можно. А точнее вам знать необязательно, досадные вы мои! Тайна тайная и сугубо коммерческая!
Все вышли на двор. Звёзды усеяли чёрный небосвод, сделалось тихо и бестрепетно. Редкие пичуги посвистывали поодаль. Незримые гадкие клостридии копошились внутри всякого из нас. В природе всё живое. И даже умершее, истлевающее, кажется, живёт своей особенной, загадочной, потусторонней жизнью.
— Здесь так здорово, так хорошо! — вся потянулась Тамарочка. — Домой уходить неохота!
С нею согласились.
«Неужто доместикация сего юного стада состоялась-таки!» — мысленно возликовал я. Я себе всё ещё не веровал, я в себе сомневался.
— Я сегодня кое с кем встречаться должен был, — сообщил Вася. — Теперь уже не встречусь.
— Ну и ладно! — беспечно сказала Сашенька. — Значит, и не надо было.
— Теперь точно не надо! — хохотнул Васенька и демонстративно почесал у себя в паху.
Юницы засмеялись.
Гульку я удержал на веранде. Вручил ей связку ключей — от дома, от гардеропной и от прочих мест. Я попросил мою мартышечку немного помогать мне по дому, ну и так, мол, вообще… Ежели это, конечно, не противуречит новоиспечённому её званию артистки особливого жанра, хитроумно и зефирно вымолвил я. Опять же и завтра надо пораньше приготовиться к съёмкам на природе. Гулечка приняла ключи серьёзно и с достоинством. Пообещала прийти назавтра к семи.
— К семи необязательно, красивая моя, — ответствовал я. — Достаточно и к полвосьмого. И Кафку с собой, пожалуй, возьми.
26
В семь пятнадцать Гулечка постучала в маленькую мою спаленку в мезонине.
— Новости такие, — сказала она. — У Тамары грипп, у Сашки Бийской месячные, раньше времени, у Танечки отчим напился, из дому не выпускает, поколотить грозится, а может, уже поколотил. Так что нас, юниц, сегодня будет только две — я да девственница бывшая. В смысле, Олечка. А Кафку я взяла, не забыла!
— А юноши?
— Юноши будут! Куда ж они денутся? Они же нас хотят!
— Да, это причина, — согласился я с некоторою заковыристостью.
— Что мне делать? Скоро все придут.
— Собери, хорошая моя, что нужно для поездки и для пикника. После съёмки устанем, отдохнуть надо будет. Попикничествовать. Продукты там есть, а вечером я съезжу в магазин.
— Я сама схожу, а вы и не выдумывайте даже. Вы мне только денег дайте.
— Денег дам, конечно. Ты и костюмы вам для съёмок присмотри в гардеропной.
Гулечка пошла собираться, но через минуту прибежала.
— Ой, я в гардеропной такие отпадные шортики нашла — в них половина попы видна.
Шортики Гулечка примерила на себя, и половина попы была действительно видна. Это-то её и восхитило.
— А можно, меня в них изнасилуют, и мы это снимем?
— Можно, но в следующий раз, — вздохнул я.
Экая энтузиастка!.. Стахановка, ядрёна вошь!..
— А откуда у вас такие?
— Не помню. Из секонд хенда или из ленд-лиза, должно быть.
— Ладно, буду дальше собираться! — бросила она, убегаючи.
В другой раз, когда я умывался, она прибежала показаться в купальнике найденном. Но это не развлечения ради, а для сегодняшних съёмок. Купальник Гулечкин я тоже одобрил.
Впрочем, собралась обезьянка моя всё равно хорошо, ничего не забыла.
Приплёлся Васенька с перегаром, смотревший окрест себя мизантропически и несбыточно. Пришёл и Алёша, от него пахло поменьше.
— Ну, зашли вчера в «Пивной путч», немного расслабились, — объяснил Васенька свой разнузданный дух.
Он выпрашивал у меня пиво, потом завалился на шезлонг под окнами веранды и тут же заснул. Алёша, кажется, стыдился приятеля, вёл себя очень корректно и только непроизвольно икнул два раза.
Я выкатил старую свою машинёшку из гаража, отнёс в неё всё, собранное обезьянкой, тут как раз пришла и Олечка. Она была весела и беспечна, не в пример вчерашнему. Одета была как раз для пикника, во всё открытое, просторное, просвечивающее.
Васенька, заслышав приход юницы, приотверз на Олечку один глаз.
— Охренеть! — пробормотал он и захрапел сызнова.
Гулька разбудила его пинком. Васенька слетел с шезлонга, спросонья встал в боксёрскую стойку и прикрылся кулаками, как будто кто-то его собирался атаковать.
— Ехать пора, а ты дрыхнешь, — спокойно сказала юница.
Алёша, стоявший поодаль, засмеялся и снова икнул.
— Пива не дадут — никуда не поеду! — буркнул распоясавшийся Васенька.
Пива у нас с собой было много, в машине я дал Васеньке с Алёшей по бутылке. Предложил и юницам, но те отказались.
Олечка расположилась на переднем сиденье, обезьянка на заднем, парнями зажатая с обеих сторон. Пия пиво, Алёша и Васенька гладили обезьянкины бёдра, после Васенька, хохотнув, засунул ей руку в трусы.
Гулечка изрядно двинула его локтем в ключицу, Васенька аж поперхнулся и пивом облился.
Алёша хмыкнул, не одобряя приятеля.
— Да ладно! Чё ты! — обиделся Васенька. — Я же в образ вхожу!
— Сейчас, как войдёшь, так и выйдешь! — окрысилась Гулечка.
— Савва Иваныч, а Гулька дерётся! — пожаловался мне юный Кладезев.
— Ты уж прости её, всё равно она тебя любит, хороший мой, — отозвался я.
— Ещё чего! — категорически возразила красивая обезьянка.
27
Ехать нам было одиннадцать километров. Собственно, речка наша протекает и в городе, и тоже есть пляж, где можно снимать. Но день был воскресный и, несмотря на ранний час, там могли оказаться глаза посторонние. В основном, глаза городской мелкоты, что со двора скотину свою подлую на выпас поутру выгоняет.
Нам же глаз посторонних не надобно.
Остановились мы метрах в ста от реки, за косогором открывался её красивый изгиб с серебристой густою водой. На этом изгибе мелководье, перекат и далее сразу яма, где с головой, и берег противоположный покруче берега нашего. И ещё — естественный пляж с песком, с мелкой галькой. Сюда-то мы путь свой держали.
На пляже Васенька первым делом стянул с себя плавки с драконом, зашёл в воду по щиколотку, рыгнул от души и от души помочился. Струя была не меньше двух метров.
— И этот меня сейчас насиловать будет! — передёрнулась Гулечка.
— И такие насилуют! — пожал я плечами.
Помочился и Алёша, хотя не так демонстративно.
Гулечка расстелила покрывало неподалеку от воды.
— Здесь? — спросила она.
— Да, хорошо. Теперь разложи свои вещи.
— Разложила, — вскорости молвила Гулечка.
— Ты лежишь на покрывале, читаешь…
— Голая?
— В трусиках, но без лифчика.
Обезьянка послушливо разделась, одежду сложила на покрывало, лифчик стянула, рядом с собой положила.
— Кафку читаю?
— Да, но этого пока мы не видим. Просто читаешь.
Парни подошли ближе. Васенька пялился на Гулькину грудь.
— Что, Гулька, готова? Сейчас драть тебя будем! Как сидорову козу! — свирепо вращая глазами, крикнул Кладезев.
— При съёмке не старайтесь изображать из себя бандитов или подонков, всё равно не получится, — спокойно сказал я. — Вы обычные юноши, из приличных семей. Приехали на машине на речку искупаться. Машину оставили за косогором, а сами на пляж пешком направились с бутылочками пива в руках.
— Пива хочу! — крикнул Васенька с некоторым вероломством.
— Пиво в машине, начнём снимать — сходим! — сказал я.
— Я сейчас хочу!
— А где Оля? — спросил Алёшенька.
— Тебе на что? — хмыкнула обезьянка. — Загорает там возле машины. Когда снимать начнёте, перейдёт куда-нибудь, чтоб не мешать.
— Может, пойдём её трахнем, пока Гулька роль учит? — предложил Вася.
— Вам силу на меня беречь надо, а не расходовать попусту, — быстро вставила та.
— Итак, вы косогор обходите, — спокойно продолжил я, — и видите прекрасную восточную юницу, неосторожно забредшую в сие пустынное место в одиночестве.
— Понятно, — хмуро сказал Васенька.
— И вы решаете поиграть, позабавиться с ней. Немножко понахальничать. Даст такая красивая добровольно — хорошо. Нет — так можно взять, пожалуй что, и силой. Так даже приятнее. А ещё, представьте, что вы молодые волки, которые изловили боязливую, трепетную косулю, и вдвоём на куски её рвёте, оттого что хочется вам кушать!
— Представили, — сказал причудливо Васенька.
— Мне не надо бандитов, мне обычные люди нужны, — ещё сказал я. — Которые, может, бандитов и пострашнее.
— Да, — сказал Алёша. — Хорошо. Я всё понял.
— Только надо это без сюсюканья снимать! — совсем уж мрачно молвил Василий. — Жесткач нужен. Мы Гульку ломать в полную силу будем, а она пусть в полную силу вырывается. Убежит от нас — её счастье! Мы Олькой займёмся. Нет… ну, тогда извини!..
— Можете мне даже вмазать несколько раз, — самоотверженно сказала прекрасная моя обезьянка. — Я вытерплю.
— Да уж ты-то давно заслужила, чтоб тебе вмазали, — буркнул злой Васенька.
28
Повсеместно творились полное благовоздушие и укромность ветра.
Я стал снимать читающую Гулечку. Читала та старательно, но нет-нет всё же отрывалась от книжки, чтобы посмотреть на речку, попить воды из бутылки, стряхнуть со своих обворожительных сисечек какой-то мелкий сор или какое-то налетевшее тлетворное насекомое.
Краем глаза я видел отошедших к реке Васеньку и Алёшу. Обнажённые юноши снова помочились, потом Васенька обнял своего товарища за плечи и с некоторым взыгранием стал шептать ему что-то на ухо, иногда посматривая в нашу сторону и усмехаясь при этом весьма гадко.
Потом они побродили немного по берегу и шагнули за косогор.
Отснявши эпизод с лежащей Гулей, я нагнал юношей возле самой машины. Они уже разжились пивом и о чём-то болтали с Олечкой. Васенька, кажется, несколько присмирел и собрался. Может, на него так пиво подействовало.
Олечка снова смущалась, периферийно поглядывая на обнажённых юнцов. А те будто наслаждались смущеньем юницы, они его пили.
Когда-то она перестанет смущаться. Когда-то во вкус войдёт, заматереет. И всё-таки мне будет тогда жаль кратких часов и минут её застенчивости, её девической незамутнённости, которые пройдут без следа и возврата.
«Произращение величественного и обыденного нестыдства — разве не это задача, разве не это цель?» — мимолётно и супротивно всё же ещё помыслил я.
Я объяснил Васеньке и Алёше их задачи и приготовил камеру. Юноши натянули джинсы и забрались в мою машинёшку, Алёша сел за руль, Васенька — рядом. Драндулетик, мотаясь на ухабах, описал огромный круг по полю, и, когда Алёша стал рулить в мою сторону, я начал снимать. Машина затормозила от меня в четырёх метрах. Из неё вылезли два бравых молодца — у каждого по пиву. Двери запирать не стали — кого здесь опасаться! Васенька с Алёшей прошагали мимо меня, я развернул камеру. Отснял их сзади, потом перебежал вперёд и снова снял их приближение.
Юноши обогнули косогор, вышли на пляж и… остолбенели. Увидев юницу прекрасную, в трусиках, с обнажённою грудью.
Гулечка, должно быть, сегодня не выспалась. Потому что, пока мы снимали приезд Алёши и Васеньки, натурально заснула, положив на лицо домиком раскрытую книгу и раскинув руки вдоль тела.
На цыпочках подкравшись, я снял эту трепетную картинку. Потом сызнова оборотился к нашим юношам. Те ухмыльнулись довольно, друг на друга взглянули понимающе. Стали проворно стаскивать джинсы. Бутылки с пивом поставили рядом. Потихоньку шагнули к юнице. Оная их теперь привлекала поболее пива, пожалуй.
— Каф-ка, — прочитал Васенька по складам.
Алёшенька прыснул.
Юница дёрнулась, и Кафка слетел
Витиевато смонтирован :)))