Как и большинство женщин в нашей коммунальной квартире, Надежда Фёдоровна домашняя хозяйка. Её хозяйство, - это заставленная всевозможными креслицами, столиками и шкафчиками пятнадцатиметровая комната, стародавний комод в коридоре да столик на общей кухне. Всё в её хозяйстве маленькое, старенькое и хрупкое, как и она сама.
В головке Надежды Фёдоровны живёт и активно размножается огромное количество планов и планчиков. Едва её муж, Иван Павлович, служащий в бухгалтерии какого-то министерства, переступает порог комнаты, как немедленно, словно спустили курок, Надежда Фёдоровна выстреливает в него заряд расчётов, калькуляций и смет произведённых и предполагаемых расходов.
- Наденька, умоляю,- тихим голосом просит Иван Павлович, - на работе нас в комнате восемнадцать человек, из них двенадцать женщин, которые постоянно обсуждают домашние расходы. Представь себе, как я устал от …
- Ах, так, - перебивает мужа Наденька, - на других у тебя и терпение находится, и сил хватает! Может быть они тебе дороже меня? Может быть, у тебя с ними отношения? Нет, вы только послушайте, - взывает она к воображаемым свидетелям, - нет, вы только посмотрите на этого, с позволения сказать, мужчину! Он думает, что его тысяча двести может прокормить семью и этих двенадцать женщин!
Надежда Фёдоровна рыдает взахлёб, по-детски размазывая слёзы ладошками. Иван Павлович, суетясь и без конца повторяя: «Ах ты, беда-то, какая», укладывает её в постельку, шлёпая стоптанными тапочками, бежит на кухню за водичкой, подтыкает одеялку и, поглаживая мокрую Наденькину ладошку, что-то мурлычет, пока она не заснёт.
Потом он долго сидит на сундуке в коридоре под единственной лампочкой, что-то считая на маленьких счётиках и записывая цифры в блокнотик. Под негодующими взглядами соседей Иван Павлович смущается, краснеет, обещает оплатить свет за троих и умоляет не говорить об этом Надежде Фёдоровне.
Днём Надежда Фёдоровна выходит в город. Летом на ней серый парусиновый пыльник Ивана Павловича с подвёрнутыми рукавами, зимой – коричневое пальто, отороченное мехами. Меха её страсть. Они везде: на полах, рукавах, отворотах и, даже, на хлястике. Носит их Надежда Фёдоровна гордо и величаво. Редкий человек на улице не обратит внимания на эту разноворсую, разномастную и разноцветную коллекцию мехов, жемчужиной которой является широкий хлястик из двух «ушей» кроличьей шапки-ушанки, связанных тесёмками «на бантик».
- Ваня, – кричит она из кухни летом, - вынеси проветрить моё меховое пальто!
- Ваня, - кричит она из кухни зимой, - повесь моё меховое пальто на плечики!
В квартире Надежда Фёдоровна разговаривает только с мужем. Лет пять тому, поссорившись со всеми разом и промолчав три дня, она пришла на кухню гордая и торжественная, ведя за руку Ивана Павловича.
- Мы обращаемся к вам всем в последний раз, - произнесла она, срывающимся от волнения голосом, - после чего мы прекращаем с вами всякие отношения. Но мы должны поставить вас в известность, - продолжила она, делая упор на «мы» и «вас», - что когда Иван Павлович станет о-очень большим начальником в своём министерстве, - она подняла руку и покрутила ею над собой, - а это произойдёт о-очень скоро, тогда мы получим отдельную квартиру, уедем и забудем вас всех навсегда!
Она резко повернулась и пошла по коридору. Иван Павлович всплеснул руками и, повторяя:
- Ах ты, беда-то, какая! – побежал вслед.
Тишину, наступившую на кухне, нарушали только глухие Наденькины рыдания, ласковый голос Ивана Павловича да капель вечно подтекающего крана.
- Во, дала! – восхищённо прокомментировала Зинка выступление Надежды Фёдоровны и все, как по команде, бросились к своим кастрюлькам, сковородкам и столикам. Сама Зинаида умела молчать ровно одну неделю.
Через несколько дней крикливое выяснение личности миллионера, не погасившего свет в месте общего пользования, породило прозвище «Министерша», и с тех пор вот уже пять лет два раза в неделю Надежда Федоровна звонит мужу на работу. Она недобирает последнюю цифру номера и важно разговаривает с молчащим телефоном:
- Алло! Это министерство? Девушка, быстренько соедините меня с Иваном Павловичем. Это жена говорит.Нет, нет, раз проводит совещание, то отвлекать не надо. Я часа через два перезвоню. Как вы думаете, через два часа он освободится? Спасибо, милая, хорошего вам мужа, – она кладёт трубку на рычаг и, высоко подняв голову, шествует в комнату.
Иногда у Надежды Федоровны сдают нервы, и тогда разговор происходит по-другому:
- Ваня, немедленно приезжай домой, - со слезами говорит она, – что значит работа, когда я тебя зову?
Вопрос подкрепляется рыданиями, трубка со звоном падает на рычаг, и через какое-то время появляется взмыленный и взъерошенный Иван Павлович. Он успокаивает Наденьку, подтыкает одеялку, и снова долго жжет общественный свет в лампочке над сундуком.
Время от времени Иван Павлович уезжает в командировки. За день до отъезда, в момент массового приготовления ужинов, втайне от жены он пробирается на кухню и, остановившись в дверях и ни на кого конкретно не глядя, тихо просит:
- Пожалуйста, не обижайте ее. Она хорошая.
Так же незаметно он пробирается обратно. В такие вечера у них тихо, Надежда Федоровна не плачет, и только ласковый голос Ивана Павловича проникает в коридор.
О том, что Ивану Павловичу министерство выделило квартиру в новостройке, наше население узнало из телефонного разговора Надежды Фёдоровны.
- Это жилищный отдел министерства? – уточнила она, как всегда, не добирая одной цифры, - Это Надежда Фёдоровна вас беспокоит, супруга Ивана Павловича. Муж сказал, что мы в списке на квартиру. Я хотела узнать, какую квартиру нам выделили. Так, так, понимаю, понимаю. Значит однокомнатная, в шестом этаже, с балконом. Санузел раздельный? Очень хорошо. Сколько метров комната? Девятнадцать? Очень хорошо. А кухня? Восемь? Отлично. Когда планируется заселение? Месяца через полтора, говорите? Что ж, нужно начинать готовиться. Спасибо за разъяснения, я всё передам Ивану Павловичу, не беспокойтесь.
Надежда Фёдоровна положила трубку на рычаг и, гордая и неприступная, пошла на кухню ставить чайник.
Из последней командировки Иван Павлович не вернулся. С похорон Надежда Федоровна возвратилась сильно постаревшей. Она больше не плакала и стала реже выходить на улицу. Через месяц она переехала в отдельную квартиру.
