добыть информацию о трагедии, если она на самом деле имела место, было вопросом нескольких часов. Но, так как наступил поздний вечер, друзьям придется ждать завтрашнего дня. Экстренные звонки от имени Волкова, всегда делал заключенный, числящийся дневальным у начальника колонии. Зайти с уборкой кабинет или втайне открыть замок запасным ключом и позвонить, было для него проще простого. Но, звонить приходилось только в дневное время, потому что вечером телефонный разговор могли прослушать на коммутаторе.
– Серый, возьми себя в руки, – попросил Волков, видя, как он нервничает, – узнаем на «верочку », тогда будем что-то думать, а так может и «крыша» поехать.
– Волоха, что тут думать, я нутром чую, беда случилась. Как представлю себе, меня колотить начинает.
– Ладно, пойдем, прогуляемся на улицу, немного мозги проветрим, а завтра все будет ясно, – предложил Волков.
Вскоре прозвучала команда «отбой» и бригадники улеглись спать. Прошло два часа, но друзьям было не до сна. Волкову хотелось подбодрить Сергея, как-то отвлечь, но наблюдая сквозь тусклый свет ночника за его мрачным лицом, он тяжело вздыхал. Не хотелось верить, что это правда, оставалась маленькая надежда, что завтра со свободы скажут – это ошибка и Серегины родители живы и здоровы.
Вдруг дверь в бригадную секцию приоткрылась, и кто-то поманил Волкова рукой. Он моментально подскочил с постели и движением руки приостановил Сергея, чтобы он оставался на месте. Через две минуты Волков махнул Соловьеву рукой, и они тихо прошли в каморку завхоза.
Самого завхоза на месте не оказалось, но вместо него, в полумраке комнатушки на кровати сидел заключенный. Это был общий знакомый, земляк Соловьева по свободе – Николай Карпухин, тот самый дневальный, работающий у начальника колонии.
– Что, уже?! – изумился Волков.
– Раз такое дело, я подумал и рискнул позвонить.
– А если бы тебя прослушали? Сутками бы не отделался, точно менты в БУР загасили.
– Нее, ночью на телефонной станции никто не дежурит.
– А ты откуда знаешь? – удивился Волков.
– Цезарь, как-то ночью дежурил и по всему корпусу телефоны не работали, так он на весь коридор кричал, аж я услышал: – Прос…..ки! Хоть бы кто-нибудь там дежурил ночами.
– Карпуха, не тяни резину, говори, что узнал? – нетерпеливо спросил Соловьев.
– Сереж, – произнес он тихо и скорбно, – все подтвердилось…
Соловьев подскочил с табурета и в ужасе прошептал:
– Что?! Это точняк?
– Серега, точнее некуда. Полчаса назад, на воле наш человек созвонился со следаком, который ведет дело об убийстве твоих родителей… Прости… Я тебе соболезную… В общем, крепись, – и, потрепав его по-дружески по плечу, поднялся с кровати и вышел в коридор.
Сергей с обреченным видом сел на табурет. Тяжело вздохнул и стиснул челюсти. Между бровей пролегла глубокая морщина. Если Господь в такие моменты дает кому-то мужество и терпение, то Сергея, Он точно не обделил. Слез уже не было, только горечь. Чувство безысходности заполнило душу, не давая разуму сосредоточиться и принять правильное решение.
– Пойдем в другую каптерку, а то завхозу спать нужно, – предложил Владимир.
Волков познакомился с Соловьевым шесть лет назад в Новосибирском централе в транзитной камере, когда они ожидали разнарядку из управления об отправке в конечный пункт отбывания наказания. Сергея в ту пору осудили повторно, за драку в лагере усиленного режима, когда ссора с активистами быстро перешла в выяснение отношений кардинальным способом. За нанесение увечий активисту, он получил солидный довесок к своему основному сроку – четыре года. В конечном результате суд сменил ему усиленный режим на строгий и сровнял срок до десяти лет.
В транзитной камере тогда собралось человек сорок, среди которых выделялась группа смуглых на вид зэков. Это были «Азиаты», оказавшиеся «крытниками», осужденными на тюремный режим. Их везли этапом из Джамбула в Тобольск в составе семи человек. Особенно среди них выделялись двое: первый – лет пятидесяти, в своей компании он был уважаемым и почитаемым. Второй помоложе, дерзкий и нагловатый по природе. Он не выпускал из рук колоду карт, непрерывно тасуя ее, тем самым показывал, что не прочь перекинуться с кем-нибудь в партию.
Волков подсел к нему и предложил сыграть в «Рамс», но эта игра азиату не подходила, тогда они остановились на «Тэрсе». Волков посмотрел по сторонам и, увидев острый и сметливый взгляд Сереги, спросил:
– Сечешь в тэрс? – Сергей утвердительно кивнул и ответил:
– Бывало, приглашали понаблюдать.
– Ну, значит, садись в круг, – предложил Волков.
Со стороны азиатов тоже сел наблюдатель как раз напротив Сергея.
Игра началась. Волков был игроком опытным, прожженным в этом деле, запоминал все комбинации и отдельные карты, уходящие в отбой, и соответственно другие, оставшиеся на руках. В банке лежали уже больше пятидесяти рублей, а в то время это была приличная сумма, на которую можно было купить в тюрьме пять плит спрессованного чая. В процессе игры Волков стал замечать, что фортуна, как бы ни на его стороне, зато соперник получает крупные очки. Но здесь Джамбульский игрок недооценил сибиряка, видимо, играя своей колодой карт, решил смухлевать, но просчитался. Волков обнаружил подвох и остановил игру. Разложив свои карты рубашками вверх, строго заметил:
– Вот эту, – он указал пальцем на карту, – и эти две тоже, видишь, по углам коцки стоят. О других я уже молчу. Тормозим игру и продолжаем с новым стосом .
Джамбульский игрок забормотал на своем языке, объясняя что-то корешам.
– Ты давай по-русски шпрехай. Забыл, что уговор был в начале игры: «базар ведем по-нашенски», – напомнил ему Волков. Он повернул голову к угловой шконке и громко спросил:
– Саня, Музыкант, у тебя новый стос есть?
Из-за шторки показалась седовласая голова арестанта. Музыкант ударил ладонью по верхней шконке и распорядился чтобы его друг – Паша Шоколадный, достал новую колоду карт.
Игра продолжилась. Волкову выпадал «шестерик». Набиралось пятьсот тридцать очков, и по его стопроцентной уверенности последняя карта одной масти должна решить судьбу всей партии. Волков заострил внимание на предстоящем открытии последней карты… Соловьев предвидел полную победу своего знакомого и тоже, ожидая выхода этой карты, насторожился… Внимательно посмотрел Джамбульскому игроку в глаза. Тот повел себя странно: заводил бровями, скривил губы и немного нервничая, открыл карту. Сергей опешил и, глядя на удивленного Волкова, во всеуслышание заявил о мухлеже. Вот ловкач! Джамбульский игрок успел подменить карту и сбросить ее в отбой, но никто из наблюдающих за игрой, этого не заметил.
Волков сразу накрыл карты и, проверив, нашел ту, что ожидал увидеть при раздаче.
– Булку во мне сдобную увидел, облапошить захотел. Так вот, чертила, насколько ты умный, настолько я тупой. Выигрыш мой! – И открыто объявил соперника – мухлевщиком. Сергей поддержал его и по правилам игры потребовал с Джамбульского игрока немедленный расчет.
И тут началось такое: азиаты раскричались – «гыр-гыр», глаза горят, пальцы гнут и, собравшись всей компанией, обрушились с обвинениями на Волкова. Один азиат протянул руку к лицу Владимира, пытаясь схватить его за щеки, а другие тем временем хватали его за руки, чтобы не сопротивлялся. Чем бы все закончилось, одному богу известно… В следующий момент Соловьев достал из кармана куртки заточенный супинатор и приставил мухлевщику к яремной вене. Другому азиату со всей силы пнул под коленную чашечку и угрожающе процедил сквозь зубы:
– А ну, разбежались по нарам, черти бесноватые, хоть один дернется, я вашего кореша заставлю горлом улыбаться, – и надавил заточку с такой силой, что у мухлевщика выступила кровь, – я повторять не буду, мне терять нечего, распишу ему глотку.
Волков тем временем пошел в атаку и, сильно толкая в грудь, стал оттеснять к стене столпившихся азиатов. Видя, что верх берут славяне, зашевелились и возмутились остальные зэки. Выбрался из-за ширмы Музыкант, наматывая вафельное полотенце на кулак, чтобы при драке не сбить казанки. Его друг – Паша Шоколадный схватился за сапог.
Приобрести книгу полностью под названием Отчаянный побег можно на: https://ridero.ru/books/otchayannyi_pobeg/
ЛитРес, Амазон, Озон.
