После чего, развернувшись ещё раз и уже почти успев сделать свой первый шаг вперёд, он вдруг потерял из виду ориентир земли и не выдержав, видимо, двух разворотов подряд, стал резко терять равновесие для своего, изрядно выпившего тела.
И пытаясь срочно восстановить свою вертикаль, он тут же сделал назад два очень коротеньких, и глупо-семенящих шажка, выронил из-под мышки свой белый, полиэтиленовый пакет, и спасительно уперевшись спиной в мокрую от дождя калитку, удивлённо замер на несколько секунд.
Однако, всё это ему непомешало, наряду с аварийными и незапланированными манипуляциями не совсем послушного ему тела, ещё и крутануть по сторонам головой, привычно ища глазами сторожевую собаку Вадика по кличке Ханна.
Красивая и крупная, коричневая с чёрным, умная и весьма упитаная, полуовчарка-полулайка Ханна была настоящей сторожевой собакой, но Зубермана В.И. она знала всю свою жизнь и относилась к нему почти как к родному, и обычно, по-доброму встречала его громким и радостным лаем.
Но не увидя собаку, заодно и не услыша её привычно-радостного, но грозного лая, доктор Зуберман, невозмутимо сохраняя всё тот же не самый разумный свой вид, молча удостоверился в своей устойчивости, подкорректировал вертикальность своего зонта и за это коротенькое время, по всей видимости, успел сообразить, что в дождь она скорее всего может быть у себя - в своей большущей, сделанной руками Вадика, деревянной будке.
И поняв это, он пьяным рывком оторвался от калитки, и забыв напрочь про упавший на землю, полиэтиленовый пакет, снова сделал два широких шага вперёд.
После чего остановился, повернул направо и небрежно пошатываясь, и виляя зонтом во все стороны, прошёл в заданном направлении несколько не очень твёрдых шагов и дойдя до собачьей будки, остановился в полуметре от неё.
Затем, туповато улыбаясь во весь рот, он корявенько и смешно наклонился, и молча заглянул в будку.
Ханна равнодушно смотрела на него изнутри.
Она недолюбливала пьяных гостей своего хозяина и Зуберман, в этом смысле, не был для неё исключением.
Хотя одно исключение, она всё же для него делала.
Он был единственным из всех друзей и гостей хозяина, кого она не кусала в таком как сегодня, его непотребном состоянии.
И в такие нередкие случаи, она, видимо по старой своей дружбе, просто-напросто старалась молча проигнорировать его появление, не желая с ним ни здороваться, ни общаться, ни даже видиться.
Зато, через пару секунд после того как их взгляды встретились, из-за её спины показалась мордочка её годовалого щенка по кличке Тайсон, который предупредительно и почти по-взрослому на него зарычал.
И не будь на улице дождя, он бы, обязательно бы, выскочил бы из будки, и укусил бы Зубермана, так как тоже не любил подвыпивших людей.
Оценив их собачью выдержку, самообладание и принципиальность, доктор Зуберман поневоле заговорил первым.
- Привет, Ханна... Тайсик - привет... Спокойно, братуха! Лучше посмотрите-ка, что я вам принёс, друзья мои.., - пьяненьким и очень задушевным тенорком поздоровался он с собаками, очень чувствительно дыша в их сторону своим алкогольным выдыхом.
Поняв смысл его интонаций и на время позабыв о своих принципах, у Ханны, в ответ на его слова, заметно заблестели глаза и она, тонко заскулив, несколько раз нетерпеливо ударила своим хвостом по полу будки.
Что на собачьем языке, скорее всего, обозначало: "Привет, Зуберман... Ну-давай, показывай нам быстрее, что у тебя там... Только - не дыши на нас, алкаш ...".
А чуть больше выглянувший из-за неё Тайсон, немедленно перестал рычать и тоже визгнув, заинтересованно поддержал свою мать ударами своего хвоста.
И Зуберман, не понаслышке зная о их нелюбви к спиртым напиткам, и поняв, что он, хоть, и частично, но всё ж таки прощён своими четвероногими друзьями, почти не разгибаясь, и откровенно довольный их реакцией на него, вытащил свободной рукой из бокового кармана пиджака тот самый неаккуратный, бумажный свёрток, и крайне торжественно положил его в будку, после чего, так же торжественно развернул его перед ними.
- На - Ханша.., Тайсик - держи... Кушайте на здоровье, друзья мои... А я - к Вадику пойду... У нас с ним - дела... Приятного вам аппетита, родные мои.., - продолжил он свой монолог и вроде хотел сказать ещё что-то, но передумал и взамен послал им очень звучный, воздушный поцелуй.
И посмотрев на начало собачьей трапезы, доктор Зуберман медленно , и удовлетворённо разогнулся в полный рост, и не сразу поймав нужное ему равновесие, несколькими ассиметричными телодвижениями, аляписто развернулся на месте, и придирчего поправив свободной рукой свой супер-модный, в белую мелкую крапинку, тёмно-зелёный шёлковый галстук, который реально гармонировал с его, той же расцветки, шёлковыми брюками, и дважды эффектно смотрелся на фоне безукоризненно отутюженной, светло-жёлтой рубахи.
После чего, типа приведя себя в порядок, он выровнял над головой свой большой чёрный зонт и приняв, как ему показалось, предельно разумное выражение на своём лице, с глубоким чувством выполненного долга, торжественным маршем, направился в сторону дома.
По пути, он увидел на земле, обронённый им пятью минутами раньше, белый полиэтиленовый пакет, индентифицировал его и подняв его свободной рукой, рывком стряхнул с него дождевую воду и продолжил своё движение в направлении дома.
Но взойдя уже на крыльцо, он вдруг снова остановился в некой задумчивости, намекающую на то, что как будто бы у него в голове, внезапно, родилась какая-то, очень важная и неотложная мысль, над которой он, непосредственно, сейчас и задумался.
И простояв в таком раздумье секунд десять, и видимо проанализировав эту мысль досконально, он принял, и тут же, в полный свой голос, озвучил для самого себя, своё логически-верное решение этой короткой, но как оказалось, жизненно-важной для него сейчас мысли: "Да - надо пойти отлить...".
И повинуясь своему решению, он спустился с другой стороны крыльца, прошёл несколько шагов по двору, и завернул за угол дома.
Там, немного пройдя вдоль дома по тратуату, он сошёл на размытую дождём землю и снова остановился.
Посмотрев по сторонам и не увидя никого посторонних/культурный человек/, он шагнул поближе к дому, наклонился и аккуратно прислонил к стене дома свой раскрытый, чёрный зонт, а под него, так же аккуратно, положил свой белый, полиэтиленовый пакет.
После чего, он развернулся и сделав пару широких шагов сторону картофельной грядки, ещё раз осмотрелся по сторонам и растегнув на брюках ширинку, вытащил наружу, по-иудейски обрезанный, свой пенис.
Несколько секунд полюбовался им, а потом, не отрывая от него своего взгляда, стал молча и вожделенно выливать из себя, скопившуюся в нём, мочу на картофель.
И за это не долгое, в принципе, время, ему в голову, видимо, опять закралась, а может быть даже ворвалась, свежая, и тоже, весьма важная и актуальная мысль.
И эта его сверх-важнейшая, новая мысль, видимо так завладела им, так ему понравилась, что он, сказав себе лишь одно, но судя по всему, решающее слово: "Точ-няк...", тут же забыл, и про свой, стоящий у стены, раскрытый зонт, и про полиэтиленовый пакет под ним.
И как будто бы, действительно, куда-то заторопившись, он по-быстрому делает два-три контрольных выброса остатков мочи, и привычным движением спрятав свой пенис под одежду, и застегнув шириночную молнию, тут же, автоматически возвращается на тратуар, и решительно движется в обратную сторону.
И не останавливась по пути ни на секунду, он сходу поднялся на крыльцо, коротким, толкательным движением плеча открыл полустеклянную входную дверь, и в след за открывающейся дверью, быстро зашёл вовнутрь веранды, пересёк её, а потом, без какого-либо предупредительного стука, и на правах лучшего друга, интеллигентным рывком открыл другую, самую, что ни на есть, входную в дом, железную дверь, и тут же, одним, и не совсем рационально-широким шагом, шумновато зашёл уже непосредственно, и в сам дом.
И тут же - увидел Вадика.
И судя по его внешнему виду - Вадик был трезв!
Можно даже сказать - абсолютно трезв!!!
Во всяком случае, он так выглядел на его пьяный глаз.
продолжение следует...
