С миром связь проходит строго по касательной (с).
Максим Петрович уже вторую неделю раздавал билеты из рук в руки всем, кто протягивал ему деньги. Многие не утруждались и протягивали крупные купюры, а потом стояли, дожидаясь сдачи до последней копейки. Иные рылись в ладонях, отскребали мелочь и небрежно рассыпали на пластиковый лоточек перед Максимом.
Максиму было двадцать два года, но его называли по отчеству, из-за роста и угрюмого вида, контроллёрши, надрывавшие пассажирам метро их билетики, выданные кассиром.
Они стали коситься на новенького с того дня, когда Максим принёс на рабочее место роман "Идиот". Теперь ему было неудобно перед женщинами втройне - прежде он был окружён газетами и неприличными журналами в своём киоске. Теперь принёс ещё читать роман, и, кроме того, Максим был похож на главного героя. Впрочем, он подозревал, что женщинам последний факт невдомёк. Но всё равно было неудобно именно за этот, последний факт.
Но странности его начались не теперь, и он, в отличие от коллег, знал ещё один странный факт о себе. Началось всё с третьего рабочего дня, то есть с позапрошлого воскресенья. Окончательно удостоверившись, что к нему всё привыкло, Максим принёс на рабочее место музыкальный проигрыватель. Он огородил его стопками газет и журналов, и воспроизводил, неукоснительно, день за днём, с редкими паузами, всё время одну и ту же композицию. Никто, кроме покупающих билеты не мог слышать этого. Поэтому никому, конечно, и в голову не приходило, что эта песня звучит здесь вечно. Если к кисоку подходила контроллёрша, Максим убавлял звук до мельчайших колебаний, которые не то что разобрать, уловить было непосильно старому уху.
**
Запах раскалённой стали уже принюхался Максиму, а первые дни юноша безрезультатно пытался давить резиновую судорогу, каждое утро пробегавшую по его зубам от спёртого, пропитанного железом воздуха. И всё же сегодня Максим Петрович был особенно раздражён - так ему заметили сотрудницы. Да он и сам чувствовал особенную обострённость чувств.
Со злости Максим распахнул журнал на странице с анекдотами, зная, что ничего путёвого там не сыщет.
- Алло, это литературное похоронное бюро?
- Да.
- Хочу похоронить героев романа о любви.
- Хм… убийство, несчастный случай, суицид…
- А что-нибудь оригинальное у вас есть?
- Напишите о счастье других героев.
Пришлось забрать своё суждение обратно. Но уже следующие пять анекдотов оказались с такой бородищей, с какой и Пётр Первый не совладал бы.
До конца смены три часа. Нужно было потягивать время более технично, как сок через трубочку. Жара стояла несносная, пот обливался с прохожих, теперь воздух был стиснут кислой вонью, напоминающей запах автомобильных шин.
Маленький вентилятор давно сломался - так сам для себя решил Максим, чувствуя стыд перед женщинами.
Больше всего Максима напрягало в час пик то, о чём он знал всегда: что его пёстрый киоск, стёкла которого увешаны яркими полосами свежих и старых газет, самое отрадное место для праздного внимания, и что больше здесь смотреть людям некуда.
Тугие двери на упругих петлях противились каждому пешеходу, и те уже с первых шагов недовольно выискивали взглядом кассира, будто он причина всех бед и их личной неорганизованности.
Оторвав очередной билет, Максим вспомнил о романе. Странно, что все видят в нём только хитросплетения интриг.
Максиму почему-то казалось, что Достоевский описал своё противостояние с Львом Николаевичем Толстым, сличив себя с уличным бродягой, Рогожиным, а Толстому оставив посыпанного небесной манной серенького Мышкина. В первой части Достоевский увёз с собой славу, "уличную девку", которая пять лет ходила в содержанках, а Лев Николаевич кинулся в погоню. Впрочем, возможно, это всё от жары...
Максим снова оторвал билетик и длинным взглядом осмотрел влажные кисти рук нетерпеливой девушки. Кроме маникюра и пары колец, на них ничего не было. Когда она отошла, он чуть прибавил громкости у проигрывателя. Девушка с вызовом метнула презрительный взгляд на неторопливых добродушных контроллёрш. Проводив её взглядом, Максим тяжело моргнул с каким-то замиранием в глазах.
Из динамиков слышался заученный до каждой нотки мотив. Начало задавали вкрадчивые звуки, на которых скоро появлялся как бы потусторонний детский голос. Потом как будто лирическое отступление - завораживающее, мистическое, увлекающее вглубь. И снова прежний мотив, детский голос. "Hello hello hello... Hello hello hello..."
Вот голос становится громче и снова отступает, предваряя лирическое отступление, которое на этот раз не задерживается и тут же разрастается на прежний мотив, но уже с новыми клавишами, голос сливается с хором, темп нарастает. Ненадолго наступает пик. Хор остаётся, а темп идёт на спад, замирает. В конце композиция замыкается кольцом, но конец медленнее, мелодичней, чем начало.
Под звуки музыки Максим принялся наблюдать за чёрной кошкой. Та изловчилась прошмыгнуть за каким-то вхожим. Неудивительно, что животное бежало с такой жары, пусть и в новый ад.
Но стоило кошке присесть, как появился другой кот. Его Максим здесь видел прежде, и тот, видимо, знал какую-то лазейку, потому что возникал всегда с противоположной входу стороны, снизу. Кот был дородный, с жирной холкой и вальяжной походкой, вперевалочку; с чёрной мордой, хвостом, ушами и лапами, а туловище странного бежевого цвета. Шерсть местами слиняла у кота. А может, это была кошка.
Сцена между сородичами длилась недолго. Только чёрный новичок заприметил кота, как тотчас же забился за перилами нерабочего эскалатора. Дородный кот стоял и нагло, оценочно разглядывал пришельца. Тот скрючился и изогнулся так, чтобы его не было заметно.
"Хозяин", огибавший вестибюль вдоль киоска, внаглую подковылял к чёрной кошке и задрал морду. Та попятилась. Этой реакции было достаточно, "апломб" дородного удался. Он завернул за перила, заставив гостя совсем пришугнуться, но, не останавливаясь, гордо, не глядя на него, пошёл вниз. Чёрный, дождавшись пока враг скроется, выглянул из тени, осторожно осмотрелся вокруг, потоптал узкий пятачок вокруг себя и, понурившись, нащупывая с каждым шагом дорогу, побрёл по следам кота.
Максим так увлёкся, что не заметил уже несколько мгновений протягивавшую ладонь девушку. Она дала мелочь без сдачи, Максим, подавшись вперёд, всучил билет и задержал взгляд на руках девушки.
На его удивление, та не отходила от киоска, Максим понял, что она разглядывает витрины. Вдруг девушка принагнулась к окошечку. Начало разить духами.
- Будьте добры, мне вот этот журнальчик.
Она снаружи указала на эротический журнал. Это была высокая блондинка, с бровями, будто их нарисовали карандашом, и огромными чёрными ресницами.
Когда Максим готов уже был просунуть журнал, девушка вдруг склонилась и выровняла личико перед окошком. Её голос, манеры и внутренности рта произвели экзотическое впечатление.
Раздвинутые передние зубы, бордовая подушечка языка стали видны, когда девушка заговорила.
- Знаете, у меня не хватит - проговорила она ласково и отчуждённо, жиденьким голосом, и наклонила головку набок.
Максим не сразу понял, что барышня говорит о деньгах. Он ещё раз посмотрел на её кисти, но те лишь блестели от пота. Проигрыватель играл то же, что и всегда.
- Но у меня, знаете, что есть? - всё тем же напевным и томным одновременно голосом, как сирена, или русалка, продолжала она.
Девушка плавным движением вызволила из кожаной сумки белый мобильник. Через две минуты она, озирнувшись, просунула его в окошко, экраном к Максиму.
Та же самая девушка была на фото топлесс.
- Ещё есть?
Девушка, всё более торопясь, подключила вторую руку, пролистала вперёд. На новом фото она оказалась в той же позе, но уже ниже пояса.
- Полистай.
Максим, стараясь захватить как можно больше фотографий, начал ёрзать пальцем по экрану, но за спиной девушки, в вестибюле, виднелись люди.
Кроме двух фотографий, он ничего толком не разглядел, но всучил девушке прошенный журнал.
Та, с заигравшим в голосе бархатом, произнесла, как после таинства:
- Благодарю вас.
Через минуту она снова обернулась, уже стоя на первой ступеньке эскалатора, и процедила затейливую улыбку. Максим выхватил её многозначительный, сладкий взгляд и удостоверился в цвете глаз незнакомки - чёрные.
**
До конца смены оставалось два часа. Был разгар дня, мутный свет запылёнными столбами пробивался в оконца под крышей. Знойный воздух повис там же, под крышей, и всё чаще обдающими жаром порывами напоминал о своей беспощадности.
Максим подумал о том, каково сейчас снаружи. Асфальт наверняка раскалился, возможно, где-то уже возникает марево.
Когда массивная дверь натужными усилиями каких-то двух девушек отворилась вновь, Максим сразу обратил внимание на проходившую впереди.
Она была пониже той, что мелькала позади, и странно улыбалась, улыбка её перебивалась слишком щурящимся взглядом внимательных глаз.
Максим подумал о том, что это настоящие красавицы, а ещё, примерно, одного с ним возраста. Он испугался, что сейчас они пройдут мимо (те замялись посреди вестибюля, углубившись в свои сумочки). Как будто за красивые тела кто-то пропустит их без билетов.
Сразу попавшая на глаза, первая девушка, была одета незатейливо: в чёрные катоновые шорты и майку. Буднично причёсанные чуть рыжеватые волосы, несколько блёклые, возможно, выгорели, и были ближе к каштановым.
И только когда они вдвоём надвинулись к киоску, Максим перевёл взгляд на спутницу первой девушки. Она тоже была брюнетка.Первая сблизилась с киоском, но остановилась, не предпринимая никаких действий. Вторая стояла чуть сбоку, и пока она застёгивала кошелёк, то настолько увлеклась, что одно плечо её, от копошения, перевесило и оказалось выше другого, дефект точь-в-точь, как у Максима.
За первой он больше не следил. Высокая, по сравнению с подругой, девушка была в джинсовой юбке на лямках, одетой поверх майки. Такую одежду Максим видел впервые. Это было необычно и озорно, что скрашивало некоторую серьёзность лица девушки. Это было просто и по-русски. Вот бы все девушки так одевались, и это стало национальным костюмом современности - подумал Максим. Но тут же отмахнулся от безумной мысли.
Закончив с кошельком, девушка начала поправлять чуть приспустившуюся лямку, и даже когда та вновь облегла её худое плечо, она продолжала елозить по ней рукой, как будто удостоверяясь, что непослушный аксессуар не портит её вида. И эту странность Максим не упустил.
- Держи, - сказала подруге первая. Как будто сама не хотела передавать деньги. Звякнула мелочь.
- Два, - проговорила, протягивая руку, девушка.
Она передала в протянутую горстью Максимом ладонь мелочь, из рук в руки, и Максим ничего не почувствовал особенного соприкосновения с новой кожей. Так бывает, если у тел одинаковая температура - подумал он.
Максим, как бы от зашкалившей праздности, привнесённой якобы девушками, лениво крутанул колпачок на проигрывателе, и звуки оттуда стали отчётливей.
- Больше ничего не будете? - вдруг ляпнул он.
Девушка принагнулась.
- Что вы сказали?
- Да я...так. Ничего больше не будете?
- Билеты - неловко подняв голос (видно, от желания
