Утром в понедельник над деревней появились знаки. Первым их увидел кузнец. Накануне ночью ничего такого не было, потому что как раз в это время кузнец начал ковать новый меч вождю и, желая узнать, расположены ли к его работе многочисленные боги и духи стихий, несколько часов просидел на камне перед кузней, задрав голову вверх. - Задницу вот только застудил, - жаловался кузнец всякому, кто приходил к нему, - и шея теперь болит. А только зазря пострадал, потому как не было мне никаких знамений. И знаков этих тоже не было. - Не было, - категорично заявлял оскорблённый мастер. - Во, гляди, - показывал он любопытствующим соплеменникам откованный клинок и проводил грязным ногтем по не отточенному еще краю, - видишь, всю ночь работал, глаз не сомкнул, устал. - Ты сам посуди, - рассуждал кузнец, - вроде как - бы про себя, рассматривая придирчиво меч, - посуди сам, подмастерья у меня нет, забрали у меня парнишку к вождю в дружину. Ну и что ты скажешь? Парнишка был дурак, скажем прямо, но мехи раздувал. А теперь? Мехи приходиться самому раздувать и молотом махать. Вождю ведь что надо? Вождю нужен меч, крепкий меч и чтоб не сломался после первого удара. А тут как назло, нет знамения. Нет, и всё тут. Сижу, сижу и ни одна сволочь на меня внимания не обращает. Пришлось так, без всяких знамений и ковать, потому как наш вождь человек серьёзный и задержек всяких не потерпит. Вот так, значит. Ну что, стал работать меч, да-а-а, несколько раз выходил на улицу, отдохнуть и свежим воздухом подышать и знаков не было. А что было? - спросил кузнец, загнув указательный палец. - Звезды были, много, сияние было, огненные колеса были, комета пролетела, хвост вот такой, камень небесный за лесом упал, упыри выли и вождь прежний прошел. Сам черный, глаза красным горят, клыки изо рта торчат, слюна течёт и хрипит на каждом шагу. Верёвка вокруг шеи замотана, значит задушили нашего защитника, опору и надежу. Нынешний вождь и задушил, падла такая. Вот это всё, что я видел.
Кузнец неопределённо вздыхал и уходил вглубь кузни, жалуясь на бессердечие богов и отсутствие помощников. Соплеменники долго топтались у входа, ожидая продолжения разговора, но так и не дождавшись, уходили. Выбравшись из продымлённых недр кузни, они поднимали головы и долго смотрели на огромные знаки, нагло расположившиеся прямо над их домами и не желавшие никуда исчезать. Бессмысленность этого явления раздражала поселян, а невозможность пресечь мешавший привычной жизни феномен вызывал у них приступы необъяснимой злобы. Поселяне яростно плевались и расходились по домам, надвинув на глаза широкополые шляпы. До сего момента каждый из них знал, что любое событие для чего - нибудь да предназначено. Например, появление прежних вождей. Всякий, увидевший мертвого вождя, мог теперь точно сказать, по какой причине тот отправился в мир иной. Для народа такое знание было жизненно важным. Исходя из способа умерщвления, народ решал, стоит ли ему полностью полагаться на нечеловеческую прозорливость нового начальника или следует сразу восстать. В процессе смены власти народом особо ценились наиболее изощрённо-подлые методы ликвидации конкурентов. Честный поединок не вызывал у народа симпатий. Отравления, наёмные убийцы, заговоры, интриги, убийства детьми отцов, женами мужей, колдовство, проклятья, - вот что ценилось народом. И появление не отомщенного умертвия было своего рода подтверждением соответствия новой власти сокровенным чаяниям коллективного менталитета.
Огненные колеса также никого не раздражали. Их видели и о них рассказывали отцы, отцы отцов, отцы отцов отцов и так до седьмого колена. Время от времени одно из таких колес приземлялось за околицей и оказывалось, что на самом деле это вовсе даже и не колесо,а две большие тарелки, сложенные вместе. Из этих тарелок выходили неописуемые существа (деревенские звали их неместными) и бесцельно бродили по деревне, распугивая собак. Однажды троица неместных забралась в сарай одноногого Гвена и найдя там большую бутыль самогона, надежно спрятанную от натренированного взгляда сборщика налогов, нарезалась до бесчувствия. Провалявшись несколько суток без движения, неместные выползли на белый свет и ещё неделю окрестные леса оглашались их нечеловеческими воплями, непристойными песнями на неизвестном языке и требованиями ста грамм на опохмелку. Нужно ли говорить, что оскорблённый в лучших чувствах мытарь взял беднягу Гвена за жабры, устроил жестокий обыск хозяйства одноногого и взыскал с него недоимки реальные и несуществующие. Гвен потом долго плакался всякому встречному поперечному и сетовал на судьбу-злодейку, устроившую ему такую горькую подлянку. Когда же сердобольные слушатели предлагали несправедливо пострадавшему пойти и разобраться с виновниками его бед, просто, жестко и конкретно, он только вздыхал, качал головой и говорил:
- Жалко мне их. Бутыль первача прикончили, причем без закуски. Им и так тяжко. Пусть себе живут.
И собеседники с ним соглашались. Ясно же, что Гвена на мякине не проведешь. Припасена у него заначка на чёрный день, он человек ушлый и пронырливый. Вот и плачется и причитает он не зря, показывает, будто с него больше нечего взять.
А еще неместные регулярно крали девок.
- Мало нам своих кобелей, - ворчали люди, - так нет и эти повадились на дармовщинку.
Что делала с девками нелюдь, никто не знал. Предполагали всякое, каждый в меру своего воображения. Сами девушки, когда их прямо об этом спрашивали, закатывали глаза, глупо хихикали и прикрывали рты ладошками.
- Вот стервы, - удивлялся народ, - хоть бы покраснели, что ли. Но девушки не краснели и упорно отмалчивались. Некоторые утверждали, что девки, втайне от соплеменников, бегают в чужую деревню за рекой и наладились было следить за ними. Месяц или чуть больше им не везло, а затем неожиданно пропали и они. Появившись через несколько дней на рыночной площади, добровольцы проворно разбежались по домам. Соседи настойчиво пытались узнать, что же с ними произошло, но безрезультатно. Пострадавшие упорно отмалчивались.
Кроме неместных, мир за деревней населяла разнообразная нечисть. Упыри и оборотни, русалки, валькирии, Маленький Народец, Добрые карлики и Двор Дождя, единороги и василиски. Каждую осень над деревней пролетали на запад стаи грифонов, роняя золотые монеты, золотую пыль и золотые самородки. Огромные гады из заморских стран приползали и селились в затхлых болотах, бродяги лепреконсы смущали умы поселян заманчивой возможность получения магической силы. Кривоногие искусители, облаченные в изумрудные кафтаны, подражая базарным зазывалам, обещали счастливчикам, нашедшим заветные горшочки, полные волшебных талеров, исполнение любых желаний. И пока жертвы их назойливой рекламы носились с выпученными глазами по округе или превращались в завзятых землекопов-кладоискателей, лепреконсы отправлялись в придорожный кабак и там пьянствовали, не просыхая неделями, задирали проезжающих, дрались между собой, подъезжали к официанткам, суля им беззаботную житуху, и, панибратски называя хозяина "земелей", жаловались ему на судьбу, "в корень поломатую", на отсутствие родимого гнезда, куда бы они могли вернуться после долгих странствий. Хозяин, мрачный мужичина, с лицом, заросшим до ушей черной, похожей на клубок проволоки бородой, зыркал пронзительными глазами и гудел в ответ что-то неразборчиво. Много разных посетителей он перевидал на своем веку, много разговоров переслушал и если что и интересовало его, то только деньги. Лепреконсы платили исправно монетами, хоть и заколдованными, но честно остающимися в кошельке кабатчика. Зная о хитрых качествах гномьих денег, он сначала не очень доверял лепреконсовой вольнице, но лживые во всем недомерки его не обманывали. Кабатчику такое поведение гномов понравилось и он их зауважал. Хотя большого и неожиданного богатства не приобрел. Однажды, осмелев, он задал вопрос о неполученном сокровище одному из старшин лепреконсовой братии. На миг протрезвев, гном отер рот засаленным рукавом кафтана и хитро прищурившись, произнес:
- Разве мало тебе того, что ты получаешь?
И кабатчик, сообразив, зауважал постоянных посетителей ещё больше.
Если лепреконсы вносили в размеренный быт деревни хаос, разрушение и болезни (все, поверившие их обещаниям, завершали свой жизненный цикл одинаково - скрученные черной немочью, умирали мучительно долго, надоедая семье и соседям жуткими воплями до тех пор, пока какая-нибудь сердобольная душа не прерывала насильственно их затянувшуюся агонию), то остальные твари, помимо творимых ими пакостей, приносили хоть малую, да пользу. Гады предсказывали наводнения, волки-оборотни выли перед сильными морозами, переселения Доброго Народца и Двора Дождя свидетельствовали о скором наступлении весны либо осени, упыри появлялись к покойнику, грифоны - к золоту, встреча с единорогом - к счастью, с русалкой - к удачной рыбалке, с василиском - к потере жениха. Добрые карлики способствовали хорошему урожаю. Были еще Неясыть и Нетопырь, но их существование относили к разряду мифов и легенд по той причине, что никогда не видели. Правда находились свидетели, утверждавшие, что сталкивались с ними на узких лесных тропинках, однако, сломленные градом настойчивых вопросов, путались в показаниях, терялись окончательно и, не выдержав допроса с пристрастием, признавались в зловредных выдумках. Не доказанность бытия этих реликтов нежити приводила к ожесточенным спорам о воздействии, оказываемом ими на природу. Отсюда и берет начало известная поговорка: "Дружат как Неясыть с Нетопырью".
Знаки же, в отличие от древних бестий, никуда не прятались. Ветер им был нипочем, облака их не прикрывали, грозовые тучи перед ними расступались, ночью от них исходило ровное молочно-белое сияние. Мягкий свет растекался в пространстве, окутывая зыбкой дымкой деревню, непостижимым образом проникал сквозь наглухо закрытые ставни, сделанные из самых твердых пород дерева, бередил души спящих жителей непостижимыми снами и вызывал приступы необъяснимой печали. Многие стали страдать бессонницей, наиболее слабые вдруг начинали беспричинно рыдать, жены больше не желали терпеть постоянные побои и попреки, дети забывали о своих обычных забавах (драках, мелких и не очень мелких кражах, игре на деньги, курении, употреблении слабых и крепких спиртных напитков, изготовлении, хранении и ношении холодного оружия, выращивании и употреблении грибов-галлюциногенов и т.д.), увлекались рисованием, сочинением стихов и музыки, помогали родителям по хозяйству, заступались за младших, переставали врать и больше не оскорбляли стариков. Дело дошло до того, что богатые принялись раздавать свое имущество и землю.
Оставшиеся в здравом уме собирались на тайные сходки в заброшенных домах. Мрачные и злые, они вспоминали прежние денёчки, последними словами кляня власти, как всегда не обращающие внимания на беды и заботы простого народа. Пытаясь открыть правду на происходящее, защитники древлего порядка сочиняли обстоятельные письма и выбрав гонца, отправляли его к вождю. Кроме этого, они вели наступательную пропаганду среди
