в узком житейском уме.
Отец коротко засмеялся, не разжимая губ.
- Как же! Мать заблажит. Да и еврейка умная не в меру, сообразительная, не пойдёт к своим – там народу много, тесно, шумно, свободы не будет, а здесь вольготно, а мать она обговорит, окрутит по-своему, - скорый дед встал, сплюнул за перила. – Не дело так: семейные дети должны жить врозь от родителей.
Встал и сын, улыбаясь.
- Намёк понял!
Отец повернулся к нему, шутливо ткнул кулаком в мощную грудь отщепенца.
- Да тебя и не заманишь сюда ничем. Глотнул всласть широкой воли, так на домашний пирог и не поменяешься. Уезжать собрался? – спросил вдруг, догадавшись о тайной мысли любимого сына.
Тот неуверенно поёжился.
- Погожу ещё маленько. – Иван Всеволодович с самого звонка всё пытался начать разговор об отъезде, да всё не решался, боясь причитаний и обиженных слёз матери. И сейчас тоже пошёл на маленький компромисс, решив подарить родителям несколько дней. – Скажи матери, а? А то я не решаюсь.
- Сообчу, - пообещал отец. – Ты её крепко блюди, мать-то – она у нас самая лучшая. Езжай, мы здесь сами разберёмся, кто главнее, и чьё дитё. – С тем успокоенные и вошли в дом, где уже давно ждал обильный ужин с пирогами, а потом и спокойный сон с утихшими нервами.
К концу следующего дня, к самому чаёвному полднику, когда должен был решиться, наконец, щекотливый вопрос с отъездом загостившегося первенца, припёрлась материна протеже – Верка Трофимова. С первого беглого взгляда она показалась ничего, всё на месте, не вкривь, не вкось и в необходимых объёмах, и одета на аглицкий шик: в лёгком сером пальтеце с узким бесполезным воротником из крашеной норки, в такой же серой шерстяной юбке строго до полных ровных колен, в чёрных чулках в блестящую стрелочку и в чёрных высоких сапогах на среднем каблуке без всяких украшающих причиндалов, а на голове, чуть свесившись на широкие разметённые брови, чопорился широкий серый берет, в общем – вся серая. Только вырез ворота пальто неброско украшал голубой прозрачный шарфик, чуть выпяченный под подбородок, и очень подходил к густым светло-русым волосам, собранным сзади в конский хвост.
- Можно? – она хорошо, открыто улыбнулась, глядя на хозяев, но не на гостя. – Ой, я, кажется, не ко времени, извините… - хотела повернуться и уйти. – Зайду попозже.
Но мать притормозила её:
- Вовремя, вовремя – как раз к чаю, проходи, разболокайся. Ванька, чегой сидишь сибирским истуканом? Помоги дорогой гостьюшке.
Пока Иван Всеволодович, неловко отталкивая табуретку, цеплялся за край стола, вызвав опасный фарфоровый перезвон, да косолапо протискивался к англичанке, та уже успела снять квазипальтишко, пригодное для африканских морозов, и ему досталось только осторожно повесить его за тоненькую петельку на грубую вешалку. А гостьюшка, повернувшись к нему спиной, распустила по плечам густейшие русоволосья, богато взращённые на чернозёмных русских хлебах, - и со второго взгляда оказалась очень даже ничего. А уж когда повернулась к нему и взглянула чуть раскосыми, почти чёрными не на славянский лад, глазищами да улыбнулась рдеющими и без помады полными губами, то стало ясно, что и с третьего, и со всякого другого взгляда Верка не то, что очень, а очень-преочень ничего. Обалдевший от такой свежей полнотелой красоты и не растраченной ещё женской стати, Иван Всеволодович словно заколдованный стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что сказать и что вообще делать, чтобы не смазать сказочного впечатления неловким словом или движением. Выручила мать. Она-то, радуясь, враз углядела ошеломлённость не пристроенного первенца и уже верила, что мечта её – соединить пару – сбудется и удастся оттянуть Ваньку от страшной тайги и понянчить внучков.
- Проходь, умница ты наша, проходь, - привстала, расчищая место на столе, - сидай меж стариками, погрей наши души, - и к сыну: - А ты, Ваня – насупротив: будешь прислуживать нам. Тебе, Веруня, как – покрепче аль опасаешься попортить цвет лица? – и, не ожидая ответа и помощи нерасторопного прислужника, сама подхватила заварник и налила погуще в новенькую пузатую чашку, задорно улыбающуюся хитрыми рожицами щекастых пацанов.
- Да я уж привыкла к крепкому, иначе засну вечером за проверкой домашних заданий. – Вера слегка порозовела, сознавшись в маленьком недостатке и чувствуя мимолётные обжигающие взгляды Ивана Всеволодовича, стараясь не нарваться на них собственным неподготовленным взглядом. – И вообще стала такой засоней, что чуть ли не засыпаю над тетрадками и книжками, только крепкий чай и помогает, - повторила свою слабость.
- Устаёшь больно, - сочувственно вздохнула мать и, встрепенувшись, подвинула утомлённой работяге тарелку с пышными зарумяненными шанежками. – Кушай, а не то совсем ослабнешь. Как знала, что придёшь, только-только испекла.
- Ой! – тёмные глаза ослабленной засони заблестели восторженным светом. – Мои любимые: - с творогом, с изюмом и со сметаной. Не удержусь – съем, хотя и говорят, что на ночь, особенно мне, - она чуть задержалась с продолжением, - вредно.
- И ничего не вредно! – возмутилась хозяйка. – И не удерживайся – чем больше съешь, тем большая мне радость. Ваня! Ну что ты всё молчишь? Ублажай дорогую гостьюшку.
Но Ваня, словно выведенный из заклинки, только подвигался всем телом и ублажил только себя, добавив чаю в свою чашку, да такого крепкого, что даже отец неодобрительно крякнул. Зацикленный прислужник никак не мог вернуться в естественное состояние. У него было ощущение, что от учительницы исходит какая-то отторгающая защитная сила, мешающая сближению. Может быть, он немного обалдел от необычной броской красоты большого красивого тела и её крупных контрастных деталей, а убегающий тёмный взгляд, намеренно избегающий Иванова, точил серенькую мыслишку о том, что Вера, наслышанная от матери о выдающихся достоинствах любимца, пришла посмотреть на дальневосточного принца и утешить непреоборимое женское любопытство.
Откусив ровными белыми зубами, - у Ивана Всеволодовича почему-то возникла ассоциация с «молочными», хотя такими молочными можно запросто щёлкать любые орехи, – небольшой кусочек любимой шанежки, обжора, наконец-то, обратила лучезарное внимание и на суженого втёмную:
- А я к вам, Иван Всеволодович, по делу.
- Ко мне? – удивился тот и прокашлялся, почистив запёкшееся от напряжения горло. – Какая же может быть польза от одичавшего в глухомани мужика молодому подрастающему в светлых местах поколению?
Она мягко улыбнулась, но возражать против его бесполезности не стала.
- Знаете, в нашей школе, и в вашей, между прочим, тоже, организовался клуб «Жизнь замечательных людей нашего города», - «клуб потенциальных женихов» - почему-то начал злиться Иван Всеволодович, - в котором регулярно проводятся встречи с интересными людьми, интересными необычной судьбой и профессией, чтобы учащимся, особенно восьмых-десятых классов, в этом переломном впечатлительном возрасте можно было помочь правильно сориентироваться на выбор скорой самостоятельной жизни. – Верка приятно улыбнулась, подготавливая пакость. – Мы в нём посоветовались и решили просить вас прийти к нам и рассказать о замечательной романтической профессии геолога и о замечательном дальневосточном крае, который так красочно и заманчиво описал наш знаменитый путешественник Арсеньев.
Иван Всеволодович твёрдо решил отвертеться от роли «замечательного» и не морочить неокрепшие мозги ребят романтическими бреднями о привлекательности шатания по тайге, осыпным горам и гнилостным распадкам в жару, холод, дождь и снег ради того, чтобы наковырять из земли несколько десятков камней - образцов пород, загрузить ими тяжеленный рваный рюкзак и вернуться в палаточный лагерь, где все развлечения сводятся к заготовке дров, готовке кондёра со шматком тушёнки, прикостровому трёпу с бесчисленными сигаретами и разглядыванию принесённого каменного хлама. И так изо дня в день в тщетной надежде, что когда-нибудь сверкнёт в камне что-нибудь стоящее и согреет, наконец, тоскующую разуверившуюся душу. Всё равно, что игра в рулетку, и сам геолог больше смахивает не на романтика, а на наркомана, подсевшего на каменный наркотик. На всю жизнь!
- Очень даже сомневаюсь, что меня можно хоть с какого боку отнести к замечательным личностям, - Иван Всеволодович почти залпом выпил остывший чай, налил горячего и, обхватив чашку обеими ладонями, завертел, согревая пальцы словно у костра в холодный вечер. – И вообще: геологии нужны не романтики, а физически крепкие, с хорошим здоровьем и нервной системой парни. – Сделал паузу и добавил убеждённо и зло: - И ни в коем случае – не девицы! – и с удовольствием увидел, как в тёмных зрачках «невесты» вспыхнули негодующие огоньки. «Нет, дорогуша, не клуб тебя послал, а сама ты напросилась на замечательного геолога, и зря!» - Не гожусь я для вашего клуба.
Наступила тягостная тишина.
- Очень жаль, - прервала её Вера, глядя в чашку и медленно, размеренно размешивая в ней ложечкой давно растаявший сахар. – Мне кажется, что каждый должен в меру возможностей участвовать в воспитании молодёжи, и только тогда удастся вырастить здоровое общество, готовое на любые научные и технические свершения. – Иван Всеволодович почувствовал, что краснеет. Эта корова и его вздумала воспитывать! – И ещё, - добавила учительница, - неплохо было бы геологам кроме здоровья иметь и умные головы. – «Удар прямо в лоб! Что бы ей такое всобачить в ответ?»
- Да ладно тебе кобениться-то, - пришла на помощь желанной снохе мать. – Расскажи мальцам, что тебя утянуло в такую даль, что там у вас лучшее, что тебе и дома родного не надоть, родителев совсем забыл… - она тихо всхлипнула, утишив севший от обиды голос.
- Ну, мам! – пришлось идти на попятный.
- Да, да, - тут же, воспользовавшись мощной поддержкой, встряла замечательная учительница, - расскажите ребятам о своеобразной природе и животных дальневосточного края, о том, что встречается только там и чего нет здесь, в средней полосе, ну и, конечно, о работе геолога… - увидев, что кобенистый геолог сморщился, поспешила уточнить: - …ну, в общих чертах, в самых общих и хорошо бы с бытовыми деталями, чтобы слушатели получили хотя бы общее представление о вашей замечательной профессии людей, всегда идущих впереди. - Иван Всеволодович, не удержавшись, удовлетворённо фыркнул: «Ну и гладко же стелет, и всё под себя!». - Знаете, для них наш восточный регион всё равно, что Африка, только и знают, что и там, и там тигры. Даже выпускники путают Охотское море с Японским, а многие так и не в курсе, что последнее омывает не только Японию, но и наши земли, и является частью Тихого океана.
- Сходи, сходи, потрепись, чё там, - присоединился к женщинам и отец. – Можа, какому удальцу, тожеть собравшемуся как перекати-поле мотануть из доброго дома в дальнюю глухомань, и вправишь мозги, и то – польза. Всё жа, как ни толкуй, а жить посерёдке земли, да в справном дому, да с родичами – надёжнее.
Против объединённого фронта Ивану Всеволодовичу не устоять, и он сдался.
- Ладно, - согласился, резко отодвинув чашку и чуть не выплеснув недопитый чай, - схожу. Когда?
Вера снова убрала глаза, и снова между ними выросла невидимая стена отчуждения. Жених,
