Кадар

рассердившись уже не на шутку, выхватил из его рук тетрадь и швырнул её в сторону вездехода. Она шлёпнулась в метре от облучателя.

— Ты чего! — закричал Кип, тоже стервенея.
— А ничего! Если она тебе так дорога, то и лезь за ней. Облучатель заодно прихватишь. Ну!..

Он уставился на меня какими-то бешеными глазами. Желваки на его лице вздулись, брови сдвинулись к переносице. Казалось, он бросится сейчас не за тетрадью, а на меня.
Я невольно отступил на шаг.

Но он всего лишь сказал:
— Дурак! Сам не понимаешь, что выбросил.
— Ну вот, — сказал я, успокаиваясь. — Таким ты мне нравишься больше. Хоть на нормального мужика стал похож. Ну так как — полезешь или слабо?

И он, скотина такая, полез. Трусил, было видно, но всё равно полез. Полез, несмотря на то, что шансов достать тетрадь уже практически не было. Бурая масса, клокоча и пузырясь, подобралась к ней уже почти вплотную.

Я с ненавистью смотрел в его удаляющуюся спину, желая только одного: чтобы он провалился, провалился поглубже, наглотался бы этой бурой дряни, а я бы его потом вытащил, вытащил и с наслаждением — раз, другой, третий — врезал ему по мордасам.

Нет, есть всё-таки справедливость на свете. Всё именно так и случилось.
Только он поднял свою злополучную тетрадь, как почва под ним расступилась, и он провалился по пояс. Ох, и закричал же он.

Ненависть во мне испарилась сейчас же. Со смесью злорадства и страха за него я бросился рядом с ним на живот и закричал:
— Хватайся скорее! За руку мою хватайся!

Он, конечно же, вцепился в мою руку, как утопающий за соломинку. Минуты три мы пыхтели, напрягаясь изо всех сил, сантиметр за сантиметром выволакивая его из трясины.
В конце концов мы выкарабкались-таки. Причём тетрадь свою он так и не бросил. Да ладно, хрен с ней, с тетрадью-то, главное, что сам цел остался. Пусть читает, бумажная душа, если ему так это нравится.

Фу-у-ух!!
Мы проворно отбежали к месту, где лежала оставленная мной аппаратура. Пожалуй, можно теперь и отдохнуть.

Однако отдохнуть нам не удалось.
Только мы рухнули в изнеможении на землю, как из холма, того самого, что я десятью минутами раньше так нещадно поливал огнём, вдруг выстрелил в небо фонтан бурой жижи. Через мгновение не только Кип, но уже и я оказался облепленным ею с ног до головы. Не сговариваясь, мы тут же вскочили и, подхватив оставшееся имущество, бросились прочь.
Далеко убежать, впрочем, нам не удалось. Земля вдруг под нами дрогнула, изогнулась как бы, нас подбросило метра на четыре вверх, и мы с изумлением и ужасом увидели впереди себя зелёный вал, удивительным образом сочетавший в себе то, что он и вырастал и удалялся одновременно. Это была чудовищных размеров волна, кольцевая волна, в центре которой находился так неразумно затронутый мною холм.

С каждой секундой она, удаляясь, вырастала всё выше и выше, и вот — мы уже не на равнине, а на дне гигантского зелёного кратера, стены которого, устремляясь вверх, быстро отвоёвывали у неба пространство.

Никогда за всю мою жизнь мне не приходилось видеть ничего подобного.
Я в ужасе закричал, закрыл руками лицо, потом упал на землю, ожидая неминуемой, казалось бы, гибели. Мне уже казалось, что это — никакой даже не кратер, а чудовищных размеров пасть, готовая в любой момент захлопнуться.

О, Небо! Святое, непорочное, спаси, спаси нас!
Прошла минута, другая. Смерть почему-то не приходила. Я решился открыть глаза.

Кратера не было. Вокруг снова была покрытая зелёными холмиками равнина, а перед самыми моими глазами висело лицо Цугенгшталя. Я без всякого удивления посмотрел на него, подумав только, откуда это он тут взялся, как вдруг сообразил, что Цугенгшталь вовсе не рядом со мной, что он далеко, очень далеко и что из-за горизонта торчит одна только его голова. О, Небо, каких же размеров была эта голова?!

Что-то в ней, этой голове, сразу же приковало моё внимание. Какое-то выражение в глазах — не то величественное, не то манящее. Кажется, я уже видел что-то подобное где-то. Только вот где?

Я встал. Я готов был уже, не чуя ног, бежать к этому лицу, но в самый последний момент сдержался, стиснул только кулаки и зубы, стиснул до боли, так, что на ладонях выступила кровь.

Потом я посмотрел на Кипа. Бедняга, он стоял, подавшись всем телом вперёд, не спуская с фантома Цугенгшталя заворожённого взгляда.
Вот он сделал шаг, потом другой.

— Эй! — позвал я его. — Ты куда?
Но он не ответил. Сомневаюсь, что он вообще меня в этот момент слышал. Он шагал, как заведённый, размеренно и как бы сомнамбулически, а до бурой массы, в которой утонул вездеход, осталось всего несколько метров.

— Сто-о-ой!
В три скачка я догнал его, схватил за плечо и рывком развернул к себе. Выражение его лица испугало меня. Его бескровные губы что-то беззвучно шептали, глаза невидяще смотрели сквозь меня.

— Кип! Дружище! Очнись! — крикнул я, встряхивая его за шиворот.
В его безумных глазах появилась и исчезла какая-то искра. Он замычал что-то невразумительное, потом попробовал меня оттолкнуть, и тогда я дважды его ударил — под левый и под правый глаз, несильно, так, чтобы не вырубить его, а только слегка ослепить.

Он закрылся, защищаясь, руками, покачнулся, но не упал, так как я снова схватил его за шиворот.
Взбучка, похоже, пошла ему на пользу. Он явно стал более управляемым.

Я нагрузил на него облучатель и аккумулятор, сам взял огнемёт и, подталкивая Кипа перед собой, направился в сторону леса.
Мы не оглядывались, но ещё очень долго я чувствовал, как величественный взор Цугенгшталя жёг наши спины. И только когда появились первые деревья, фантом исчез, растворившись в воздухе, будто его никогда и не было.

Я понял это каким-то шестым чувством, а когда оглянулся, увидел, что не ошибся.
Кип к этому моменту уже пришёл в себя окончательно. Он шагал теперь рядом со мной и без остановки болтал про какую-то ерунду, что-то по поводу двусторонних контактов с лесом, кажется.

Я его не слушал.
Мне было грустно.

Мне было жаль потерянного облучателя, мне было жаль потерянного вездехода — и за тот, и за другой ещё придётся отчитываться перед Шлепень-Шлеменем. Но ещё больше мне было жаль самого себя. Ведь до города было не меньше двадцати километров, и всё это расстояние придётся преодолевать пешком. Да ещё и аппаратуру тащить на своём горбу.
Ну, ничего, мы ещё посчитаемся с тобой, лес!

К счастью, дорога, которую мы недавно проложили, ещё не успела зарасти, так что заблудиться нам не грозило.
К городу мы вышли, когда уже начало смеркаться. Ещё за километр я почувствовал — впереди что-то неладное. Встречный ветер, гнавший по небу облака, приносил смрадные запахи — горелой плоти, жжёного дерева. Это были запахи тревоги. Мы ускорили шаг.

Когда же впереди показался холм, на котором располагался наш город, мы остановились, поражённые тем, что увидели. Город было не узнать. Окружавший его забор был во многих местах повален, и образовавшиеся бреши никто, похоже, не охранял. К небу то там, то здесь поднимались столбы мутного дыма, покосившаяся башня биогенератора была готова, казалось, рухнуть.

Поднявшись на холм, мы увидели, что многие дома в городе также разрушены, на месте столовой зияет гигантская воронка, а от ангара вездеходов остался один только обугленный остов. Кругом, освещая всё это, горели многочисленные костры, и между ними деловито сновали люди. Где-то за домами истошно кричали, а возле уцелевшего административного здания стояла группа в десятка два свежаков. Кто-то из них громко выкрикивал: «Лесу!» — и остальные сейчас же отвечали: «Смерть!» И так много-много раз.

От всего увиденного у меня просто голова кругом пошла. Что же это такое? Кип, похоже, был озадачен не меньше моего.
— А, объявились! И где только вас носило всё это время?!

Мы оглянулись. К нам, переступая через валявшиеся брёвна и доски, шёл Сейтр. Вид у него был такой, будто он только-только вышел из боя. Перепачкан с головы до ног сажей, одежда разорвана, на левой руке белели свежие бинты. Глаза же, совсем не усталые, смотрели на нас с каким-то радостным бесшабашным блеском.

— Что случилось? — спросил я его, озираясь по сторонам.
— Армагеддон, — объявил Сейтр, смеясь. — Конец света.
— Лес?

— Ну а кто же? Он, конечно. Устроил нам тут свистопляску. В жизни я такого никогда не видел. Земля ходила ходуном. Восемь Извержений за каких-то два часа. А людей-то, людей сколько потеряли! Двадцать семь человек. Снова с биомассой проблемы будут. Гомункула, кстати, уже развоплотить приказали. Я и попользоваться-то не успел. Эх, вот же невезуха-то, а!

Сейтр длинно и витиевато выматерился.
— А машины, машины? Я смотрю, ангар сгорел.
— Сгорели твои машины. Только две штуки и удалось спасти.
— Сгорели?

— Да ты не переживай, Корд. Сегодня в первой половине дня, ещё до этой заварушки, наши в Вадлуп успели сгонять, ну, тот самый, где вчера Циклон прошёл. Так вот, Циклон там, оказывается, не всё уничтожил. Пригнали оттуда три машины, и ещё, говорят, восемь остались — неисправные, правда, но Дорз сказал, что если денёк-другой покопаться, то можно и наладить.

— Это хорошо, — пробормотал я, всё ещё озираясь по сторонам. — Значит, говоришь, земля ходуном ходила?
— Не то слово. Такое землетрясение! В жизни не видел ничего подобного. Я даже в какой-то момент подумал, всё — крышка нам, конец.
— Однако же — пронесло.
— Да уж.

Мы помолчали.
Тут мне вспомнились и мои собственные приключения: зелёный вал, воронка на полнеба и зловещий фантом Цугенгшталя с его манящим гипнотическим взглядом.
— А когда, ты говоришь, это всё началось? — спросил я, неожиданно разволновавшись.
— Да сразу после полудня. А что?
— После полудня?

— Ага. Точное время назвать не могу — некогда было на часы смотреть, но то, что после полудня, могу утверждать наверняка. Как раз первая смена на обед пошла. А чего это тебя так заинтересовало?
— Да так, — пробормотал я мрачно.

Постепенно ярость овладела мной. Значит, вот как! Значит, лес, ты так! Ну, что же, держись тогда, пакость трухлявая! Больше я с тобой церемониться не буду! Ты ещё узнаешь, что это такое — настоящий праведный гнев!

Я хотел было сейчас же схватить огнемёт и бежать с ним к лесу, жечь его, но в самый последний момент сдержался — поздно уже, темно — и только что было силы закричал:
— Лес, тебе смерть, смерть!

Сейтр тут же подхватил мой призыв, с другой стороны улицы ответили, и через несколько секунд со всех дворов неслось громогласное:
— Смерть! Смерть!

Один только Кип стоял и молчал.
— А ну брысь отсюда! — заорал я на него с ненавистью.

И он, ни слова не говоря, повернулся и зашагал прочь. Я же вдруг успокоился. Даже неудобно как-то стало. Чего это я тут раскричался? Мальчишка, что ли, пацан?
Ладно, проехали.

Стараясь не смотреть на удаляющегося Кипа, я сказал:
— Что там с моим домом, не знаешь? Цел?
— Цел, цел, — успокоил меня Сейтр. — Только ты знаешь что? Зря ты так с Кипом, нельзя. Это подрывает наше единство.
— Да я уже и сам понял. Ничего, я извинюсь потом.
— Извинись обязательно.

Мы снова помолчали.
— Так, говоришь, двадцать семь человек погибли? Это же тонны две, наверное, если не больше.
— Около того.
— Похоже, и впрямь проблемы с биомассой будут.
— Только поначалу. Цугенгшталь обещал, что не сегодня-завтра найдёт способ,