старшим сыновьям сообща править Русью - исключительно для того, чтобы другие внуки имели хоть какую-то надежду на великокняжеское правление. Ростислав всю свою недолгую жизнь воевал и пытался утвердить свое имя на Руси, но в итоге погиб. После него остались 3 сына, такие же изгои, - одного из них звали Рюрик. Этот первый настоящий Рюрик в нашей истории, не имея прав на крупнейшие русские столы, смог завладеть юго-западными землями, отстоять их и передать своим младшим братьям. Умер Рюрик бездетным в 1092 году, а год его рождения неизвестен.
Имя этого князя-изгоя, скорее всего, и привлекло внимание Владимира Мономаха, надумавшего редактировать «Повесть временных лет». Имя для Руси необычное, похоже на иностранное, носил его, как известно, правнук Ярослава Мудрого,- к тому же оно будет служить подтверждением имени летописному. Так, по-видимому, и рассуждал Владимир Мономах, зная о том, что двоюродный брат Ростислав дал это имя своему первенцу в честь легендарного норвежского конунга Хрёрека с надеждой на то, что сын не склонит голову перед судьбой, отнявшей у них все, а будет бороться до конца за свое княжеское достоинство.
Об этом Хрёреке, который не сломился даже после того, как Олаф Святой, объединяя Норвегию, не только забрал у него землю, но и приказал выколоть ему глаза за то, что тот вздумал сопротивляться, наверняка, рассказывала своим сыновьям жена Ярослава Мудрого Ингегерда, слышавшая эту историю непосредственно из уст основного участника трагических событий Олафа Святого. Здесь нельзя не упомянуть и о судьбе Василька, одного из братьев Рюрика, которого пригласил в Киев вероломный Святополк Изяславич и приказал ослепить. Нет ли тут намека на несчастье, случившееся с прототипом летописного Рюрика?
Надо сказать, что не только современники, но и все последующие поколения не очень-то верили в легенду о призвании варягов. Во всяком случае, у других русских князей никогда не возникало желания давать своему ребенку имя в честь сомнительного предка. Правда, в истории Руси был еще один Рюрик, - и тоже Рюрик Ростиславич, великий киевский князь, правнук Владимира Мономаха. А значит, имя свое он, вполне, мог получить в честь внука Владимира Ярославича и вознести это имя на великокняжеский престол.
Таким образом, в «Повести временных лет» говорится вовсе не о конунге Рёрике(Hrøreke) из ютланского Хедебю и не об Эйрике Эмундарсоне, конунге шведской Уппсалы, как утверждают историки-норманисты. Здесь не имеется ввиду и некий выходец из княжеского рода ободритов, получивший свое имя от славянского родового прозвища, связанного с соколом-рарогом, как утверждают их противники. Все гораздо проще и, одновременно, сложнее.
Речь идет о неком «фантоме», образованном хитроумным Владимиром Мономахом из образа его племянника, русского князя-изгоя Рюрика, потомка древнего правящего рода, и образа норвежского конунга Нрёрека, в честь которого и был назван Рюрик Ростиславич. Надо думать, что здесь сказалась и дань уважения к памяти деда Рюрика новгородского князя Владимира, не только старшего сына Ярослава Мудрого, но и основателя Софийского собора в Великом Новгороде,- наследникам которого, из-за его преждевременной смерти, так и не довелось, в реальности, править Русью.
Поэтому правы не только те историки, которые говорят о легендарности Рюрика, порождаемой отсутствием сведений о его происхождении: откуда он пришёл на княжение и к какому народу-племени принадлежал, но и те их оппоненты, которые упирают на то, что летописный князь, основатель династии Рюриковичей, имел своего реального прототипа в русской истории.
