: "Где твой брат? Где твой брат? Где твой брат?". Той ночью я покинул дом.С тех пор я скитаюсь по миру и рассказываю свою историю, дабы искупить свою вину.
Старик замолчал. Я не знал, что ответить. И после его рассказа мне стало жаль его еще больше. Мы сидели молча и смотрели друг на друга. И я вспомнил, куда направлялся до встречи с ним. Будто сам Господь Бог столкнул нас, чтобы предостеречь меня. Возможно, так и было. Старик поднялся со стула, взял еду, завернутую в салфетки и, поблагодарив меня, собрался уходить.
- Постой, - я полез в карман и достал все деньги, что у меня остались. Я протянул их ему. Старик отказался, но я все равно вложил их в его костлявую руку.
- Постой, - второй раз я окликнул его, - как твое имя?
- Каин, - ответил старик и поднял волосы со лба, показывая клеймо, выжженное на его коже, - любой из нас может стать Каином.
Это были его последние слова, он развернулся и ушел, растворившись в толпе людей на улице, а я остался сидеть. Печать на его лбу врезалась в мою память. Я никогда не забуду его лица, полного раскаяния. Он давно уже искупил свой грех своею жизнью. Словно он знал о моих намерениях. Может и знал. Я благодарен ему, ведь если бы не он, я бы совершил глупость, а так моя история заканчивается совсем по-другому. Я подал в суд на развод, доказал измену жены, развелся с ней и лишил прав на ребенка. Теперь я живу с дочкой и воспитываю ее сам, и меня совсем не интересует, чья кровь течет в ней.
В тот день я был в препротивнейшем настроении, хотя это мягко сказано. Настроение было просто ужасное. Ненависть разгоралась в моей душе. На работу мне пришло анонимное письмо. Сначала хотел его выбросить: понимаете ли, я с недоверием отношусь к таким вещам. Но что-то подтолкнуло меня к тому, чтобы я вскрыл конверт. В нем находились фотографии и записка, нацарапанная печатными буквами:
Твоя жена шлюха. давно растут твои рога. И неудивительно если ребёнок не от тебя.
Ни подписи, ничего, даже нет надписи “Твой доброжелатель”. У меня сразу же затряслись руки, и я не хотел смотреть фотографии. Но разум твердит одно, а руки делают другое. Снимок за снимком летели в урну, снимок за снимком откровеннее кадры, снимок за снимком - и мои нервы не выдержали. Я не мог себе представить, что моя Леночка может мне изменить. И с кем? С моим родным братом. Да и он хорош, ведь знает, как я ее люблю (любил). Все мои чувства вмиг превратились в ненависть. Возможно, аноним прав, и дочь не от меня. Получается, пять лет водили меня за нос? Может больше. ПЯТЬ ЛЕТ! Но от этого не изменится моя любовь к дочке? Не должна. Ведь это я ее воспитывал, я был рядом с ней все эти пять лет – значит, она моя. И меня не интересует, чья кровь течет в ее жилах. Разве? Я воспитывал чужого ребенка? Ярость росла со скоростью бамбука при китайских пытках, разрушая мой разум. Машенька - это единственное, что осталось у меня хорошего в этой жизни. Письмо разрушило мой тихий мир без обмана и лжи, а взамен оставило мир, пропитанный запахом крови. Месть - единственное слово, которое мой разум мог понять. Ведь жену и брата я сразу же вычеркнул из жизни (точнее, скоро вычеркну). Я должен отомстить, а потом уже буду думать о спокойной жизни вместе с дочкой. Но сначала месть. Месть - красивое слово. Попробуйте его на вкус, посмотрите со всех сторон, и вы поймете, что оно вам нравится. И так же я наслаждался им, даже не подозревая, каким оно может быть бескрайним. Я плыл по лабиринту мести, проникая в самые потаенные закоулки. Я с наслаждением представлял, как задушу брата, а потом и эту суку-жену.
Я посмотрел на урну, в которой валялись фотки, и удивился, как быстро озверел. Именно озверел: у меня появилась потребность убивать. Но это меня не волновало, потому что знал, что получу удовольствие от крови.
Вскоре я ушел с работы, никому и ничего не сказав. Машиной не воспользовался, так как в таком состоянии и до аварии недалеко. Ведь мой мозг сейчас работает только в одном направлении. Возможно, это был бы лучший исход для предателей. Как говорится: “И жили бы они долго и счастливо”. Но нет, между их счастьем встал я, защищая свое. Но хоть злоба и бушевала у меня внутри, я все же соображал, чего не нужно делать (здесь я не имею в виду месть). За какие-то считанные минуты она стала для меня навязчивой идеей, смыслом жизни.
Я пошел пешком до метро. Всю дорогу размышлял, какими способами лучше будет с ними расправиться. Я никого и ничего не видел вокруг. Из-за своей ревности, которая ослепила меня, я сбил с ног старика. Я моментально помог ему подняться, рассыпаясь извинениями. И как только наши взгляды сошлись, я позабыл о своих бедах. В его глазах была такая тоска, которую, просто невозможно передать на бумаге. Я сразу же понял что он бездомный, хотя он и был более или менее хорошо одет, и от него не несло, как от помойки. Во мне проснулась жалость, пришедшая на смену ярости. Должен признаться, я всегда с брезгливостью относился к таким людям, но этот старик затронул какие-то струны во мне, о которых я даже и не подозревал. Он смотрел на меня потускневшими голубыми глазами, его седые спутанные волосы закрывали лоб, а борода спускалась чуть ли не до пояса. Он был худым и еле держался на ногах. Мне захотелось сделать для него что-то хорошее и я спросил:
- Папаша, когда ты ел последний раз?
Он потупил взгляд, и я увидел слезы стыда, текущие из его глаз.
- Вчера утром я съел кусок хлеба, которым меня угостила одна добрая женщина, - тихо произнес старик.
Кусок хлеба.
Мое сердце сжалось. Этот человек никогда не будет заниматься попрошайничеством, он просто не сможет. Это выше его сил: это читалось по его лицу.
Кусок хлеба.
Да разве это еда?
- Пойдем со мной.
- Куда? – он отпрянул от меня, и страх нарисовался на его лице.
- Да не бойся меня. Пойдем.
Старик поколебался, но пошел. Я направился к первому же кафе, но у дверей старик остановился.
- Я не могу, - прошептал он одними губами, но я расслышал слова.
- Почему?
- Мне стыдно, что я сам не могу себя прокормить, - и снова слезы потекли из его небесно-голубых глаз.
- Прекрати, - отрезал я, - представь, что встретились старые друзья, и один из них пригласил другого пойти в бар.
- Но вы даже не знаете меня.
- Вот там я и узнаю все о тебе, - я показал на бар. Мне все-таки удалось уговорить его согласиться на мое предложение, и уже через минуту мы сидели за столиком, а официант стоял рядом. Он брезгливо покосился на старика, а тот весь сжался, словно улитка, спрятавшаяся в свою раковину. Я заказал себе кружку пива и креветок, ему - бизнес-ланч. От еды из меню он отказался, сказав, что не заслуживает лучшего. Это самое малое, что я мог сделать для него.
Потихоньку старик начал выползать из своей раковины. Он поднял голову и посмотрел на меня с благодарностью. В этот момент официант принес пиво для меня и овощной салат для старика. Я ожидал, что он набросится на еду, но тот не спешил.
- Спасибо Вам. Вы очень добрый человек.
- Ну что вы, - это смутило меня, особенно потому что совсем недавно я шел убивать свою жену и брата.
Старик начал есть, очень аккуратно, как истинный аристократ. Один кусок хлеба он съел, а второй положил на салфетку. Ему принесли борщ, а мне - креветки. Я молча попивал пиво, наблюдая за стариком. Вскоре принесли пюре с котлетами. Одну из котлет постигла та же участь, что и хлеб.
- Вы не будете против, если это я возьму с собой? – он показал на салфетку.
-Ну что вы, конечно нет, - к этому времени я уже заказал вторую кружку пива. Старик отказался от спиртного, и ему принесли чай. Я совсем позабыл о своих бедах, а просто сидел и наблюдал за стариком, получая от этого непонятное блаженство и спокойствие. После обеда он обратился ко мне:
- Я не могу Вам заплатить за этот прекрасный обед, но вместо платы я могу рассказать историю своей жизни, если только вы не против.
- Я с удовольствием выслушаю ее от начала и до конца, - я не соврал, меня распирало любопытство. Что с ним случилось? Ведь в нем просматривался и ум, и гордость, и сила. Что же сломало такого человека? Если быть честным до конца, то у меня было предчувствие, что именно из-за этого рассказа я и встретил старика. А после его повествования все сомнения в этом исчезли. И он начал свой рассказ, именно из-за него собственно я и начал это писать.
- Я родился и вырос на ферме…
- А в какой местности? – это был первый и последний раз, когда я перебил старика. До самого конца я не проронил ни слова.
- Это не имеет значения. С вашего позволения я опущу названия и имена. Так вот, я родился и вырос на ферме. Я был первенцем в семье, через пару лет после моего рождения у меня появился брат. Родители в нем души ни чаяли. Я думал, что они любят его больше, чем меня. Но прошло много лет, и я понял, как ошибался. Тогда я не понимал этого, и ревность зародилась во мне и росла с каждым днем. Мы помогали родителям по хозяйству, а оно у нас было немаленьким: куры, овцы, коровы, да огромное поле пшеницы. Брата с детства тянуло к земле. Он любил копаться в ней. Он любил помогать отцу, а я ненавидел все это. Мне хотелось жить в городе, где не надо пасти стада, где не надо вспахивать поля. Я хотел легкой жизни. Моего брата всегда хвалили, а мне всегда доставалось. Конечно, я был сам виноват, но тогда я в это не верил. Я считал, что родители нарочно меня наказывали, чтобы я почувствовал себя полным ничтожеством. Так прошло мое детство - и я привык к земле, к скоту. Я все так же ненавидел это, но все же смирился с мыслью, что это моя судьба, моя жизнь. Наверное, я не любил это из-за того, что у брата все получалось лучше. Я был неуклюжим и постоянно что-нибудь да портил. Именно тогда меня начали посещать дурные мысли. Я стал плохо спать, мне снились кошмары, но это было ночью, а днем кошмары поселялись у меня в голове. Я представлял, как буду убивать брата. Картины были кровавыми, и это в какой-то степени пугало меня и радовало одновременно. Хоть в Библии есть заповедь: "Не убий". Я начал вынашивать план, как расправиться с братом. Я считал, что после его смерти родители всю любовь отдадут мне. День за днем, ночь за ночью в моей голове рос план убийства. И в один из дней я позвал брата в поле, чтобы показать ему "что-то". Он с удовольствием последовал за мной, а я рыскал глазами по земле в поисках ножа, припрятанного еще вчера вечером. Кровь закипала во мне, я должен был сделать это. И, наконец, в траве что-то блеснуло. Я нагнулся и поднял свой перочинный ножик. Брат шел впереди, так что он не видел мои действия. В следующее мгновение я поступил, как трус, как предатель, я нанес удар в спину. Он даже не вскрикнул, он просто обмяк и рухнул на землю. Я бросил нож и спокойным шагом отправился домой. Вечером, когда на улице уже стемнело, отец спросил меня: "Где твой брат?". Я разозлился и вспылил: "Не знаю, я ему не сторож". Я хлопнул дверью и закрылся в своей комнате. И вот тогда я понял, что сотворил. Родители не перестанут любить его. Я убил их любовь, да и свою тоже. Я же всю жизнь не переставал любить своего младшего брата, а зависть застлала мне глаза, и я позабыл о своей любви. Стыд и отчаяние охватили меня, а в голове стучала фраза отца: "Где твой брат? Где твой брат? Где твой брат?". Той ночью я покинул дом.С тех пор я скитаюсь по миру и рассказываю свою историю, дабы искупить свою вину.
Старик замолчал. Я не знал, что ответить. И после его рассказа мне стало жаль его еще больше. Мы сидели молча и смотрели друг на друга. И я вспомнил, куда направлялся до встречи с ним. Будто сам Господь Бог столкнул нас, чтобы предостеречь меня. Возможно, так и было. Старик поднялся со стула, взял еду, завернутую в салфетки и, поблагодарив меня, собрался уходить.
- Постой, - я полез в карман и достал все деньги, что у меня остались. Я протянул их ему. Старик отказался, но я все равно вложил их в его костлявую руку.
- Постой, - второй раз я окликнул его, - как твое имя?
- Каин, - ответил старик и поднял волосы со лба, показывая клеймо, выжженное на его коже, - любой из нас может стать Каином.
Это были его последние слова, он развернулся и ушел, растворившись в толпе людей на улице, а я остался сидеть. Печать на его лбу врезалась в мою память. Я никогда не забуду его лица, полного раскаяния. Он давно уже искупил свой грех своею жизнью. Словно он знал о моих намерениях. Может и знал. Я благодарен ему, ведь если бы не он, я бы совершил глупость, а так моя история заканчивается совсем по-другому. Я подал в суд на развод, доказал измену жены, развелся с ней и лишил прав на ребенка. Теперь я живу с дочкой и воспитываю ее сам, и меня совсем не интересует, чья кровь течет в ней.
