считаешь, что войны в Донбассе нет? Что я здесь, потому что захотела сменить обстановку? Или может я приехала на охоту, подцепить себе такого богатенького красавца?!
— Не говори глупости. Ничего подобного я и в мыслях не имел.
— Не знаю, о чем ты мыслишь, я слышу своими ушами. И то, что ты сказал, мне больно и обидно слышать. Там, в моем родном крае, идет война, жестокая, безжалостная, олигархическая, братоубийственная, тупая война в которой гибнут невинные дети, старики и мирные люди. Эта война – самая ужасная, какая была на земле!
— Конечно, гибнут люди. Несомненно, война это ужас. И тем более, если она на твоей Родине, а не где-то там, в дальних странах!
— Ты меня перебил для того, чтобы извиниться и сказать, что поменял мнение, или решил насмехаться?
— Не насмехаться, так это уж точно. Но мнение свое я не поменяю, а, если ты позволишь, доскажу до конца.
— Ну, давай, я послушаю.
Казалось, Данило не расслышал последнюю реплику Ники, не понял тона, с которым она была брошена, так как был сам уже на взводе и старался быстрее выложить аргументы и, как ни странно, сделать все, чтобы помириться и настоять забыть об ужасах, происходящих там, за тысячу километров. Поэтому он не заметил ни бледности лица женщины, ни ее горящих глаз, не то, как сжались ее кулаки, а дыхание стало прерывистым. Он начал свою речь:
— Между прочим, Россия, всегда относилась к Украине, как к неразумному, второсортному брату и приложила к случившемуся немало усилий, но об этом позже. Сначала о Донбассе. Прежде чем начинать весь сыр бор, поинтересовались бы у Крыма, как им теперь живется? Почему они вдруг зарыдали и жалеют о входе. Им же мечталось, что все останется как есть, а пенсии и зарплаты будут российские, но не тут-то было. Теперь жить надо по правилам, навязанным русскими.
— Не правда! Не знаю, кто и что тебе говорил, но все мои друзья и знакомые счастливы! И причем тут Крым?
— А все взаимосвязано. Но ты права. Мы говорим о Донбассе. Бунтовать из-за языка! Да где это видано, жить в Украине и требовать назначить государственным язык чужой страны! Это что, нам, россиянам, прислушиваться ко всем, кто переселился и вводить в конституцию молдавский, киргизский и прочие языки?! Кто же вам запрещал говорить? Так нет, давай громить госадминистрации, устраивать пикеты, разгонять студентов.
— Ты все сказал?
— Нет.
— И не надо больше. Язык, с каким мы родились, собственно, был делом пятым. Нас пытались его лишить еще десять лет назад, когда произошел первый майдан, померанжевый. И колючей проволокой оградить и бомбами забросать. Нас возмутило то, что никто не хотел прислушаться к нашему мнению, к мнению людей, которые не скачут на майданах, а пашут, чтобы вся страна процветала. Не мы первые начали менять свою жизнь, а западная часть, во главе с Сашком! Они первые сменили законно избранных на тех, кто был им люб. Мы не противились, не вмешивались. А провели всего лишь референдум, мирный, где высказали желание, быть отдельным субъектом в стране. Нас многое подвигло на это, и унижение, что мы отстой общества, высказывания, что мы дотационные рабы, да и то, что с нас начали высчитывать зарплаты на восстановление того, что наделал Майдан.
— Майдан был мирной акцией студентов.
— Правда? Ты там был?
— Нет! Но я читать умею.
— Наверное, все еще слушаешь «радио свободы» — она усмехнулась. – Представляешь, а я там жила. С Киева уехала в самый разгар событий, когда всех кто с Донецка стали ликвидировать. И в Крыму была, специально поехала, увидеть все своими глазами, до их референдума, чтобы понять, где правда, а где ложь. Да и в Донецке я не гость, там у меня вся жизнь… прошла.
— Ну, знаешь ли, жить, это не значит, знать правду.
— Конечно, с горки же виднее, что там у нас, на болоте.
— Ника! Давай прекратим это ненужный спор. Война – это ужас, но сепаратисты сами во многом виноваты. И россияне, что вмешались. А украинские воска пришли защитить свою территорию.
— Так я и есть – сепаратистка! Не знал? Пришли защитить территорию, от кого, кто там жил испокон века? Представляешь, я россиян встречала с такой радостью, что не испытывала за всю свою жизнь. И чеченцев. Пусть я не носила им хлеб-соль, не крестила их, благословляя, но я знала, что теперь будет, кому нас защитить, от «единой Украины».
— Ну да, чеченцы. Да они все наемники! Пока им платят, они поддерживают. Польются деньги с другой стороны – забудут о братстве.
— Нам действительно надо прекращать этот разговор. – она прошла мимо Данила и достала сумку.
- Ты что делаешь?
— Собираюсь. Кажется, я загостилась. Пора мне домой. Уж не знаю, сколько кирпичиков уцелело от моего дома, но подвалов в городе достаточно.
— Ника! Прекрати истереть и утрировать. Никуда не надо уезжать.
— Надо, Данило, надо. Я же сепаратистка, мало ли что у меня в голове.
— Прости! – он взял ее за плечи, но Ника отстранилась. Она бросала в сумку лишь те вещи, с какими приехала в Москву. Данило понял, что она серьезно настроена и что если он не удержит ее, то потеряет навсегда. – Ника! Не будь ребенком.
— Знаешь, а я давно уже не ребенок. Только…. – она бросила сумку на пол, отошла к окну и с минуту смотрела на город. – Не думала, что захочу когда-то говорить о политике, что буду выяснять отношение с любимым человеком в подобном русле. Но! Прежде чем уехать, я все же выскажусь, не могу больше молчать. Одного прошу, не перебивай, сама сто раз собьюсь.
Ника так и стояла у окна, Данило замер посреди комнаты, запрокинув руки за спину и сцепив их замком, а у соседей, как будто кто-то нарочно накалял их нервы, все громче и громче звучало:
«Когда война на пороге,
Не вздумай смотреть назад,
Не спрашивай, по ком звонит колокол,
Он звонит по тебе, мой брат.
Когда война на пороге,..»
Ника словно не слышала никого и ничего, продолжала:
— Интересно, это ты сейчас устроил экзамен? Можешь не отвечать, я это к тому, что прожив без малого полвека, я не потеряла память и прекрасно помню все, что мне рассказывали родные. Да и в школе я хорошо училась, чтобы не знать историю своей страны, Именно СВОЕЙ Страны! Дан, я ребенок СССР. Рождена русской. Хотя в крови у меня и русские, и греки. Есть и украинская кровь, правда в малых долях. Но земля, на которой жили мои предки, вроде, как и украинская. По крайне мере сейчас. География, вещь циничная, полностью зависит от прихоти людской, от плотности, так сказать, золотого запаса, или нефтяного. Но русский, как ни странно, это не просто существительное, как американец, немец и прочие. Русский – это состояние души и единение народов. Не только славян. Понимаешь?
Данило кивнул, но она этого не заметила, она так и не повернулась к нему.
— Вот ты тут сказал, украинцы защищают свое. Это как? Правда, я не понимаю. Кто-то там, за сотню верст от моего дома захотел перемен, а я, как стадное животное, должна подчиняться. Да это же все равно, что сосед по площадке решил сделать ремонт и стена между нашими квартирами, ему мешает и он, снес все, выкинув меня на улицу.
— Это не так.
— Именно так! Майдановцы и националисты даже не интересовались мнением юго-востока. Они делали переворот, соединяя революционные взгляды коммунистов прошлого столетия и нацистские пристрастия бандеровцев, становясь марионетками запада. Уничтожая все, что было дорого народу, мечтая лишь о наживе, о легких деньгах, заработанных на крови, управляя чужими умами.
Я еще в ноябре знала, что войны не избежать. Однако ВЕРА, вещь странная. Расхолаживает, даря надежду на авось. Второго мая, на одном из украинских каналов, шла прямая трансляция из Одессы. Возможно, хозяин компании был не в курсе, или просто не знал, что там будет происходить, но вся Украина увидела самое циничное убийство мирных людей. И вот тут, несмотря на весь ужас, замирая всей душой, я не выключила телевизор, не сменила канал, а вслушивалась в голоса, задурманенных мечтами о Европе, тех молодых парней и девушек, с таким весельем поджигающих коктейли Молотова. И вся Едынна Крайна, для меня рухнула. Как и надежда на будущее. Подтверждение не заставило себя ждать, политики, артисты аплодировали убийцам, требуя смерти для КОЛОРАД. – она замолчала, горько вздохнула, тут же продолжила: — И понеслось: Славянск, Краматорск, Луганск… Война пришла и косила моих родных и знакомых людей. Все, даже живущие в тех городочках, стонавших под «спасением украинской армии», были уверены, что Донецк не тронут, решиться все на периферии. Что вот сейчас, нам на помощь придут русские войска, что станут с нами плечо к плечу, что поддержат так же как Крым.… Не пришли. Не перебивай, пожалуйста. Русские прибывали, добровольно. Теперь я понимаю, что это спасло, наверное, Донбасс и Россию, от большой войны. Но тогда, там, мы ждали. Двадцать шестого мая начали бомбить Донецк. Всего три самолета, летая над жилыми домами, сбрасывали воздушные бомбы, даже не думая, что волной разбивает окна, что осколками стекла убивают горожан. Ты даже себе представить не можешь, что значит ехать в машине, и буквально за тобой, после взрыва, осколочным стеклом, ребенку сносит голову, как падают люди, разбегающиеся в панике, а по тротуарной плитке растекаются лужи крови. И так неделю. Они, миротворческие в кавычках военные, с насмешкой летали над домами, так низко, что было видно ухмылки на их лицах. Истребители сменялись военными вертолетами. А в аэропорту шли бои. Гибли не только донецкие солдатики местных частей, а и те, кто встал в ополчение. Погибали курсанты нашего военного училища. Умирали люди, живущие в соседних домах. Трупы лежали на улицах, забрать не было возможности, потому что укр- снайперы, среди которых было не мало женщин, прицельно стреляли во всех, кто приближался. И ты хочешь сказать, что это мирное решение вопроса? Ты знаешь, каково это неделю не дозваниваться сестре в Красный Лиман, зная, что у нее сын, внук, мама в Краматорске? А там, взрывают все без разбора. Затем, рано утром, получить от нее звонок, со словами, с надрывом в голосе:
«Над моим домом военный вертолет! Это украинцы! Деревья вырывает… Я в подвал. Прости если что…» И все, связи больше нет. А сможешь ли ты понять, когда родственники из Киева, Днепропетровска, резко забывают о твоем существовании и жалеют одного звонка, хотя бы узнать, жива ли еще. Не знаешь. И желаю, чтобы больше такое никто не переживал. Вот ты сказал, сепаратисты разгромили ОГА. Да не думали мы никого громить. Мы заботились и заботимся о каждой скамейке в городе, о каждом газоне! Да и мэр наш и губернатор были свои. Как же тебе это пояснить?.. Мы к ним привыкли, видели улучшение жизни. Только…. Предательство оказалось заразительным. Сначала президент, ради собственной шкуры сбежал, бросив народ на гибель. А ведь надо было всего одну кучку, пусть не расстрелять, посадить! Затем мэр…, вдруг выясняется, давно сбежал из города, да еще уверяет всех по ТВ и на своем сайте, что город живет спокойно! Но тогда почему кружат истребители? Почему каждый вечер начинается с зарева от раскатов Градов, зажигая небеса огнем? Почему мои соседи сверху, перед сном двигают шкаф к окну, а надень обратно? Да, у нас начались митинги. Скажу честно, тоже была на одном, первом. Опять же, увидеть своими глазами, услышать своими ушами, понять чего хотят горожане и убедиться, что Донецк
