После побега щенков далматинцев, Круэльз пошел и... долго плакал - ничего умнее ему в голову не пришло.
"Как же мне не плакать, ой-ей!... - приговаривал он про себя, в растерянности одергивая роскошный костюм и рыжие кудри, - Щенков не уберег, тетю подвел!...".
Прошлая ночь с грозой и многозначительные ее проделки над ее портретом его, как ни странно, ничему не научили! Может, в глубине души ему и хотелось быть хорошим, но тетя и послушание ей - превыше всего!
С этими мыслями, нескладный юноша набрал номер ненаглядной родственницы и еще раз прорыдал в трубку свое горе меховое.
- Вспомни, кем они являются! - отчеканила с фальшивой любезностью та, - И ты сам пожалеешь о том, что упустил их!..
За сим немногословная тетушка прервала разговор.
Действительно, это ведь шубки на ножках, по ее мнению, восхитительные, черно-белые, мягкие шубки.
Под них можно заломить хорошую цену, Круэльз купит свой замок, заведет себе девушку, о которой мечтал, будет жить, припеваючи и с него тоже портрет нарисуют...
Он поежился, вспомнив, какими облаками и треском был сожжен портрет, как щенки, казалось бы, беззащитные шубки на ножках, с легкой, но поучительной яростью разорвали эскизы, как чуть не вынесли его из замка...
Круэльз еще подумал, вспомнил себя маленьким: а ведь он тоже мечтал о щенке, верном, приятном живом солнышке, что не даст тебе скучать ни на миг, поддержит, когда туго, разделит с тобой радость... И это называть шубкой?
Он еще раз вспомнил щенков, выбегавших с радостным лаем к хозяевам: ведь их тоже ждут, помнят и любят; и какого будет узнать хозяевам, что их малыши-любимцы больше не придут, будут молча висеть в шкафах какой-нибудь взбалмошной модницы, редко-пафосно, пока не кончат все свои дни в желудке моли?
Юноша ужаснулся, представив все это. И... Минуту погодя, Круэльз гордо сорвал с себя роскошный костюм.
"Вы уж меня извините, тетя, - мысленно сказал он, выходя из мрачного, зловещего замка, - Щенки - это вам не шубки на ножках, это наши маленькие друзья!..".
Солнце освещало ему дорогу вперед, играя зайчиками с его кудрями, точно с пятнышками далматинца, он с детской радостью ловил в них счастливый лай живого детства спасенных щенков...
