Сфера вращала сферу,
Кривые иных миров
Несли мне иную веру,
Другую – желтую кровь.
Но ТРОЕ крылатых
Над жертвенной чашей,
А в чаше – АЛАЯ кровь!
Не сомневайтесь! На небе нашем
Вспыхнуло Слово –
ЛЮБОВЬ!!!
Почему?
Всем существом я пытался понять… – «Не так все, не может быть!»
Но все было так! – могила, ни намека на свет…
Еще и еще раз, напрягая все силы, я жег свое сознание – выхода не было, становилось только темнее. Вся Мировая Тьма навалилась, придавила, расплющила… И силы мои кончились…
Господи! Господи, сам я не могу ничего, не могу… – не могу жить. Господи!
Существовал только один выход, только одно – я понял ясно – только Бог.
Если Бог есть, только Он поможет мне, – или…
У меня не было никакого другого – «или», только – Бог!
Я твердил и твердил одно: «Бог – есть!»
Повторял всю ночь, весь день, а слезы все текли и текли из моих глаз…
Я знал о Кришне, о Будде… – не одну ночь просидел, изучая философские и религиозные трактаты. Йога, медитация, тайны западного оккультизма, бывало, будоражили мое воображение...
Но тогда я забыл все, зато вспомнил, что где-то в доме есть икона Спасителя! И еще – я нашел старый дедовский медный крестик!
Я вспомнил, кем был мой настоящий прадедушка – герой, кавалер орденов св. Георгия, он умер от ран, полученных на войне 1914 года, – истинный православный христианин!
Я молился! Я положил все свое богатство – крестик с иконой, рядом с собой на пол и – я умирал.
Я молился Иисусу Христу. В моем воображении проходили сцены из Евангелия, вспоминалось что-то давно забытое из раннего детства. Но мне становилось все хуже и хуже. Меня била мелкая дрожь, ледяной холод откуда-то из желудка подкатывал к сердцу. Я не узнавал свои сине-белые руки с исчезнувшими венами. Я проваливался во тьму, – я умирал…
Видимо, нигде никого не было, кроме меня: ничто не вторглось в мою глухую тишину – ни телефонный звонок, ни стук в дверь… Или – это я сам уже ничего не мог услышать…
– Господи, помоги! Мне плохо, как никогда в жизни! Так плохо еще не было! Господи, помоги! Господи! Помоги!
Ничего не происходило – пустота и молчание…
Я чувствовал, что Смерть моя стоит рядом.
– Господи, Иисусе Христе!
Никто не отзывался, – все замерло и застыло…
И тут очень тихо, но очень внятно, мне кто-то прошептал в правое ухо: «А что, если Ей сейчас еще хуже, чем тебе?» Пока эти слова проникали в мое, сжимавшееся в точку, сердце – «значит, Она умерла» – успел подумать я сам.
«НЕТ!» – сердце взорвалось и подбросило меня в воздух. В одном прыжке я взлетел с пола. Передо мной стояла моя бледная Смерть.
«Прочь, Старуха!» – я кинулся прямо на нее, она еле успела отскочить куда-то в стену. С разгона я ударился в дверь и вышиб ее вместе с косяком. Что-то сыпалось и падало – я бежал…
Бежал, бежал, ехал на такси и снова бежал. Бежал вверх по лестнице и стучал в дверь, и Она открыла, и я упал, и бился в рыданиях на пороге. И – с Ней, конечно, ничего не случилось – услышал что-то злое, и снова встал и сказал, что думал – умерла, а раз ТЫ жива, то больше мне ничего не надо. И бросился вниз по лестнице, снова бежал и бежал, и вдруг закричал…
Я закричал так, как не кричал никогда в жизни, разве что, когда родился. Я закричал:
«Люди! Люди!! Люди!!!»
Потом еще куда-то бежал, потом остановился, – некуда было бежать, ничего нигде не было, только – пустота! Такая, как никогда в жизни.
Я хотел, наверное, подумать, осознать себя – и для начала попытался подумать: «Я» – и тогда…
Раздался сильнейший взрыв, звук-удар, потрясший все мое существо. Еще один и еще…
Молния – острие чистой энергии – пробила меня насквозь, с хрустом распрямив позвоночник. И я весь оказался в центре огня, жаркого страстного, проникшего в каждую клетку – в центре столба света беспредельной яркости и силы!
Каким-то необычным способом увидел я сразу всех людей и то, что они крепко связаны друг с другом одной нитью.
А звук-удар, преобразившись, вместо «Я» сказал очень громко, очень ясно и совершенно неоспоримо:
«Мы! Мы!! Мы!!!»
Голос смолк, и я пропал, хотя никуда не делся – был там же, все помню, – а в теле моем поместился весь немыслимо огромный – «Мы». Некто неизмеримо больше меня, сильнее, умнее – непостижимо прекрасный и совершенный…
Первое, что «Мы» увидел: ветви всех деревьев склонились, а листья, уподобившись тысячам маленьких ладоней, зааплодировали. Кланялись и кланялись деревья, аплодировали листья, неутомимо приветствуя того, кто стоял перед ними. А потом воздух! – с такой нежностью, с такой лаской коснулся тела!
«Мы» выдохнул! – с этим мощным выдохом изверглась вся грязь, – весь никотин…
И как сладостен был вдох!
Было бесконечно прекрасное утро в самом начале осени…
Над Единственной Настоящей Истинной Землей всходило Божественное Солнце!
А потом был осенний день –
Один Единственный Настоящий День,
Той Осенью, которая на Земле.
И было –
САМОЕ ГЛАВНОЕ
Не напрасно умирали листья:
«Ради Жизни Вечной жертва наша!»
Понимая Светлую Истину,
Они становились
Краше и краше…
Да! – не напрасно!
И Дерево будет, и Лето придет…
Ради ветра и Солнца –
Этот прекрасный
Листьев прощальный полет.
Видеть каждый листок на всех деревьях вокруг и все листья сразу… – Какое это зрение?! – видишь и проникаешь, сливаешься и понимаешь все! И можно благодарить все листья, не забыв своим чувством, своей лаской ни один трепещущий листок!
Как много Природы в городе! И каждая травинка переполнена бесконечной жертвенной любовью. Каждая ветка, каждый лист, радуясь и ликуя, отдает всем и каждому свою благодать, свою осязаемую и непостижимую красоту.
Радуйся и наслаждайся!
Я восхищался поступью этого тела, принадлежавшего раньше только мне. Восхищался самой прекрасной из всех возможных для моего тела походкой, гармоничными и благородными движениями. Мои руки и ноги, переполненные горячим блаженством, наслаждались любым малым движением, любой возможностью проявить переполнявшую их высокую энергию.
Я привык говорить «Я», а, вообще-то, слово-понятие «Я» не должно бы мне употреблять в описании того Дня.
Сознание «Я» не приходило и не могло прийти, невозможно было даже произнести: «Я».
И так было весь День! За целый День ни одной мысли, только Блаженство, Восторг и Любовь! Ликование! – Вместе со своим ликованием я слышал и внутренне был приобщен к голосам тысяч ликующих людей, пребывающих в таком же абсолютном счастье…
Всего несколько раз наперечет моя мысль собиралось возникнуть – и тут же, в самый момент зарождения, она получала ответ – чудесный дивный ответ, стиравший ее полностью, полностью очищавший сознание – ни единой тучки на небе, ничто не мешало любоваться Солнцем.
Первая моя мысль! – она не успела оформиться в вопрос, а если бы успела, вопрос был бы таким: Что произошло со мной? Наверное, это и есть то самое – великое «самадхи»? Где-то в глубинах сознания, в момент возникновения, санскритское слово «самадхи» – просветление, божественный экстаз – разложилось в простую русскую фразу: «Сам Ад – Хи!» – я с этим полностью согласился, когда – такое! что мне сам Ад!
Это теперь я пытаюсь развернуть переживание в словах, а тогда – пришла бесконечная радость осознания, ударившая в начальную точку, из которой пыталась возникнуть мысль и снова – чистое прямое знание обо всем, прикосновение, проникновение во все… – Ни мыслью, ни чем другим не затуманенное присутствие ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС в самом прекрасном и лучшем из миров.
Сначала я только смеялся, исчезая в смехе, потом, увидев первого же человека, – заплакал. После – весь День – смеялся и плакал одновременно. Мое лицо приобрело единственно возможное для такого состояния выражение – я всегда узнаю это выражение, если увижу…
Когда каждый лист сгорает ради дерева, отдает последние силы, последние соки, и вместе с ними – душу. Когда лист уходит в дерево, а дерево – во всю земную Природу. Когда дерево становится листом, и в каждом листе – вся земная Жизнь. Когда такая благодать вокруг, такой ее переизбыток, который огненным потоком Любви и Красоты изливается на всех, на каждого человека…
А люди? Они здесь и не здесь, они – какие-то лунные жители, непричастные истинной Земле. У них свой жестокий, заполненный их делами и заботами мир, своя частная, частичная жизнь…
У них сейчас тоже осень, они говорят, что осенью надо запасти жир на зиму, и делают все, что угодно, но – не видят настоящей ОСЕНИ, которая НА ЗЕМЛЕ. Их осень – это ОСЕНЬ НА ЛУНЕ.
Как больно за них, как жалко всех этих НЕСЧАСТНЫХ (которые не сейчас) людей, как хочется им помочь!
Да бросьте вы свои заботы, вернитесь на вашу Землю! Отдайте себя большему, целому, частью чего вы сами являетесь – придет Любовь, Радость, Счастье… Что вы за листья такие, – ничего не знающие о Дереве? Или пальцы, – не ведающие о Руке…
Я говорю сейчас неуверенно, не зная как лучше сказать… А тогда «Мы» знал, что надо говорить, и говорил каждому человеку именно то, что надо сказать, без единой ошибки – и в интонации, и в жесте. Но мало кому чего-нибудь было надо – кроме очередной заботы…
«Мы» мог бы сотворить любое ЧУДО, если бы оно пробудило душу человека. Этот голос мог все, – я помню его и узнаю, если услышу…
Голос рождался где-то в недрах, в глубинах, ощущение, что ниже диафрагмы находится огромное пространство, как бы заполненное белым дымом или паром, именно там рождалось Слово и, насыщенное паром – Любовью и Силой, выходило. «Мы» мог бы вдохнуть в слово огромную силу, и ничто вокруг не смогло бы противиться ему.
Понадобилось лишь чуть, чтобы остановить электричку и держать ее, пока, говорил, я – снова следует понимать – «Мы», с Человеком.
Моей – НАШЕЙ главной миссией и было – говорить с Человеком!
Поверьте! – я знаю вне сомнений –
Один Кто-то – точно есть!
Тот, Кто может ВСЕ!
Может лечить, даже ДУШУ, и так просто – простыми словами…
«Чужие кто лечить недуги
Своим страданием умел,
Души не пожалел за други,
И до конца все претерпел».
(Ф.Тютчев)
Первое время мой язык совершенно разучился произносить «Я». Настоящего затруднения возникнуть не могло – потом, если было надо, говорил «Я», не вкладывая в слово его смысла, но в первый момент мне показалось, что – затруднение… И тогда еще раз возникла мысль, именно тогда я хотел подумать: «Была бы собака…»
«Собака», – и тут же, прижимаясь брюхом к земле и неистово виляя хвостом, кинулась ко мне собака. Это была любая собака, какую бы я ни пожелал! Я не соблазнился ни на пойнтера, ни на лайку – только смеялся, тогда «Мы» сказал ей, чтобы стала такой, как есть, и низкорослая хромая дворняга предстала передо мной. Я тут же исцелил ее кривую больную лапу – одно из чудес, совершенных не мной, а тем – Всесильным! – кто был больше меня неизмеримо и все же, как-то помещался в моем теле.
Но дворняжка не была просто собакой, – это был – Главный Пес (общесобачья индивидуальность). Только он мог быть со мной тогда – добрый, вполне разумный, прекрасный верный друг.
А еще как-то в разговоре с человеком, ради этого человека, понадобилось маленькое чудо. «Мы» сказал, что вон те вороны – ручные. Позвал Главного Ворона, протянул руку – вороны, к удивлению собеседника, подлетели и сели
