что почти во всех квартирах этого странного дома, звонки, как правило, не работали, их убирали специально, в рамках ухищрений придать дому нежилой вид. Такие потуги были, конечно, напрасны и смешны, но сценарий и режиссура спущенного кем-то сверху сюрреалистического спектакля требовали от актёров строго определённых правил поведения, и их благополучие на этой драматической сцене во многом зависело от чёткого исполнения собственных ролей.
Убедившись, что звонить в дверь бесполезно, Захар громким голосом стал перечислять своих соседей:
- Хайрулла, Хамид, это я, Захар! Открывайте, не бойтесь, я – один! – Затем окликнул по имени жену. За дверью раздался едва различимый шорох.
- Да открывайте же, Захар это, За-а-хар!
- Захар-ака, ментов нет? – прошептали за дверью,
- Да нет, они возле первого подъезда. - Подъезд, в котором проживал Захар, был восьмым по счёту. Замок в дверях осторожно щёлкнул, и Захар провалился в кромешную тьму коридора. Его соседи, пряча в кулаках огоньки тлеющих сигарет, сгрудились на кухне, потому что только из этого окна просматривалось пространство в обе стороны от их подъезда. На Захара смотрели с завистью, так как все знали, что, во-первых, он гражданин России, и что, во-вторых, с документами у него – полный ажур. Конечно, Захар жалел этих людей, искренне сокрушался по поводу действующих человеконенавистнических законов, как он любил выражаться, любезного отечества, но со временем жалость уступила место будничной необходимости держать оборону и включиться в механический процесс борьбы, как за существование, так и за сосуществование. Ведь у Захара тоже была своя роль в навязанном властями людоедском спектакле…
Внезапно подъезд огласился громким топотом, криками, матерной руганью. Представители власти со смаком тарабанили в запертые двери притихших квартир, работая руками и ногами. Те из жильцов, у кого были маленькие дети, не могли удержать их от испуганного плача. Рассекретив себя таким образом, несчастные вынуждены были отпирать двери, и никакие уговоры мужчин и мольбы женщин уже не могли помешать блюстителям порядка исполнять свои обязанности. Обнаруженные выволакивались на улицу, их запихивали в заблаговременно подготовленные фургоны и автобусы и, заполненные до уровня исполнения утверждённого начальством плана по отлову нелегально проживающих на территории России гастарбайтеров, они растворялись в ночи в никому не известном направлении. Матроны, ранее руководившие расселением, не показывались, но после отъезда милиции чудесным образом объявлялись и, деловито расхаживая по квартирам, в которых уцелели родственники только что увезённых, собирали деньги для их возвращения. Причём, не «кто сколько может», а строго определённую, им точно известную, сумму. Деньги, всеми правдами и неправдами, собирались. Матроны даже шли навстречу и одалживали потерпевшим собственные сбережения, но такое благородство на самом деле оказывалось самым бессовестным ростовщичеством, потому что сумма выкупа пострадавших включала в себя солидное вознаграждение самих матрон и их виртуального участкового. Словом, режиссура спектакля, действительно, была отточена до мелочей и исполнялась безукоризненно.
Увезённые ночью, большей частью, возвращались обратно. И от души благодарили матрон за своё счастливое вызволение. И, едва перекусив, а зачастую – натощак, бежали на свою нелегальную, скудно оплачиваемую работу. Всё равно, работа эта оплачивалась здесь в десятки раз больше того, что они могли заработать у себя на родине.
Вечером следующего дня Захар с невесёлой усмешкой наблюдал за новостями по телевизору. Среди прочих, прошёл сюжет об очередном, готовящемся выдворении из страны нелегалов. Диктор, казалось, был искренне удивлён и возмущён тем фактом, что в предназначенной к сносу пятиэтажке, в полном комфорте, существовали самовольно заселившиеся, потенциально опасные для общества нелегалы-гастарбайтеры. При полном неведении властей о творящемся под их носом беззаконии. В лексиконе диктора не было слова «попустительстве».
Захар протяжно вздохнул. Жизнь в доме продолжалась. Очередная плановая проверка сносимого строения, очевидно, будет не скоро. Ведь таких домов по городу – тысячи! А штатное расписание органов правопорядка не в состоянии справиться с грандиозностью проблемы. Проблемы, как полагал Захар, созданной искусственно и искусно кем-то используемой. Он вышел курить на кухню. Хайрулла готовил плов. Лицо его сияло плутовской улыбкой и источало добродушие.
- Захар-ака, вот, сейчас плов будет готов! Отметим? У меня по сто грамм найдётся.
- Хайрулла, тебе же религия пить не позволяет!
- Э-эх, Захар-ака, я совсем уже русский стал, мал-мал попью – душа поёт, проблема нет никакой! Соседи – все добрый люди, вы, Захар-ака, тоже хороший человек.
Внезапно взгляд Хайруллы погрустнел.
- Вот, Захар-ака, думаю, что потом будет, когда дом ломать начнут. Как жить будем, где жить будем?
До сноса пятиэтажки оставалось два месяца.
ИЮНЬ, 2008г.
