в свои бархатные объятия… и Вадим действительно увидел в багровом зареве тьмы лицо своей умершей матери (она, как и отец погибли в автокатастрофе давным-давно). Вадим протянул руки навстречу самой дорогой женщины в своей жизни, и она сделала то же самое, их ладони соприкоснулись, и не было в этот момент счастливее человека во всей Вселенной.
* * *
Вадим почувствовал боль в правой руке и подумал, неужели он уже в аду? Или в раю? Он открыл глаза, что бы удостовериться в этом, но ничего не смог разглядеть. Картинка расплывалась, и перед глазами летали разноцветные пятна, среди которых преобладал белый цвет.
- Очнулся, красавчик? – услышал он незнакомый голос, - что ж ты такой молодой и уже жить не хочешь? – может быть это голос ангела? Или суккуба?
Вадим учащенно заморгал и его глаза увлажнили слезы. Он почувствовал прикосновение чужой руки к своей щеке, и сквозь мутную расплывчатость увидел контуры человеческого лица.
Где же он?
- Введите ему еще три кубика, - теперь это был мужской голос. Следом за словами Вадим почувствовал жжение, как будто ему в вены впрыснули обжигающей смолы, начавшей разноситься по всему организму жидким огнем.
Я точно в аду и это не ангел, а демон.
А где же мама? - пронеслась в его голове убийственная мысль заставившая похолодеть и испугаться.
Мама, где ты!?
Вадим снова отключился.
* * *
Суки, – бормотал про себя Вадим. Какого черта им понадобилось меня спасать. Какого черта не дают человеку спокойно умереть. Или я на это права не имею? На жизнь у меня право есть – это даже в долбанном гражданском кодексе написано, а на смерть? Есть ли у меня законное право умереть и что б при этом мне никто не мешал и не пытался спасти?
Вадим шел обратно домой из больницы, в которую его привезли по милости соседки Клавы, зашедшей попросить сахара. Он забыл закрыть дверь на ключ, и она нашла его в окровавленной ванной без сознания.
Вадим был зол. Кто не разозлиться, когда посторонние вмешиваются в их дела.
Теперь нужно было придумать новый способ умереть, потому что повторять уже раз неуспешно сделанное – дурной вкус и отсутствие воображения.
Повесится что ли, подумал Вадим и тут же отогнал эту мысль как назойливую муху. Есть способ поинтереснее. Вадим вспомнил про флакон барбитуры лежащий в аптечке, оставшийся ему еще от матери. Она принимала колеса незадолго перед гибелью. Это был какой-то сильнодействующий анальгетик, от передозировки которого можно умереть, – а это именно то, что Вадиму нужно.
Флакон, размером с пластиковую бутылочку "Ревита", полную маленьких круглых таблеточек, оказался на месте, как Вадим и предполагал.
«Чудненько!»,- воскликнул Вадим и положил его в карман куртки. Он вышел из квартиры и пошел в парк. В этот раз он решил умирать вне дома, что б никакая соседка не смогла помешать.
В парке было людно, но Вадим знал одно классное место по другую сторону моста, среди дубов и кленов, с которого открывалась красивая панорама на реку, гуляющих на том берегу людей и старые каменные беседки, белеющие посреди зелени деревьев, словно кости в разорванной ране. Вадим устроился под большим дубом, упершись об него спиной, высыпал из флакона в ладонь горсть таблеток, посмотрел несколько секунд на них, примеряясь, и досыпал еще. Рядом стояла бутылка приморского портвейна. Взяв ее в свободную руку, Вадим стал ртом брать по одной таблетке из ладони, запивая все это дело шмурдяком. Приятное тепло разлилось в желудке и начало просачиваться в кровь. Через десять минут мир превратился в анимированную картинку, еще через пять - стал казаться вылепленным из пластилина руками недоразвитого ребенка-имбицила, постепенно теряя четкость и очертания. В поле зрения Вадима появился черный ворон, прилетевший из ниоткуда и усевшийся возле правой ноги. Его глаза сияли чернотой бездонного колодца и смотрели на Вадима не отрываясь.
Это психопомп. Проводник душ в загробный мир.
Вадим хотел поднять руку, что б погладить ворона, но у него ничего не получилось. Ту словно приклеили к земле. Он не мог пошевелить ни одним мускулом и конечностью своего тела, оказавшись намертво вшитым в ткань реальности. Ворон взмахнул крыльями, взлетев вверх, и оказался на уровне глаз Вадима, сузив видимость мира до минимума. А через секунду для него осталось существовать только два черных крыла, закрывших веки от солнечного света.
* * *
- Я смотрю этот молодец никак не угомониться. Что на этот раз? – слух Вадима улавливал голос, звучащий будто из телефонной трубки, слова которого он едва разбирал.
- Напился барбитуратов, - новый голос звучал выше и наверное принадлежал женщине, - его приволок какой-то бомж. Сказал, что нашел в парке за мостом, лежащим возле дерева.
- Прокапайте его ******** и можете выписывать.
Когда к Вадиму вернулось зрение и остальные чувства, он увидел что лежит на панцирной пружинной кровати накрытый белоснежным одеялом и в его вене торчит игла, от которой протянулась прозрачная пиявка капельницы. Жидкости в бутылке оставалось на самом дне.
Сколько я здесь нахожусь?
- Десять часов.
Вадим вздрогнул от неожиданности и повернул голову на звук. Он увидел симпатичную молодую медсестру в полупрозрачном халатике. Она сидела рядом на стуле и облизывала чупа-чупс. Эротическая подоплека ее занятия отразилась дрожью по всему телу, и Вадим закрыл глаза. Так спокойней.
- Почему ты так не любишь жизнь, - спросила она его.
Не открывая глаз, Вадим ответил:
- А за что ее любить?
Медсестра прищурила глаз и сказала:
- Света. А тебя как зовут?
- Уже никак, - пробурчал в ответ Вадим.
- Что ты такой сердитый? Или я тебе не нравлюсь?
Вадим решил промолчать. Глаз он по-прежнему не открывал.
- А что ты видел? Ты же почти умер. Что там, по ту сторону? Ты видел ангелов или умерших родственников?
Вадим хотел произнести, что единственного ангела он видит перед собой сейчас, но сказал совсем другое:
- Ничего я не видел.
- Фу, какой ты неинтересный. Разве так тебя учили с девушками разговаривать?
Что б она, наконец, отстала от него, Вадим вывалил на нее поток своих позавчерашних размышлений.
- У тебя умирал кто-то из близких людей?
Девушка недоуменно подняла тонкие черные брови и внимательно посмотрела в открывшиеся глаза Вадима.
- Нет, никто.
- Почему, как ты думаешь, люди так привязываются друг к другу?
- Потому что любят.
- Любят кого?
- Друг друга, разумеется, ведь любовь…
- Друг друга? – прервал ее Вадим, - если люди любят друг друга, тогда почему смерть близкого человека воспринимается ими как трагедия? Разве не из-за нашего эгоизма и себялюбия? Из-за собственного я? Тогда, что же такое любовь? Наивысшая форма проявления эгоизма? Кто больше всех плачет? Тот, кто сильнее любит. В скорби нет места умершему. "На кого ты нас покинул". "Зачем оставил меня одну". Здесь звучит только собственное я, причитающее: какой я бедный и несчастный, ты умер, а я живу. Человек оплакивает сам себя, вызывая у окружающих жалость к самому себе. На похоронах главная роль не у умершего, а у его близкого человека. Кому приносят соболезнования? Но ведь это не он умер. Так почему никто не подойдет к гробу, не пожмет холодную руку мертвецу и не скажет: Так жаль, что ты умер. А тот, кто действительно сожалеет о смерти этого человека, безмолвно стоит и смотрит на похороны, превращенные в шоу, в театр одного актера, разыгрывающего циничный спектакль.
- Странный ты человек, но все равно мне нравишься. Если вдруг решишь продолжать жить, позвони мне по этому телефону.
Она вложила в карман рубашки Вадима небольшую бумажку, при этом нагнувшись так, что ему в ноздри ударил запах дорогих духов и стали видны полушария ее роскошных грудей.
Света ушла, оставив Вадима одного. В глубине его естества начала снова просыпаться злость, смешанная с мизантропией, вызывавшая желание найти этого бомжа и затолкать ему в глотку весь флакон таблеток.
Нужно отсюда сваливать.
Вадим выдернул из вены иглу и встал с кровати, точнее он попытался это сделать, но от сильного головокружения упал на пол.
Что эти сволочи мне вкололи!?
Схватившись рукой за железную спинку кровати и использовав ее для опоры, он поднялся на ноги. Продолжая опираться на нее, постоял так минут пять. Головокружение понемногу проходило.
Оставаться здесь больше Вадим не собирался. Как только начнет чувствовать себя немного лучше попытается уйти из больницы. Только конечно не в одних трусах.
Где моя одежда?
Вадим испугался, что его вещи могли спрятать в другой комнате, доступ к которой он мог получить только через старшую сестру. Если так, то придется выбираться в одних трусах и рубашке. Только вот как далеко в таком виде он сможет зайти?
Вадим стал осматриваться по сторонам в поисках решения проблемы и нашел то, что искал. В палате он был не один. Всего в ней стояли четыре койки. Две из них пустовало. Одна была Вадима, а другая, находящаяся возле окна, была занята человеком, которого до этого момента Вадим не замечал. По всей видимости, тот крепко спал или был в отключке. На тумбочке возле кровати своего соседа он увидел аккуратно сложенную одежду. Пошатываясь, он подошел к ней и принялся одеваться. Головокружение уменьшило свою интенсивность, мир вокруг перестал вертеться перед глазами, остановившись на уровне терпимой морской качки. Наспех одевшись, Вадим направился к двери в палату и осторожно выглянул из нее. По коридору сновали медсестры, занимаясь своими обыденными делами. Посомневавшись пару секунд, Вадим вышел из палаты и уверенным шагом пошел по коридору. Немного наглой самоуверенности никогда не помешает.
Никто его не останавливал. Не пытался затащить обратно в палату. Не обращал внимания. На лестнице он столкнулся с медсестрой из палаты. Его лицо окаменело. Настороженным взглядом он наблюдал, как она поднимается по лестнице ему навстречу, переставляя свои соблазнительные ножки по ступеням. Проходя мимо, она подмигнула ему и ничего не сказала. Вадим спустился на три ступеньки вниз, обернулся и увидел маленький острый розовый язычок, игриво торчащий изо рта Светы. Вадим улыбнулся и более уверенно стал спускаться дальше. Больше в этот день он не улыбался.
Из больницы он вышел без каких-либо проблем. День был пасмурным. Тучи заволокли небо таким огромным комком грязной ваты, что нельзя было определить время суток.
Замечательный день чтоб умереть.
Вадим чувствовал вибрирующее в груди раздражение. Мимо него проходили различные люди с унылыми лицами, втупив взгляд себе под ноги. Вадим засунул руки в карманы джинсов и направился прочь от больницы. Куда идет он еще не осознавал, делая это автоматически. Направление движения он выбрал интуитивно, передвигал ногами и размышлял.
Если кто-то думает, что я отступлюсь и переменю решение, то он сильно ошибается. Отец в детстве учил меня, что любое дело, как тяжело бы не приходилось, нужно доводить до конца. Но кто-то постоянно мне мешает, не дает покончить с жизнью и перейти на другой уровень существования.
Вадим совсем не смотрел куда идет, поэтому не удивительно, что он столкнулся лбом с другим прохожим, от чего перед его глазами заплясали серебряные искорки.
- Извините, - услышал он голос.
- Да пошел ты в жопу, - услышал он собственный голос. Злость
