... Сияет стеклянными гранями, в нем, кажется, бесконечность видится в рое искорок, порою солнечных, порою белоснежных, как луна...
Чен-Сон, мальчик, вынужденный рано повзрослеть из-за своего одиночества сироты, никогда не видел ее, представлял себе ее в виде еще одного сияния, только не разноцветного, как бывало в затишье после снежных бурь, ведь...
На севере никогда он не видел луны, только изредка летом блеснет солнце, и зазеленеют травинки и кустики, долго спавшие под снегом; тогда в ледяных, молчаливых краях наступала точно сказка (песцы меняли шубки на причудливо серые, моржи резвились на камнях, еще не покрытых вечным льдом, олени щипали сочные кустарники, в низинках возились крохи-лемминги)...
Чен-Сон тоже радовался приходу лета, но даже тогда он не видел луны, очень красивого ямочками и белым блеском светила (все было в тучах, ветер становился едва тише, развевая полы покрытия его скромной хижины); да и особо беспечно гулять по недолгой зеленой травке ему было некогда - надо было собирать хворост, охотиться, чтобы накопить запасов еды и меха на длительную, суровую зиму севера...
С такими мыслями он... раз привычно отправился на охоту, зашел в отдаленное место, куда его предки советовали никогда не заходить... Мальчик оглянулся - то была просто пещера, покрытая сталактитами, снегом и... к его изумлению, содержавшая в себе много яств, сокровищ, и стеклянный шар, как-то странно и... заманчиво лежавший среди всего этого.
Не привыкший к такой роскоши, бедняк-скромный житель вечно зимних краев остановился в нерешительности - что-то шептало ему: "Чен-Сон, глупый мальчишка, что ты стоишь?! Спеши забрать это все себе, пока не приехали другие племена и не растащили!.. Подумай, ведь это все может в один миг стать твоим!.. Ты будешь безбедно жить, найдешь себе невесту и почет!..".
"Не слушай себя! - в то же время пытался одернуть себя мальчик, не знающий, как ему сладить с желанием взять столь неожиданную и необычную находку, - Ты много лет привык работать на кусок мяса и шкуру, на хворост и огонь в яранге... Ну получишь ты это, все то невольно окунет тебя в разгульные удовольствия, и не заметишь, как промотаешь... А за это время ведь отвыкнешь трудиться, и что ты дальше будешь делать?.."...
Чен-Сон послушался второго внутреннего голоса и пошел из искушающей пещеры, взяв только шар на память ("Просто блестяшка! - подумал он, - Буду иногда смотреть на нее, вспоминать, как чуть не погубил себя"). Так, он отправился на поиски добычи дальше, вскоре забыв о находке...
Он к вечеру очень устал, забивая тюленя на каноэ и борясь с водоворотами, норовившими отправить на острые скалы, укалывая руки об непослушные ветки и добираясь назад домой, потому, утомленный, лег спать на скромную шкуру, быстро уснул.
"Я покажу луну, давай!" - раздалось вдруг в тишине.
Мальчик поспешно поднял голову от свертка старой шерсти, служившей подушкой.
"Хочу!" - невольно сказал он, потягиваясь к источнику голоса.
"Тогда отдай за это свою шерсть" - потребовал голос, показался его хозяин - старик с белой жиденькой бородой, одетый в богатые убранства, и ничего особенного не было, да были у него совиные глаза и когти.
"Манлу!" - прошептал сам себе Чен-Сон, памятуя о древнем демоне народов севера.
"Ты, дружок, меня не бойся! - хищно улыбнулся Манлу, отчего стал еще страшнее, - То, что молва про меня идет - правда, могу я и погубить... Но тем, кто со мной подружиться, я - добрый волшебник, исполняющий все желания... Вот с тобой я дружу..."
"С чего это?" - спросил про себя мальчик, но не решился сказать это вслух от страха.
Его собеседник хитро прищурил светящиеся совиные глаза: он знал, какая кроткая и светлая душа есть в Чен-Соне, из нее можно было сделать чистейшее варево, которым он будет смазывать когти и глаза, чтобы беспощадно пугать и губить всех вокруг... Но надо ее заполучить, очень хотелось злому старику ее заполучить, а одинокого и доверчивого Чен-Сона сделать своим слугой...
"Прикинусь-ка я, что готов ему услужить!" - решил жестокий Манлу, давно наблюдавший незримо за ним и подкинувшим в пещеру сокровища и шар, чтобы следить, узнавать желания и заманивать в свои сети.
"Так оттого, что ты первый, кто не побоялся заглянуть ко мне в пещеру! - с фальшивой радостью воскликнул коварный дед. - Потому я и подарил тебе шар, по ночам ты можешь с помощью его придумать целый мир, только позвав меня!.."
У мальчика повеяло внутри от этих слов холодком, а слова звучали неискренне, он почувствовал, но подумал, что сможет прогнать Манлу, как только захочет.
"А пока насладись тем, о чем мечтал! - рассуждал в нем тот же голос, который привел его в пещеру, - На что тебе старая шкура, когда ты можешь увидеть луну!.. Не об этом ли ты мечтал?.. Решайся, глупый мальчик, возьми то, что принадлежит тебе - открой дверь к собственным, ожившим мечтам!..".
И Чен-Сон повиновался этому голосу, его охватила жажда управлять древним властелином страха, здесь и сейчас, а там... ничего, он что-то придумает; Манлу не исступлял его мышцы нежащими перинами, не запирал забавно фыркавших и топотавших упитанный ластами моржей, не подменял снежную равнину цветущими садами - все оставалось по-настоящему-словно понарошку: он приходил только по ночам и зажигал луну, так необычно и ново сиявшую для мальчика...
Он сам не заметил, как пленился ее очарованием, не кушал, не пил, не ходил на охоту, а все ждал ночи, когда можно уснуть в совсем-совсем бедной яранге и быть там кем угодно, сколько угодно, пока старик не исчезнет в шар, незаметно взяв что-то у него из дома и вытягивая силы...
Чен-Сон не замечал этого, он все играл с луной и в луне - там, по одному его пожеланию воздвигались белоснежные, искристые сады, но не обжигающие холодом, а согревающие...
Тем временем неумолимый снег приближался к его дому, он не замечал, беспечно полагая, что ему достаточно хвороста, на самом деле его исхудавшее, бледное тело дрожало под буйным ветром в одежде, носившейся годами...
Они незаметно проходили тоже, и Чен-Сон забыл, что сирота, что мечтал выбраться из уединенного убежища к другим племенам, что о нем скучали друзья-малыши лемминги и без него грустили добряки-моржи, всегда так радовавшие его своими потешными усами и толстыми спинками, плюхавшимися в ледяной воде; он забыл про все на свете, и не спрашивал себя, куда ушли стада оленей, что не вернутся в северное сияние, зачем оно все переливается и кто его придумал, его это перестало занимать...
Он все ждал, когда придет ощущение сна, он с негой погрузиться в него и будет спать, и видеть во сне луну, побеждать на ней белых, прозрачных змей, что извивались и посягали на сокровища его друга Манлу (наивно юноша верил, что старик радуется его помощи, искренне и светло, как радуется друг за друга... И вправду, демон улыбался, похлопывал в ладоши, даже смеялся (как потешно ему было забавляться с простодушным молодым неглупым, но добрым и простым красавцем, ему было завистно, едко, что Чен-Сон имеет то, что Манлу давно растерял в пустых увлечениях, и нет у него и свежести, ни силы, а...
В шаре он заколдовал быть, как в темнице, маленькую девушку, которая была тоже чиста и прекрасна, но никак потому не могла лгать.
"Будешь меня любить?.." - сурово спрашивал ее днем он, пока его пленник лениво ждал ночи в повторяющихся, мелочных суетливостью делах.
"Почему-то не могу!.." - тихонько и честно отвечала она, отворачивая свои глаза от него и молчала, боязно-устало забившись в угол шара.
Старый Манлу рассвирепел - он предлагал ей самые вкусные яства, самые дорогие сокровища, и вечную молодость, он не терпел слова "нет"... Но вместе с тем он жаждал заполучить девушку любым способом...
Вспомнил, что через шар с ним связан Чен-Сон, который всем пригож, но беден и служит ему, то есть демону.
"Вот я заполучу тебя!" - обрадовался злодей и... как-то сказал юноше:
"Мой мальчик, ты уже взрослый, ни разу не разочаровал нашу дружбу, назовись мною и за это я тебе отдам то, что куда интереснее луны!..".
Чен-Сон насторожился вновь (коварство "друга" не усыпило в нем чуткости души, и он почувствовал очередные козни, за которые рано ли поздно поплатится.
"Ты - жалкое существо, променявшее живое сердечко на луну во сне... Что же?.." - горько ведь поначалу спрашивал он себя, непроизвольно вспоминая своих все еще ждущих у берега ледяных скал морских друзей, сердце его стало холодеть... Снег еще ближе прокрался в хижину и стал расползаться...
Но сон Чен-Сона не отпускал, он томился и скучал, речи Манлу раздражали слух, но только напоминали, что все рано ли поздно надо отдать...
"Я хочу остановиться!" - кричал безмолвно днем юноша, пытаясь выбраться навстречу заждавшимся зверюшкам - окоченелые от долгой и почти постоянной дремы не пускали его.
Он падал и думал лечь и уснуть, закрыть глаза, забыться в иллюзии, не видеть свою слабость и позор. "Не могу!.. Я уже не вижу в луне ничего нового, а память о шаре стала слишком мучительной... Не могу!.."...
"Не скучай, дружок!" - рассмеялся вслед Манлу, улетая с ветром вдаль... Теперь он был молод и красив, как его несчастный замерзающий пленник... Тот снова стал мальчиком, худеньким, но с седыми волосами и почти слепым, полубезумным взглядом...
Он искал глазами горизонта, хотел в последний раз увидеть северное сияние, бежал, спотыкаясь и мысленно отрекаясь от всего: от совместных пиров со стариком, от безразличного отворачивания от леммингов и моржей, от вальяжного провожания глазами убегающих оленей...
"Я уж не смогу догнать их! - заплакал он, точно ребенок, жгуче вспомнилось, что он сирота, - Я продал себя за шар со снами от Манлу!.. Что ж... Я хочу в них навек, одно мне утишение...". - Чен-Сон пошел к пещере, он безошибочно помнил, где все роскошествовал помолодевший старик.
Тишина, слепящие сокровища, сверкающие в сталактитах, сласти и напитки, словно все по-старому было там.
Мальчик положил шар, взял острый льдом камень, терпя раны: он очень хотел увидеть привычную серую шубку песца летом, слушать завывание вьюги и греться от настоящего огня хоть миг; взглянул на шар и обомлел: в нем видна была девушка, тихая, прекрасная, она осторожно ступает по снегу, как будто что-то ища или убегая...
Он бежит за ней, хотя кости его заболели от холода, догнав, крепко обнимает ("Не может быть! - сказал себе Чен-Сон, а после, невольно признался, - Это же... я!..").
И вправду, долгими ночами он видел ее танец в луне, глаза ее тихо опускались и скрывались под такими же темными ресницами, как ночь, а ведь есть звезды...
Мальчик присмотрелся - нет, то не звезды, а отблески снежинок на ее губах, они скрываются - он ее целовал... Он видел это и точно легкое прикосновение тоже касалось его губ...
"Манлу, что ты хочешь за нее?" - мысленно спрашивал он старика (рассудок не полностью скрылся под, опьяневшим от марев его, воображением - Манлу забрал его мечту, его молодость).
"Она полюбит меня, ты можешь смотреть и думать, что все это с тобой, а так... Не мешай, ничтожество, не видишь? - Я занят!.. Я так долго этого ждал!.."
"Но ты говорил, что друг мне, а сам... - вспыхнул мальчик, - Как ты посмел, подлец?!.."
"Я хотел, дружил, выполнял твои прихоти! - хмыкнул зло Манлу, не отрывая
