Меня всё устраивало, как есть.
По истечении контракта я устроила себе перерыв на полгода и уехала в Италию. На третьем месяце моего отпуска ко мне присоединился инспектор. Он был джентльменом, потому ни непристойностей, ни вольностей себе не позволял.
Когда отведённое мной время на отдых заканчивалось, инспектор, который не мог позволить себе отдыхать месяцами и растрачивал своё жалование в регулярных поездках ко мне, предложил, наконец, выйти за него замуж. Я попросила время подумать. А подумать было над чем. Я не могла выйти замуж, если бы вдруг решила сойти с ума, потому что не могла лгать о смерти в семье сэра Томаса. А сказать правду значит предать мистера Френсиса. У него жизнь была – не позавидуешь, пусть хотя бы смерть его будет спокойной. Поэтому, прошло вот уже более десяти лет, а я не могу сказать инспектору Джонсону, что его женой я не буду. Отношения любовников ему претили, он считал грехом жить вместе вне брака. Но либо так, либо он вообще меня не увидел бы. Поскольку я часто переезжала с места на место, отношение ко мне соседей меня волновало мало. Правда, совсем недавно я осела в одном из южных графств и решила уйти на отдых. Инспектор Джонсон только поддержал это моё желание, видя в нём первый шаг к браку. Я не стала его разубеждать.
И сейчас, сидя за столом и в первый раз в жизни изливая бумаге свою душу, я не знаю, что мне делать. Возможно, стоит принять предложение инспектора Джонсона и умереть спокойно, унеся с собой свои тайны…
Я отложила перо, закрыла чернильницу, сложила в стопку бумаги и встала из-за стола. Подойдя к окну, я отдёрнула тяжёлые шторы. Солнце поднималось. Его лучи постепенно освещали мой сад, давая жизнь новому дню. Я смотрела на его рождение, на голубеющее небо, на распускающиеся цветы и подумала – какого чёрта? Инспектору Джонсону не обязательно всё знать. А своим согласием я порадую его. Не так много нам уже осталось жить, чтобы продолжать цепляться за принципы.
Я вернулась к столу и взяла бумаги. Подойдя к камину, я швырнула стопку в догорающий огонь. Он, медленно разгораясь, начал постепенно их пожирать. Я поворошила кочергой и посильнее запахнулась в шаль, которую набросила, пока писала свои воспоминания. Глядя на догорающие листы, я чувствовала, как тяжесть оставляет мою душу. Прошлое должно оставаться в прошлом. Жаль, что я раньше этого не поняла.
Когда бумаги догорели, лёгкий дымок поднялся и растворился в предрассветных сумерках. С нынешним утром начиналась моя новая, пусть и короткая жизнь.
