На кладбище.

На кладбище.
  Гремыкина убило осколком, когда он вышел помочиться у себя в огороде. Так его и нашли – с расстёгнутой ширинкой. Пошушукались, порешали не обмывать. Гремыкин не мылся уже с полгода. Никому не хотелось его разворачивать. А за водой было далеко, на Весёлый, где ещё сохранились колодцы. В развалинах посёлка Октябрьского, без водопровода и света, осталось лишь несколько беспризорных стариков. Да одинокие алканы, которым некуда было податься. Досок  хватало, с проломленных крыш и поваленных заборов. Петя Билых сбил неуклюжий ящик, типа, гроб и крест. Копачей наперёд посылать не стали. Чтобы не подстрелили по дороге с их лопатами на плече. А если гуртом за гробом идти и с крестом, - так сразу видно, что не сепаратисты.
  Пошли. Не видно оказалось, и крест не помог. Мины упали спереди и сзади. Покойника уронили, кинулись врассыпную. Забились в щели меж гаражей на обочине. Оттуда, те, кто был во хмелю, сдавленно материли укропов. Знали, что стреляет не армия, стреляют наци. Но какая разница, кто тебя размажет по дороге на кладбище?
  Когда дым и пыль рассеялись, быстро закинули Гремыкина обратно в гроб, быстро потащили обратно.
  Закопали его у него в огороде.
  Потом, старики и алканы вместе напились самогону, запаренного на сухом спирте.
  И сильно плакали.