дверь отжали, детей связали, рты позатыкали и в ванной заперли. Всё до последней копейки выгребли...
Мужичок хотел выматериться, но вспомнив, где находится, испуганно зыркнул по сторонам и, слегка приободрившись молчанием Хозяина, заговорил снова:
- Пожалей деток, дай заработать. Отдам! Ей-богу, все долги отдам. Дай только срок!
Педаля молчал, выдерживая паузу. Потом заговорил тихо, едва слышно, значительно. Да так, что не только у просителя, но и у всех присутствующих от его голоса мурашки пробежали по спине:
- Воры, говоришь, к тебе пришли? Обокрали, значит? Деньги забрали?.. Ты, дурья твоя башка, не уяснил себе ещё, где ты живёшь? Тогда навечно, на всю жизнь заруби на своём поганом разбитом носу, что воры - они на то и воры, чтобы воровать!
Лицо Хозяина слегка порозовело от благородного гнева и наглых обвинений этого ничтожества. Но он сдержался и продолжал тем же негромким, спокойно-уничижительным голосом:
- Детей, говоришь, обидели? Вот это плохо, здесь ты, фраерок, прав. Но это не наши обидели, мои пацаны ребёнка не тронут - по понятиям живём. Это, похоже, беспредельщики какие-то залётные. Ладно, разберёмся с тобой. Пока иди домой, работай. Месяц тебе отсрочки. И на счётчик его поставь, - обернулся он к казначею.
6.
Хозяин перешёл к другим делам, а Светлана, которая всё слышала через неплотно прикрытую дверь, не находила себе места:
- Не могу я с ним жить, мама, - чуть слышно говорила она матери. - Иногда он бывает добрый, ласковый. А порой - хуже зверя. Так посмотрит, что душа уходит в пятки.
- Сердцу не прикажешь, доченька, - отвечала ей пожилая женщина. - Дело, конечно, твоё, но ты подумай: дом наш стал - полная чаша. Обстановку сменили, одеты, обуты, подарков, золота у тебя - как у принцессы какой заморской. Что тебе ещё не хватает?
- Любви мне не хватает, любви, - со слезами на глазах отвечала Светлана.
- Ии-эх, и где она, эта любовь? Я тебя одна вырастила, ни о чём таком и не мечтала…
- А я не хочу одна, хочу, чтобы он всегда рядом был, - со слезами уткнулась в подушку Светлана. - У меня, похоже, ребёнок будет.
- Ну, и что же ты плачешь, глупая? - улыбнулась мать.
- А ты знаешь, что ему, как вору в законе, не положено иметь детей? Он уйдёт, а я останусь одна, и с маленьким. Мне браток знакомый недавно сказал.
И обе женщины, обнявшись, заплакали навзрыд. А что им ещё оставалось? Спустя несколько месяцев Педаля всё же узнал, что Светлана беременна. С тех пор он заходил к ней только однажды. Сказал, чтобы не расстраивалась и рожала спокойно, что помогать он им будет всегда, ну, а остальное - как получится.
Но получалось почему-то всё хуже и хуже. Залётные, ограбившие мужичонку, оказались чеченцами, которые добрались даже сюда, в центр России. Они контролировали соседнюю область и сделали серьёзную заявку на городок, в котором Педаля считал себя царём и богом. Началась настоящая война с кровавыми разборками, стрелками, убийствами из-за угла, сгоревшими машинами и прочим беспределом.
Свою вотчину бандитам удалось отстоять. Чужие отступили, но на самом видном месте городского кладбища появились новые красивые памятники с дорогими мраморными надгробьями. Сам Педаля был сожжён чеченами в своём навороченном мерседесе, и на его могиле братва водрузила огромный четырёхметровый крест, где было выбито настоящее, данное родителями имя главаря. Не принято у нас писать на могильных плитах бандитские лагерные клички. Всех хоронили по древнему христианскому обычаю, хотя любой горожанин вам скажет, что под самым большим крестом на кладбище покоится не кто иной, как вор в законе Педаля…
7.
Ребёнка Светлане сохранить не удалось. Уж очень сильно она переживала, когда хоронили обгорелые останки её невенчанного супруга. А после неудачных родов - и вовсе умом тронулась. Каждый сходит с ума по-своему, и несчастная молодая женщина стала бояться всего на свете, шарахаться от каждой тени. Ей казалось, что повсюду прячутся враги, что за ней следят, хотят её поймать, убить, изнасиловать…
Лечение помогло немного, но врачи устраняют лишь последствия болезни, не задумываясь о причинах, её породивших. Поэтому так и осталась Светлана на всю жизнь диким зверьком, загнанным в угол ужасными жизненными обстоятельствами.
- Я зачитывалась вашим письмом, - говорила она Володе. - Такие обороты, такие слова… Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Чувствуется, что они идут из глубины благородной души и продиктованы большой скрытой болью. Но в жизни столько обмана, и я побоялась сразу отвечать незнакомому человеку. Была на свидании, видела вас издалека, пошла за вами, а потом постаралась навести справки. И только узнав кое-что и убедившись, что всё написанное вами правда, я решилась на активные действия. Письмо, естественно, запоздало. Но лучше поздно, чем никогда…
Володя слушал её длинные путаные речи, и ему всё больше хотелось уйти, оставить эту несчастную испуганную женщину. Но он проводил её домой, зашёл к ней и, подчиняясь законам гостеприимства, поужинал вместе со Светланой и её матерью. А когда после ужина хозяйка возилась на кухне, старая женщина вкратце рассказала Володе её историю.
- Вы уж не относитесь к дочке слишком строго, не обижайте её. Она и так обижена сверх всякой меры. И не воспринимайте всё, что она говорит, слишком серьёзно - после смерти ребёнка Светочка стала малость заговариваться.
Немного помолчав, мать посмотрела в спокойные глаза Володи и, найдя там нотки сострадания, добавила заговорщицки-просительно:
- Вы, мил человек, решайте лучше сразу. Если нравится она вам, то оставайтесь. А если нет - уходите. Ещё одну потерю Светочка не перенесёт, и так ей тяжко…
8.
По дороге домой Володя никак не мог решить, к кому идти завтра, в воскресенье. Светлана, конечно, красавица, слов нет. Но кто знает, как повернётся её болезнь? Ведь, что ни говори - она пациентка психушки, и понадобится очень много средств, душевной энергии, терпения и любви, чтобы сделать её нормальным полноценным человеком. Деньги при желании можно заработать, да и не нужны они ей. Всесильный Педаля, весьма вероятно, кое-что им с матерью оставил. Но вот сможет ли он, Володя, так полюбить её, чтобы ни словом, ни полунамёком не обидеть, не оскорбить, не унизить? Он вспомнил историю с бывшей женой, и сомнения долго не давали покоя его истерзанной душе.
Татьяна - совсем другое дело – волевая, целеустремлённая натура. С ней надо бороться, её надо покорять, ломая свой либо её характер. А в сорок лет очень и очень непросто проходит притирка двух давно сформировавшихся личностей. Два медведя в одной берлоге - это слишком много. Тем более - в её берлоге, что, возможно, будет иметь решающее значение. Можно, конечно, покориться, стать подкаблучником, но стоит ли? Кроме того, надо будет искать другую, нелёгкую, но денежную работу, чтобы перекрыть выплату алиментов и прокормить новую семью.
И самое главное - нашего героя не оставляла мысль о двенадцатилетнем сыне. Как обеспечить его поддержку не в ущерб интересам той либо другой женщины? Трудно выбирать в сорок лет, значительно труднее, чем в восемнадцать!
Всю ночь Володя ворочался с боку на бок, прикидывая и так, и этак, но результата не было. Голова пухла от всевозможных вариантов, и только утром, при ярком свете нового дня, решение пришло само собой - правильное и, похоже, верное. Как говорят юмористы, девяносто процентов всех проблем решаются сами собой. Остальные же десять - просто неразрешимы. Поэтому наш герой надумал не идти ни к одной из двух женщин, а подождать приезда Кати. Ей и её маленькой дочке он нужнее, чем этим неплохо обеспеченным красавицам.
Пусть они с Катериной будут жить на съёмной квартире, пусть придётся искать новую работу, пусть будет нелегко, но зато совместно пережитые трудности сплотят их, сделают настоящей семьёй. И это - самое главное условие, способное сблизить двух немолодых, многое повидавших людей. Так думал Володя, так он решил, понимая, однако, что жизнь - сложная штука. И она, эта чертовка жизнь, будто своенравная красотка, довольно часто, если не всегда, вносит свои коррективы в планы самых умных, порой даже мудрых хорошо знающих её людей.
