унынию.
10. Кант и другие
Но как это было сделать, если прошли все приемлемые сроки, а Синельников так и не появился?
Снова в муки погрузился ученый, и тогда в его аду возник Кант.
Не всегда отчаяние обессиливает рассудок, случается, оно его обостряет в самую нужную минуту. Именно это и произошло с Шуваловым, когда он отважился обратиться к великому философу.
Рассказав о катаклизме и сдвиге миров, о своих с Синельниковым злоключениях, он взмолился перед Кантом - как перед единственным здесь просвещенным человеком - о помощи.
- Я прошу вас ради всего святого, - с жаром говорил Шувалов, - съездите в этот поселок Заркау, отыщите там Синельникова, узнайте, что с ним?!
- Позвольте, но он же ведь отправился в ваш мир - добыть денег и купить янтаря. Это значит, что побывать мне надлежит не в Заркау, а в поселке Лесной. Так ведь?
- Да, разумеется, простите, я не очень хорошо соображаю.
- А это значит, что мне для начала предстоит найти переход между нашими реальностями. Согласитесь, нелегкая задача, если учесть, что в Кенигсберге, сколько мне известно, никто это не практикует. Впрочем, есть у меня на примете один студент... любознательный... Надо бы с ним поговорить.
Студент, действительно, много знал, но, к великому огорчению Канта, не из области преподаваемых им наук. Профессор давно подозревал, что он числится в студентах, как говорится, для отвода глаз, а так занимается весьма темными делами. Впрочем, Кант предпочитал не вмешиваться в чужие дела, потому и был уважаем, в том числе студентом, который любезно передал профессору свои эксклюзивные знания, не взыскав с него ни талера.
И вот, добравшись до Заркау и выйдя на его окраине к морю в том месте, где растет кривая сосна, он был охвачен порывом ветра и брызгами дождя. Смахнув влагу с лица, Кант увидел перед собой каменную набережную и понял, что он в Лесном.
Войдя в поселок, философ растерялся: ему явно не хватало сведений о расположении нужного дома. Тогда он решил: ему поможет бургомистр. Кто лучше его знает все о поселке?
Что ж, читателю известно, чем закончилось знакомство Канта с главой поселковой администрации.
Восстановив силы, он навестил Шувалова, который сумел-таки припомнить некоторые облегчающие поиски детали, благо, сам профессор, побывав в Лесном, уже имел об этом месте некоторое представление. Но опять же, Шувалов Лесного не видел и называл ориентиры в Заркау, а много ли их сохранилось за триста лет? Словом, перед Кантом стояла задача, которую ни за что не решить, если не повезет!
Но ведь повезло же!
Он сидел у нас дома, мы смотрели на его поднятый кверху палец и не очень понимали, о чем он говорит:
- Это дело чрезвычайной важности, и вы не должны оставаться в стороне! - Кант опустил палец, помолчал. - Думаю, вам известно, что императив - это правило, которое содержит принуждение к поступку. Также полагаю, вы знаете, что бывают императивы гипотетический и категорический. Человек как явление подчиняется в своем поведении гипотетическому императиву, или принудительному велению получать удовольствия, материальные блага и тому подобное...
Мы с Лизой многозначительно переглянулись: нам читал лекцию сам великий Кант!
- Поведение же человека нравственного, достойного - человека как вещи в себе - подчиняется категорическому императиву, высшему моральному принципу, предписывающему совершать поступки, которые хороши сами по себе, безотносительно к какой-либо иной, кроме самой нравственности, цели. Поступай так, как ты бы мог пожелать, чтобы поступали все. Только нравственность и человечество, поскольку оно к ней способно, обладают достоинством. А теперь я хочу спросить: разве нравственно из-за того, что вы повстречали прекрасную женщину, обзавелись уютным домом, - словом, из обыкновенного стремления к счастью - забыть о долге?! Ответьте мне, господин Синельников!
Я опешил, Лиза застыла в недоумении.
- Вы ошибаетесь, - опомнился я, наконец. - Я не Синельников.
- Это правда, - подтвердила Лиза.
- Как же так?! - поразился в свою очередь философ. - Но эта улица и тот дом напротив, и этот, что стоит у изгороди, идеально соответствуют приметам, названным господином Шуваловым!
Кант вскочил и в волнении прошелся по комнате, потом вернулся на место.
- Я понял: вот где находится Синельников! - он указал на наш второй, старинный, дом. - Вы ведь там не живете?
- Нет. И даже не бываем.
- Что вполне устраивает господина Синельникова, потому что он вовсе не ищет с вами встречи. Но нам-то будет интересно его послушать! Идемте!
- Да кто такой Синельников? И Шувалов?
Сколь ни был возбужден старик, все же он давал себе отчет, что нас необходимо ввести в курс дела. Вынужденный потратить на это время, он в процессе рассказа успокоился и больше уж ни в чем Синельникова заведомо не обвинял.
- Мало ли что могло с человеком случиться? В таких-то обстоятельствах! - посочувствовала Лиза Синельникову.
- Конечно, - согласился я. - И, вообще, он, как может, пытается изменить ситуацию, у него, следуя вашему учению, с категорическим императивом все в порядке. А вот Шувалов!.. Занесла его нелегкая в тайны мироздания! Потешил свою гордыню!
- Он раскаивается, - примирительно сказал Кант. - Ему следует помочь...
- Не уверен! - сам того не ожидая возразил я.
- Как?! - вскричал Кант. - Вы не хотите, чтобы все вернулось в первоначальное состояние?!
Я взглянул на Лизу. Она сидела притихшая, опустив глаза, как бы поощряя меня, но и боясь помешать мне высказаться.
- Конечно, было бы хорошо вернуть мирам параллельность. Но у нас, в нашем мире, останется еще одна проблема - люди уже приняли новую жизнь: смирились с утратами, освоились с приобретениями... И что теперь? Назад в прошлое? Тогда неплохо бы еще лишить их памяти.
- Но каждый, - зазвучал Лизин голос, - должен был прожить, а не миновать во сне свою жизнь. Всю - от начала до конца. Так задумано Природой, и никто не смеет нарушать этот замысел. А гений, который смог изменить естественный порядок вещей, обязан его восстановить. И другого не дано.
Оказывается, Лиза не согласна со мной!
- Ну а память... - продолжила она. - Зачем же ее отнимать у людей? Многие, когда вернутся к началу, уже не повторят сделанных ошибок.
- Вы великолепно сказали, сударыня! - восхищенно воскликнул Кант. - Надеюсь, теперь нет никаких возражений?
Я не ответил. У меня было плохо на душе, ведь я понимал: вернись все назад - и Лизина беда никуда не исчезнет, потому что случилась она до катаклизма. Таков был ход событий, который уже не изменить! А что будет потом? Ну да, мы знаем, что будет после, но станем ли мы менять это "после"? Впрочем, в себе я не сомневался, а вот Лиза, скорее всего, поступит так, как поступила... И хотя в моих словах о новой жизни человечества была доля истины, на самом деле я не хотел возвращаться в прошлое, потому что мне было хорошо в настоящем. Да, надо мной довлел гипотетический императив, и я был сволочью!
- Что ж, как говорится, молчание - знак согласия, - заключил Кант. - Тогда на правах хозяев проводите меня к господину Синельникову.
- Да, конечно, - сказал я, и мы втроем отправились через сад в начало участка, где из опустившейся ночи проступал темный силуэт старого дома.
Кант очень внимательно посмотрел на фонарик, когда я его включил, но не стал тратить время на удовлетворение любопытства. Я вообще заметил, что старик особенно не отвлекался ни на какие необычные для него вещи, такие, например, как электрическое освещение или кофеварка (Лиза приготовила всем кофе, который Кант выпил с большим удовольствием). Кому как не ему было знать: каждому веку - свои открытия, вот и относился он к увиденному с истинно философским пониманием: занятно и только, потому что невозможно забрать с собой достижения будущего или распространить их в своем «несозревшем» времени.
Дом был пуст. Он давно уже спал, не просыпаясь, и, похоже, совсем забыл людей. В своем сне он смахнул карниз с окна, уронил пару венских стульев, придавил дверь в проеме, так что она едва открывалась, и ничья рука не огладила его пыльных седин, не прибрала разметавшиеся повсюду нити паутины. Позаброшенный был старик... С удивлением я обнаружил на столе подшивку журнала "Огонек" за 1957год - интересно, сколько лет назад отсюда ушли люди? Хотя, с другой стороны, как-то нелепо интересоваться этим, когда за спиной у тебя стоит человек из восемнадцатого века.
Мы решили обойти дом снаружи. Лиза первой увидела узкую стеклянную дверь и взялась за ручку.
- Подожди нас, - сказал я, и через дверь мы прошли друг за другом.
В ноздри тут же бросился какой-то тяжелый соленый запах с примесью чего-то горького, лекарственного. Стало ясно: там, дальше, - жизнь.
И, действительно, стоило пройти несколько шагов, как мы увидели человека на кровати, обнаженного по пояс. Кожа его темнела множеством ссадин и кровоподтеков, над которыми склонялся старик, делавший примочки.
Невольно мы отпрянули назад, но человек с кровати сказал спокойно, по-русски:
- Не бойтесь. Вам ничего не угрожает.
У него были сильные плечи и широкая грудь, русая голова и очень светлые глаза, светлевшие на лице даже в тусклом пламене свечи.
Не мигая, они тянулись к Лизе.
- Что с вами? - наконец, спросил он. - Я видел вас с этим человеком, и вы не были такой.
- Была, - улыбнулась без смущения Лиза. - Наверно, я стояла к вам боком. Вот так.
- Простите, - скользнул он взглядом в сторону от Лизы.
- Ничего страшного. Каждому хочется задать этот вопрос. Но вы спросили меня первый. Когда-то я попала под машину.
- Нет, я просто решил, что вы тоже пострадали от рук этих грабителей, подумал о совпадении, простите... Хотя какое тут может быть совпадение? Когда это со мной случилось, вы находились в другом мире.
- В другом?
- Ну да. Здесь переход между мирами. Сейчас вы находитесь в Пруссии, в поселке Заркау, а видел я вас в поселке Лесном. Это одно и то же место с разницей во времени в триста лет. Вот почему я обратился к вам на русском.
- А вы, наверно, Синельников?
- Он самый.
Я едва переводил дух. Как-то неожиданно шагнули мы в восемнадцатый век, сразу же нашли того, кого искали, и теперь вот обыденно с ним общаемся.
А между тем старик, ухаживавший за Синельниковым, был молчалив и совершенно безучастен к нам. Так и удалился он, закончив процедуру, не произнеся ни слова.
Синельников же обратил взгляд на великого философа (из всех нас я был ему наименее интересен).
- Кант. Эммануил Кант, - представился ученый.
В ожидании реакции Синельникова мы с Лизой замерли.
На симпатичном его лице отразилось волнение памяти, а потом появилась приветливость от встречи с полузабытым именем.
- Однофамилец что ли? Мы в военном училище на марксистско-ленинской философии проходили Канта, тоже Эммануила. Только я уже ничего не помню.
- Это не однофамилец, - вступил я, наконец, в разговор. - Вам, Синельников, очень повезло.
- Да? - опешил он на секунду. - Хотя, конечно. Что угодно может быть... Я рад, - улыбнулся Синельников мягкой улыбкой.
Кант ответил наклоном головы и спросил:
- Итак, молодой человек, когда вы сможете встать на ноги? Ваш товарищ Андрей Шувалов очень озабочен вашим исчезновением. В силу обстоятельств я оказался единственным человеком, к
