У меня всего пять дней - пять ночей, но... Берег моря! Но! Одна, пусть не в супер навороченном, но просторном и вполне уютном доме. Даю себе слово соблюдать режим, вести трезвый образ жизни и не работать.
Иду к морю. Спуск крутоват: метров тридцать почти вертикального склона в зарослях ежевики, туи и облепихи, зато народу куда меньше, чем в центре курортного городка. На спуске нахожу своё излюбленное место - маленькое ровное плато. Ставишь шезлонг, сидишь и млеешь, тебя никто не видит, и ты при желании никого, только небо и море. Загорать можно даже при двенадцати градусах тепла - безветрие, вокруг частый кустарник.
Сижу, закрыв глаза, медитирую. Не доходя до третьего глаза, ухожу в обычную антийоговую дрёму, в которой ко мне является Будда в жёлтых одеждах с лицом продавщицы из хлебного и говорит: "Не спи, замёрзнешь..."
Из кустов слышатся голоса. Бубнит мужчина:
- Хочешь, иди! Я не пойду! Что я не видел на этих дискачах?! Я приехал морем дышать, а не потными экскрементами! А тебе лишь бы сиськами потрясти... Я за пивом...
- Пуся, ну что ты опять? Надышишься ещё, погоды всё равно нет..., - писклявый голос выдавал молодую капризную девицу, - Ну и жри своё пиво, старый хрен - прогнусавила она, когда мужчина, видимо, уже удалился.
Послышались характерные "пики", девица набирала мобильный:
- Алё, котик, ты меня слышишь? Да, солнце, да... Да не пойдёт он, к вечеру вырубится... Ой, как он меня достал уже. Да, я сразу позвоню, но разговаривать не буду - скину, ага, на том же месте, целую...
Это становится интересным! Но подслушивать нехорошо. Закуриваю, потягиваюсь затёкшими конечностями, складываю шезлонг, поднявшись по склону метров пять, оглядываюсь. Я её вижу: до тридцати пяти, с растянутыми скулами и удивлённо поднятыми бровями - результат причёски - "конского" хвоста на затылке. Ага...
К вечеру всё же решаюсь спуститься на берег. Людей мало - кучек пять и пара одиночек. У меня есть бинокль, который даёт возможность рассмотреть каждого обитателя пляжа отдельно. Я оказываюсь в соседях у семейной пары, с ними мальчик-даун лет пятнадцати. Он немного шумит, но в целом вовсе не напрягает, а чуть поодаль вижу ту самую "Морковку" из кустов. А вот и Пуся! Он плюхается на песок рядом с "Морковкой" и пытается её обнять, но та вскакивает:
- Не трогай меня! Всегда так, обещаешь, и не выполняешь! Всегда так - обещаешь и не выполняешь! Не хочешь - не иди, старый пердун, я одна пойду
Она бежит в сторону подъёма, высоко разбрасывая лодыжки в разные стороны. Ух ты господи, страсти какие... Но в эту секунду Пуся замахивается банкой пива и метко попадает в "молодую лань" ровно промеж сколиозных лопаток.
- А-ай, мама! - шумно падает подстреленная. Пуся смотрит вдаль и открывает новую банку пива.
В полночь, после просмотра новостей и инета, всё-таки открываю барчик и смотрю: "что у нас тут?" Ликёры, вино, бальзам и полбутылки "Самбуки"... Самбука! Самурайское название какое-то... Перед огромным зеркалом исполняю ката школы каратэ каусю..си..синь..кай. Воображаемым мечом рисую харакири на впалом пузе. Рву пустую сигаретную пачку и пишу на обрывке косметическим карандашом: "SOS, кто-нибудь, я умираю от тоски! Help me! тел.890225..... эл.адрес...", сую записку в бутыль из-под самбуки, оборачиваю пробку куском целлофана, вбиваю её в бутылошное горло, одеваюсь, иду к обрыву.
С небес удивлённо смотрит строгая щекастая луна. На самом деле мне ужасно весело. Спускаться нетрудно. Трудно пройти по волнорезу вглубь ночного прибоя и подальше закинуть бутылку. Бу-л-тых... Помахала рукой на удачу. По берегу идут два коренастых аборигена. Останавливаются:
- Девушка, а вам одной тут не страшно? Может, проводить? - глаза поблескивают, как у зверей в ночном лесу.
- Было бы страшно, ходила бы не одна, а как минимум, с пушкой, - не сбавляя шаг, прохожу сквозь них, и даже не оглядываюсь.
На склоне слышу возню. Для любовных утех погода не совсем подходящая. Напрягаю зрение, но оно не фокусируется. Беру небольшой камешек и кидаю в облепиху, ожидая увидеть собаку. Но появляется Пуся в кепке, пьяный и заплаканный:
- Ты кто?
Завязывается разговор, из которого я с трудом понимаю, что Пуся "где-то здесь потерял телефон, "Морковь" пошла трястись на дискотеке, наверное, с молодым хорём, а он, Пуся, не знает, как жить, что делать, и как бы нафиг ваще всё..." Мне его жаль, при ближайшем рассмотрении это приятный мужичок предпенсионного возраста, с довольно добрыми глазами. Спрашиваю, какой у него номер телефона, чтобы набрать со своего, и найти потерю по звуку. Но он его не помнит. Оставлять пьяного на берегу его страшно - грохнут аборигены, снимут золотую цепь с его мясистой шеи, почистят карманы и обязательно напинают. Уговариваю Пусю взять себя в руки, но он вместо этого достаёт из кармана бутылёк с коньяком и выпивает. Садится на валун и требут общения "про жизнь", при этом заходится в подлой икоте. В более требовательной форме призываю приступить к восхождению и прекратить икать:
- Ты нагнись, набери полную грудь воздуха и, медленно разгибаясь, выдыхай...
Он старается - согнулся, всосал воздух, медленно пошёл на разгиб, по мере чего его выпученные глаза, видящие нескончаемое возрастание предстоящего подъёма, ещё больше выпучились:
- Ох, ни @@я себе , - открылся пусин воздушный клапан, а сам Пуся плашмя завалился на спину.
- Слышь, брат, давай поднимайся!
Но Пуся хочет в туалет, но при этом ноги его не держат, он жалобно смотрит мне в глаза:
- Сестра, придержи меня!, - вздыхаю, но держу сзади его за плечи. Пусик весомо произносит - Если бы мы не были кентами...
Я злюсь. На наше счастье идут уже знакомые аборигены. Кричу:
- Эй, пацаны, помощь нужна!
За двести рублей Пусю таранят наверх и провожают нас до гостевого дома, где на стоянке, видимо, у пусиной машины, застаём "Морковку" в объятиях сопливого хорька. Оскорблённый воет раненым кабаном, а изменница лезет змеёй к нему на шею, плача оправданиями. Пуся пытается бить, но промахивается. За него это делает один из аборигенов.
На следущий день, после обеда спускаюсь на берег. Все-таки заставляю себя пробежать с километр по влажному песку и залезть в море. Семья мальчика-дауна, и сам мальчик, смотрят на меня с восхищением. В метрах пятидесяти замечаю Пусю. Он в одиночестве и в муках. Машу ему рукой. Радостно отзывается:
- Как водичка? Не холодно?
- Холодно! Но я люблю, всегда в мае купаюсь! Как здоровье?
В ответ Пусик машет бутылкой пива. Я отказываюсь. Сейчас чайку бы хорошего - чёрного, горячего. Но к новому другу все же решаю подойти. Сидим молча, курим. Вдруг доносятся возгласы больного мальчика. Он коряво бежит со стороны волнорезов и машет рукой, в которой держит какой-то поблескивающий предмет - Самбука! Родители мальчика возбуждённо машут бумажкой:
- Смотрите, смотрите, тут записка! Захарка, это для тебя послание, видишь, тут и телефон есть... Кому-то нужна твоя помощь!
- Надо же, повезло как пацану. Если б я такую бутылку выловил, точно б нашёл отправителя и помог... - глаза Пуси полны печали.
- Не расстраивайся, выловишь ещё, - хлопаю Пусю по плечу и направляюсь к обрыву.
Прилив, стало быть...
2011
