Иду, иду, веду, веду,
заведу, запутаю,
в молитву закутаю,
глаза отведу,
любой дорогой пройду
и миную беду.
Старинный заговор
Глава 1
Ничему некоторых жизнь не учит. Совершенно ничему. С остальными людьми эта самая жизнь хоть как-то общается, то посредством событий в судьбе одних, то какими-нибудь полунамеками и недоговоренностями с другими, а то и просто вмешивается напрямую в жизнь и тогда у этого человека все вдруг меняется в лучшую сторону и он от счастья на седьмом небе. И то правда – жил себе человек да поживал, звезд особо с неба не хватал, перебивался мелочами и вдруг, раз – и все у него налаживается и живет он дальше просто припеваючи. Скажете, просто повезло? Ан нет, он, болезный, оказывается, все это время что-то там у себя в голове анализировал, подсчитывал, в общем, копался у себя внутри и, наконец, сообразил, что ему от этой жизни надо. И дальше уже пошло-поехало. Вот как судьба в жизни человеческой участвует! Но это у всех остальных, то есть у нормальных людей так, а тут…
В прескверном расположении духа Влад сидел на балконе и смотрел на нудный осенний дождь, который шел уже вторую неделю с небольшими перерывами. Казалось, что само существование его просто неведомо Властителям судеб и его маленький балкон, на котором он сидел и курил третью подряд сигарету, был словно затерянная арктическая метеостанция, в которую письма приходят раз в год, да и то по ошибке.
На кухне истошно засвистел чайник. Влад с трудом поднялся и, шлепая тапками, пошел наливать себе крепкий чай. В самом деле, как же еще объяснить всю эту ерунду, которая с ним творится, а вернее совсем не творится, то есть, как объяснить то, что ему к тридцати годам и вспомнить-то совершенно нечего? А? Как будто бы его инициалы начисто пропали из какой-то базы данных, там наверху, и система восстановлению больше не подлежит. Или так у всех бывает временами?
Снова вышел на балкон. Свежий воздух действовал освежающе и бодрил, что после вчерашней вакханалии было как нельзя кстати. Вчера ему исполнилось ровно тридцать лет. А может все еще не так плохо? Все-таки есть друзья, которые вчера вспомнили о нем и завалились шумной толпой в его скромную «двушку» и устроили самый настоящий праздник. Правда, праздником это назвать можно с некоторой натяжкой, то есть это такой праздник в их понимании, но тут уж как говорится – дареному коню зубы не заговаривают. Даже подарок вручили. Микроскоп. Почему микроскоп? Да черт его знает, микроскоп и все тут! Долго хихикали и, пытаясь придать своим физиономиям умное выражение лица, что обычно получается только в сильном подпитии, торжественно вручили ему подарок со словами:
- Влад, братуха, мы тут подумали и решили подарить тебе микроскоп. А что еще? На рыбалку ты с нами не ездишь, машины у тебя нет, в компьютерах ты лучше нас всех вместе взятых разбираешься, что ж тебе тогда дарить? А тут – микроскоп! Вот это да! Так что изучай свой внутренний мир!
Ну ладно, микроскоп так микроскоп. Он поставил кружку с крепким чаем на подоконник, оперся грудью о балконный парапет и снова закурил. В принципе, жизнь была не так уж и плоха временами, почти все как у людей. Дом, работа, планы на будущее и прочее. И все бы ничего, если бы не эти самолеты, серебристые, сверкавшие на солнце как яркие звезды в небе посреди ясного дня, пролетавшие над головой в неведомые страны и оставлявшие за собой белый след сожалений, врезавшийся в память как рубец, остающийся от операции по удалению аппендицита.
Странно, отец тоже стоял часто на этом же балконе и смотрел куда-то тяжелым похмельным взглядом. Влад почему-то запомнил его именно таким: вечно пьяным, злым, смотрящим футбол с пивом и постоянно бившим их с матерью за малейшую провинность. Особенно сильно врезалось в память то особое животное чувство страха, которое маленький мальчик испытывал перед отцом, и как тот в свою очередь с нескрываемым удовольствием словно бы питался этим ужасом. Помнил забитую и покорную мать, которая терпеливо сносило все это, как потом она сказала, что делала это все ради того, чтобы у ребенка был отец. Помнил, как долго продолжался этот тихий террор, пока он не повзрослел и не пошел в армию. Мать писала письма, говорила, что отец образумился и что все теперь у них хорошо, но Влад слишком хорошо знал ее и его, чтобы верить в это. Вернувшись со службы и увидев мать с синяком под глазом, не выдержал и избил отца, как всегда пьяного в дым, до полусмерти. Он до сих пор был уверен, что так было надо. Бил сильно, жестоко и без сожаления.
Отец пить не бросил, но на мать больше руку не поднимал. Как-то особенно осунулся, обмельчал и сник, лишившись возможности пить страх из других людей, срывал свою злость на собутыльниках, приходил домой весь в синяках и молча засыпал на раскладушке. Через год он умер. Влад ничего не испытал по этому поводу, кроме глухого раздражения от процедуры похорон и досады. Тогда казалось, что все стало на свои места, и они с матерью снова станут одной нормальной семьей. Но она словно бы впала в какое-то оцепенение, потеряла смысл жизни, ту самую точку опоры, на которой держался ее внутренний мир, а новые горизонты увидеть так больше и не смогла. Постоянно болела всевозможными болезнями, явными и вымышленными, хандрила, плакала по пустякам и все время причитала, будто бы пыталась оправдаться перед кем-то. Еще через два года она тихо умерла во сне.
И вот уже тридцать. Жизнь шла ни шатко, ни валко, по какому-то только одной ей ведомому маршруту, словно бы собиралась с силами перед прыжком в никуда. Убаюкивала длинными осенними дождями, бессонницей по ночам и редкими визитами старых друзей.
Ладно, черт с ним, и вправду - микроскоп так микроскоп.
Глава 2
Все пошло своим чередом, да и как может быть иначе? Или вы из тех, кто еще верит в то, что с понедельника, ну, в крайнем случае, с первого января, начинается новая жизнь? Даты не всесильны и зачастую обманчивы, как внешность человека, его напускное равнодушие или показная радость, с которой он спешит поделиться с вами при случайной встрече, случившейся вдруг так некстати. Прошло недели три с хвостиком после дня рождения, и вот в пятницу вечером вдруг приехал Серега:
- Влад, давай мне новую «винду» поставим? А? Старая совсем уже не тянет, а я без ноутбука как без рук. Выручай!
И так примерно раз в полгода. То есть в среднем два раза в год он привозит свой, блин, практически просто калькулятор, гордо именуемый им самим ноутбуком, и просит поставить новый «виндовс», при этом каждый раз клянется, что в следующий раз сделает все сам. Но проходит шесть или семь месяцев и все начинается сначала.
- Вот, - Серега поставил на стол ящик баночного пива, пакет с рыбой и извиняющимся взглядом посмотрел на своего старого приятеля: - Ну, не выпендривайся.
Он рассмеялся своим заливистым смехом и стал раскладывать рыбу из пакета:
- Что стоишь как неприкаянный? Стаканы неси!
В такие минуты обижаться на него было просто невозможно. Через пять минут Влад уже колдовал над стареньким ноутбуком и ворчал на Сергея:
- Смотри внимательно, клянусь, последний раз показываю.
Тот кивал головой в знак согласия и наливал пиво в большие стаканы, мало-помалу процесс перетекал в самую обыкновенную попойку, бессмысленную и беспощадную. За окном уже совсем стемнело, Серега вызвал себе такси, и они вышли из подъезда, закурили. Было пасмурно, сильный холодный ветер метался в подворотне, лез за шиворот и громко хохотал в водосточных трубах. Искры от сигарет летели в темноту как трассирующие пули, прошивая первородную тьму насквозь. И только высокие звезды равнодушно смотрели с высоты на двоих полупьяных собутыльников, стрелявших наугад в бездонное осеннее небо.
- Слушай, а все-таки, почему микроскоп? – вдруг спросил Влад.
- Какой микроскоп?
- Который подарок.
- А, микроскоп! – Сергей рассмеялся, - Вот блин, ну это смешная история! Ехали с рыбалки и вдруг вспомнили, что у тебя день рождения, начали думать, что подарить. И тут по радио говорят, что-де есть какой-то там японский то ли ученый, то ли писатель, и он брал капли воды, говорил над ними, то хорошие слова, то ругательные, а потом эти капли замораживал. И дальше самое интересное, капли с хорошими словами замерзали в красивые снежинки, а капли с плохими словами становились уродливыми ледышками. Представляешь?
- Да ладно? – Влад недоверчиво нахмурился.
- Точно тебе говорю! – Серега как можно убедительнее вытаращил глаза и продолжил, - Вот тогда кто-то и сказал, что, мол, а давайте подарим ему микроскоп. Ну, вот поэтому - микроскоп!
- Понятно.
Подъехало такси, Сергей, гордо держа перед собой свой ноутбук, загрузился внутрь и сквозь открытое окно с заднего сиденья торжественно помахал рукой на прощание. Влад вернулся в домой и включил компьютер:
- Что он там говорил про каплю воды?
Вскоре ему удалось обнаружить то, что искал. Оказалось, что действительно такой ученый существует, зовут его Масару Емото и он изучает кристаллы воды уже более двадцати лет. У него есть своя маленькая лаборатория, где он делает снимки кристаллов и анализирует их под микроскопом, который многократно увеличивает изображение. После ряда исследований ученый сделал открытие, ставшее сенсацией. Он замораживал капельки воды, которые перед тем испытывали разное влияние, и изучал их структуру под микроскопом. Японец был поражен. Капли воды, которая "слушала" перед тем классическую, народную или другую мелодичную музыку, формировались в кристаллы с чрезвычайно красивыми узорами, тогда как после звучания тяжелого рока их структура становилась хаотической.
Но еще более удивительный и убедительный эксперимент, наводящий на многие размышления, Массару Эмото провел немного позже. Он налил в две одинаковые банки одинаковой воды и положил в них по горсти вареного риса. На одной из них он прикрепил надпись «плохой», на другой – «хороший». Ежедневно он сам и члены его семьи по нескольку раз подходили к банке с надписью «хороший» и говорили разные добрые слова, а к банке с надписью «плохой» - обращались с обидными различными словами. Через несколько дней рис в банке с надписью «хороший» образовал солод с приятным запахом, а с надписью «плохой» - сгнил, почернел и издавал отвратительную вонь. Узнав об этом эксперименте, многие его повторили с тем же результатом, а один из последователей еще более развил эксперимент. Он взял три банки. С двумя поступил так же, как при первом эксперименте, а на третью не было помещено никакой надписи, никто к ней не подходил и не обращал на нее никакого внимания. Так, в этой – третьей банке рис сгнил еще быстрее, чем в банке с надписью «плохой». Значит, забвение, отсутствие внимания – еще больший яд, чем обида и оскорбления?
Почему-то именно последняя фраза резанула сознание, так бывает, когда разум еще не успел вынести свой вердикт, потому что есть пока великое множество всевозможных «за» и «против», но
