немногочисленных сотрудников в организации держали постоянную бронь на авиа-билеты через «одного знакомого в Аэрофлоте». Действовало жёсткое указание: всем быть на работе к девяти утра, заболел – сразу звони. Если нет звонка хотя бы от одного сотрудника, то в течение часа все снимались с места, офис закрывался, документация уничтожалась. Как ни странно, однажды схема сработала: приехавший на место ОМОН обнаружил закрытое помещение и разбросанные на полу ненужные бумаги. Кого-то всё же потом нашли, но компьютерные диски оказались испорчены, информацию восстановить не удалось, так что бурю в родном Максимову учреждении пережили благополучно – никто показаний против них давать не захотел.
А через некоторое время нашлась и Катя. Оказывается, её просто перевели в бэк-офис филиала Банка, где она выполняла функции то ли кассира, то ли бухгалтера. Встретились под Новый год – всех опять собирали в основном здании, где молодёжь изображала веселье под оглушающую музыку совершенно неизвестной группы, приглашённой на сей раз всего на пару часов.
Через месяц Катя позвонила сама – теперь она увольльнялась окончательно, хотела чем-то поделиться. Максимов шёл на свидание без особой охоты, просто из любопытства, и оно себя оправдало.
Оказывается, последние месяцы Банк выживал исключительно за счёт так называемой «обналички» (детали операции никто не растолковывал, а Максимова они не интересовали). Всем занималась Катя, оборот был гигантский, хотя и незаконный. За день ей удавалось прокрутить такие суммы, что и за зарплатой можно не приходить (даже если «начисляют»). Но пробил час, финансовые контролёры не дремали. И тогда Банк нашёл гениальный выход: во всём были виноваты сами сотрудники, действовавшие по своей инициативе, среди них – Катя. Поэтому обещали разобраться сами, принять меры, доложить. Такой подход можно было только приветствовать, если бы служба безопасности Банка, состоявшая из бывших сотрудников «органов», не восприняла всё всерьёз. Рьяно взявшись за дело, повели дело к тому, что некий ущерб был нанесён самому Банку, а здесь надо было разбираться. Только выяснить объективную картину было проблематично – отчётности в таких случаях не вели, всё происходило почти «на коленках», поэтому копались долго. Враз воспалившееся воображение застоявшихся службистов уже рисовало картины вселенского аутодафе, где главная жертва была спланирована заранее. Дело едва не довели до суда. Катя за это время сильно похудела, осунулась, даже проявилась седая прядь. Обошлось, гончих придержали, Кате предложили уйти по-хорошему. Теперь она «выходила замуж в Америку» (недаром работала московская цветочная фирма), собирала документы для отъезда. Требовались переводы дипломов, искались жильцы в надолго сдаваемую квартиру.
- И всё-таки Вы своего добились,- не удержался Максимов.
- Давайте об этом не будем. А главное – не верьте нашему шефу, больше сказать ничего не могу. Добавлю одно: если что-то случится с Банком, на него не надейтесь.
На том и расстались. Через месяц из Америки пришла электронная открытка – по словам Кати всё сложилось удачно, теперь она жила в Калифорнии, училась водить машину, ходила на курсы английского. Больше писем не было.
***
Однажды серым весенним утром всех предупредили: сегодня столовая работать не будет, кто-то отравился во время вчерашнего обеда, всё закрыто на один день. Карантин. Банковский врач к своим обязанностям подходил со всей ответственностью, «пробу» снимал каждый день. Но, видимо, на этот раз проба не удалась – двоих здорово скрутило, хотя при каких обстоятельствах – непонятно, тем более что у остальных прошло гладко. Но «столовую» прикрыли, поэтому всем отделом долго думали, куда пойти на обед и впервые вышли на улицу дружной толпой. Возглавлял шествие начальник, решивший спуститься на грешную землю. Немало повеселило полное незнание окрестностей Банка, кафе в итоге нашли, правда вскоре выяснилось, что общие темы для разговора отсутствуют. Молча жевали кислую картошку с наполнителем, выражение лиц у коллег соответствовало еде. Шеф лихорадочно подыскивал тему для общей беседы – видимо, хотел добиться хотя бы видимости единения. Но получилось иначе.
Как раз рядом проезжала гаишная машина и все обратили внимание на грубые нарушения (чем они кончаются, Максимов знал слишком хорошо – благо за рулём сидел едва ли не со школьной скамьи), а потому и не удержался.
- Ну вот, если бы кто другой так крутанул, то сразу – без прав.
Пожалеть о сказанном пришлось почти что сразу. Внимательно изучив своего подчинённого проницательным взглядом, шеф полу-утвердительно, полу-вопросительно заявил:
- Это как «так»?
Максимов понял, что вопрос является прологом к долгой и пустой беседе, но остановить её был уже не в силах.
- А разве не очевидно, что здесь нет поворота ?
- Тогда скажите, какие бывают знаки, - спросил шеф и сам себе ответил: - информирующие, предупреждающие и запрещающие. Верно ?
Максимова стало трясти. Ему до смерти надоели эти выкрутасы, вступать в новые дискуссии не было никакого желания. Главное – он прекрасно осознавал, что в действительности заинтересованность в установлении истины у шефа отсутствовала напрочь. Просто был найден ещё один повод для словоблудия, бессмысленного, выматывающего нервы. Способ прекратить начинавшуюся лекцию виделся один: послать, грубо, раз, и навсегда. Сам не ожидая от себя подобного, он вдруг опять услышал свой голос, звучащий со стороны:
- Извините, я не знал, что сегодня у нас экзамен по правилам дорожного движения. Обещаю: в следующий раз обязательно подготовлюсь и уж тогда смогу в полной мере соответствовать высокому званию сотрудника Банка.
По наступившей мёртвой тишине, прерывавшейся шумом проезжающих автомашин, Максимов понял, что на сей раз точка в их отношениях поставлена.
- Я тебя раздражаю ? – неожиданно перешёл на «ты» шеф.
Максимов не думал ни секунды.
- Да, очень !
С этого момента впервые за всё время своего пребывания в Банке он почувствовал почти физическое облегчение, как после мягкой посадки тяжёлого авиалайнера, выписывающего долгую глиссаду перед приземлением. Время понеслось вскачь, оно больше не имело учёта, утратив свой внутренний смысл. Дни Максимова в Банке были сочтены, и он это понимал, чисто интуитивно готовясь к последней беседе. Но что она состоится при обстоятельствах совсем неожиданных, в тот момент он знать не мог.
***
Секретарь председателя Банка с редким именем Милена была на редкость воспитанным и вежливым в общении человеком, не делавшим никому исключения и не ставившим свою любезность в зависимость от личных интересов, чем разительно отличалась от остального контингента. Замуж она так и не вышла, в Банке никто за ней не ухаживал – слишком силён был контраст с трудившимися рядом коллегами. Свой день рождения она обычно отмечала в шикарной приёмной шефа, куда и был приглашён в тот памятный вечер Максимов вместе со всем отделом. Ловко открыв шампанское, начальник их произнёс короткий тост, все оживлённо столпились вокруг именинницы. Смутившись, Милена сделал шаг назад, уронив вручённую ей в качестве подарка безделушку на стол, и, улыбаясь, хотела было отпить глоток пенистого напитка, но произошло неожиданное. Телефонный селектор на её столе вдруг ожил, заставив вздрогнуть сотрудников отдела, стоявших с бокалами в руках вокруг стола. Как раз в этот время у Председателя шло совещание и теперь, благодаря мощным микрофонам, установленным в кабинете для обеспечения громкой связи и проведения телефонных конференций, они могли слышать каждое слово, произносимое членами Правления. Милена поначалу рванулась к пульту в благородном порыве исправить случайную оплошность, но начальник с лёгкой ухмылкой предложил пару минут повременить под тем предлогом, что «здесь все свои». Пара минут затянулась надолго – услышанное поразило настолько, что на мгновение все забыли о том, зачем приглашены, внимательно вслушиваясь в каждое слово, комментарий, интонацию выступающих.
Оказывается, Банк катился по наклонной, причём настолько резко, что ему уже не могли помочь контакты на самой вершине банковского Олимпа. Та самая схема перевода денег за рубеж, которая исправно функционировала много лет под красивым прикрытием «управления активами», неожиданно стала давать сбой, причём в самый неподходящий момент. Увлёкшись перекачкой средств на западные рынки, финансисты не заметили, как и когда нарушили одну из главных заповедей – соответствия активов пассивам по срокам. К тому же, вложившись в надежные, как казалось, зарубежные акции и прикупив казначейские бумаги пресловутых «Соединённых Северных штатов», Банк оказался не в состоянии даже проводить элементарные расчётные операции, постоянно заимствуя у своих партнёров. Но и у тех дела обстояли не лучшим образом – начинался очередной кризис, не такой масштабный, как дефолт прошлых лет и последовавшие «чёрные вторники», «четверги» и прочие напасти, но всё же достаточно неприятный. Взаимным доверием финансовое сообщество никогда особо не грешило, ставки по кредитам росли как на дрожжах, перезанимать для расплаты по кредиту, взятому в предыдущий день у другого банка, становилось невыгодно, да и никто особенно кредитовать зарвавшихся финансистов не собирался. Ситуация усугублялась тем, что зарубежные акционеры Банка и слышать не желали о возможных потерях, упущенной выгоде, сложностях с кредитованием, требуя не только роста прибылей Банка, но и увеличения выплачиваемых самим себе бонусов.
Совещание шло долго, торт на столе Милены засыхал, россыпью лежали шоколадные конфеты, шампанское выветрилось. Все ждали приговора, как, наверное, ждёт его в зале судебного заседания невиновный, случайно попавший в адову машину государственного делопроизводства. И вердикт был вынесен – настолько же простой, насколько иезуитски безжалостной. Решили пойти самым простым путём: сократить внутренние расходы, прежде всего – за счёт зарплат. Причём сократить не просто размеры «зарплатных начислений», что вряд ли бы кто понял в условиях сохраняющихся премиальных высшему менеджменту, а вместе с сотрудниками, получавшими пресловутые начисления. Затем должен был последовать следующий этап- набор новых сотрудников со ставками в разы ниже, чем сейчас. Так решалась проблема.
Обескураженные, расходились быстро, Милене обещали не трепаться, но уже через неделю Банк гудел, как пчелиный улей. А вскоре Максимова вызвал шеф и сообщил, что его «функция окончательно выводится из Банка, так как вопрос информационного обеспечения будет решаться иным образом». Каким – не уточнялось, напоминать о других выполняемых «необходимых Банку» функциях Максимов не стал, с нарочитой небрежностью заявив: раз не нужен, то и ладно. Наступало безразличие. К чести Председателя, отступные ему выписали щедрые, время на сборы тоже давалось достаточное. К своему удивлению, впервые попав на рынок труда, он сразу нашёл альтернативу, поэтому последнего дня ждал даже с нетерпением.
Не ожидал Максимов другого – шеф потребовал от него организации «отходной», то есть очередной
