Проводив Любу до ее подъезда, я вернулся на Кронверкский проспект и не спеша двинулся в сторону размытого вечерним туманом и мелкой изморосью нового здания станции метро «Горьковская», своим силуэтом в большей степени наводящего на мысли о космосе, чем о подземелье.
Вот бы меня забрали инопланетяне в какое-нибудь необыкновенное путешествие и приключение, невольно подумал я, отвлекли бы от серых питерских будней. Каждый день по телику по какому-нибудь каналу рассказывают о счастливцах, столкнувшихся с инопланетной цивилизацией или чем-то потусторонним и таинственным, сидишь перед экраном и тихо завидуешь, хотя понимаешь, что все это бред и выдумка ради повышения рейтинга.
Хоть еще и виднелись остатки былых зимних сугробов, а под ногами то и дело начинал предательски скользить ледок тротуарный, в прохладном воздухе уже явно витал привкус весны. Расслабленный накопленным на недавно закончившемся «корпоративе» хмельком и мелькающими в сознании мыслями о космических мирах я добрел до дверей любимой «Идеальной Чашки» и вплыл в шум ее зала.
Потоптавшись пару минут в очереди за двумя бесполыми существами в мешковатых, приспущенных по моде, джинсах, подцепил за блюдечко чашечку с дымящимся эспрессо и прошел в зал для курящих. Мест не было, зал был заполнен шумной молодежью, пятничный вечер, будь ты неладен!
Увидав мою растерянность, женщина, сидевшая одна за столиком у окна, взяла со свободного стула свое пальто и сумку, переложила их на широкий подоконник и указала мне на освободившееся место.
- Не помешаю? – на всякий случай спросил я.
- Не попробовав, не узнаете, - голос у нее был низкий с чуть простуженной хрипотцой.
Я умостился напротив нее. Пригляделся: на вид лет тридцать пять – сорок, черные волосы, темные карие глаза, яркая помада и родинка в левом углу рта. Перед ней стояла пустая чашка, а в пепельнице струилась дымком недокуренная сигарета. Я отхлебнул кофе и тоже достал курево.
- Позволите? – решил быть галантным, потому как сидеть молча нос к носу было неловко.
Она слегка пожала плечами и кивнула:
- Не мучайтесь. Не надо выдумывать тему для беседы, люди считают, что самая подходящая о погоде.
Я закурил:
- Скоро весна.
- К тому, что там, - она кивнула на окно, - это слово вряд ли подходит. Предпочитаю зелень, солнце и плеск моря.
Она сидела, закинув ногу на ногу, и над столом возвышалась красивая коленка, обтянутая телесного цвета капроном (или как там теперь называется материал, из которого делают то, что так соблазнительно обтягивает женские ножки). Было очень любопытно посмотреть, соответствует ли остальная часть ноги этой коленке. Но для этого надо было бы подвинуть стул или наклониться вправо, а это, наверняка, было бы замечено и неизвестно какую бы реакцию вызвало. Нет, не подумайте, я не бабник, даже скорее, наоборот, в том смысле, что практически постоянно пребываю в одиночестве, но это не значит, что нельзя доставить себе удовольствие, рассматривая красиво-аппетитные фигурки окружающих нас женщин, особенно, когда еще бродит по телу выпитый за здоровье «любимого шефа» коньячок.
Кстати, вспомнил, у меня же, как обычно, во внутреннем кармане куртки лежала плоская фляжечка с любимым армянским. Как показывал опыт всех «корпоративов», шеф хоть и любимый, но жмотистый, поэтому вечно не хватает, вот я и приноровился таскать с собой добавку.
Допив кофе, достал сокровище, хотел плеснуть себе, но заметил улыбку, даже скорее ухмылку, своей соседки и спросил:
- Не желаете?
- Желаю, - и она пододвинула ко мне свою пустую чашку с кофейными разводами, а когда я поднес фляжку к краю чашки, положила на горлышко свой указательный палец с длинным ярко красным ногтем ровно на то время, которого хватило, чтобы оставить меня почти совсем без запаса алкоголя. - Спасибо.
Я вздохнул и вылил остатки себе, дороговато мне обходился свободный стул, но, черт с ним, по-моему, дома оставалась еще пара капель.
Мы чокнулись чашками и выпили.
Блин, все же интересно, что там с ногами. Какой длины юбка. Ведь самое будоражащее - это увидеть несколько сантиметров спрятанных под юбкой независимо от ее длины – будь это мини, или тебе показали только щиколотку. По дурному устроен мужской организм и мужское воображение. Видать вступил коньячок в мои владения! Мысль-то куда потекла, будь ей неладно!
- Вы так не переживайте, - проскользнул поверх моих размышлений своей умопомрачительной хрипотцой голос женщины напротив. - Не все потеряно, - и она рассмеялась, искренне и дружески.
Она потянулась к сумке на подоконнике, при этом, для сохранения равновесия на неустойчивом стуле, ей пришлось, откинуться назад и поставить ноги одну рядом с другой, чуть выставив их в проход между столиками. Вот тут я смог с полным кайфом оценить, что коленка соответствовала всему остальному. Стало немного жарко, и я скинул куртку туда же, на подоконник.
Тем временем, не обращая внимания на мои манипуляции с одеждой, она достала на свет фляжку очень похожую на мою, но украшенную неимоверно сложным и непонятным вензелем:
- Это моя, можно сказать, домашняя настойка или бальзам, как кому нравится называть.
Она прыснула несколько капель в мою чашку и столько же в свою. Я с сомнением заглянул на чуть прикрытое донышко.
- Попробуйте, может, не понравится, - посоветовала она.
Я глотнул. Эффект был охрененный – сочетание вкусов каких-то неведомых трав и обжигающий гортань градус напитка. Я зажмурился и затряс головой.
- Обалдеть! – наконец выдавил я.
- Я рада, что вам понравилось. Кажется, пора познакомиться. Меня зовут Пассионе, можно кратко – Пасся. Странное, я понимаю, имя, но у каждых родителей свои закидоны.
- Лева, - и я протянул ей руку.
Мы покурили, поглядывая в окно на прохожих. Дождь превратился за это время в мокрые хлопья снега, которые, медленно кружась и живя в воздухе, мгновенно умирали и исчезали, касаясь асфальта.
- Если вам понравилось, и вы хотите еще? – она вопросительно покачала передо мной своей фляжкой.
- Хочу, - согласился я, не осознавая рецепт того, что мне предлагают.
Еще по несколько капель, и она встала, изогнувшись над столиком, чтобы дотянуться до пальто на подоконнике и дать мне в полной мере оценить то, напротив чего я сидел столько времени, наслаждаясь видом всего лишь коленки:
- Пора.
Восприняв это как команду, я вскочил, натянул куртку и последовал за ней в промозглую, надвигающуюся на Питер, весну.
На улице, крепко взяв меня под руку, она перешла на «ты»:
- К тебе?
Как вы думаете, что я ответил?
В моей двухкомнатной квартире на Съезжинской улице, оставшейся мне от родителей, она уверено прошла на кухню и поставила на стол, непонятно как уместившуюся в ее маленькой сумочке, непочатую бутылку моего любимого армянского коньяка.
Да, какое-то время мы еще пили, а потом началось то, ради чего мы пришли сюда, и это было неописуемо и не подвластно разуму.
Мне казалось, что в моих ушах звучала неимоверная симфония, начавшаяся блюзово-саксофоновым томительным вступлением, во время которого моя партнерша превратилась в многорукое индийское божество, ласкающее одновременно все точки моего тела. Затем вступил симфонический оркестр, сквозь который все более явственно проступала фуга Баха, сдобренная рвущей душу Блэкморовской гитарой. Периодически эти звуки стихали, и пространство заполнялось бешенным трэшем «Metallica», перемежавшимся с глубинным голосом Choen, потом опять Бах, опять «Metallica» и так бесконечное число раз. Ритм казался непереносимым, и вот длительный и нарастающий взрыв из «The Wall» Pink Floyd, и убегающая в даль умиротворяющая трель гитары Марка Нофлера с примесью тягучих нот ожидания продолжения Summertime.
Кажется, потом я уснул мгновенно, но это мне точно не известно, потому что, проснувшись утром, я явственно помнил только все, что сопровождало вчерашнюю симфонию, которая, казалось, до сих пор звучит во мне.
Я открыл глаза. Скомканная простыня, одеяло чуть прикрывало мои ступни, немного знобило, но, как это не странно, не было должных признаков похмелья, организм жил, голова была светла, во рту присутствовал легкий привкус неведомых трав с мятным привкусом.
Я прислушался. Тишина. Сквозь шторы пробивался свет весенне-серого дня, по подоконнику перестукивались ленивые капли дождя, скрипнул на повороте рельсами трамвай – жизнь продолжалась.
В прихожей не было пальто моей гостьи, дверь была заперта. Странно, я специально ставил замки, которые нельзя захлопнуть, не хотелось выступать перед соседями в роли инженера Щукина из «Двенадцати стульев», на всякий случай проверил куртку – ключи были на месте. Но думать, как ей удалось запереть за собой дверь, не хотелось, было лень думать.
Вернулся в комнату, на столе лежал лист бумаги, придавленный моим мобильником, прочитал: «Если забыл, меня зовут - Пасся, мой телефон…». Взял свой телефон, нажал «зеленую трубку» - последний набранный номер соответствовал написанному в записке, понятно, мой номер она захватила с собой.
Пора начинать день, значит, пора пить кофе, я распахнул дверь и шагнул на кухню. Дыхание перехватило, по голому телу побежали мурашки. Окно было открыто и весь, неизрасходованный зимой за последние месяцы, холод скопился на моей кухне. Неужели мы так накурили вчера, что надо было распахивать окно? Надев халат, вернулся к плите и начал колдовать над кофе.
Склонившись над горячим напитком, закурив и сделав первую за день затяжку, которая определяет начало дня и кажется сладкой, возвращающей мозг из небытия сна в реальность, бодрящей и окончательно утверждающей, что ты еще жив и полон сил, а грядущий день принесет что-то незабываемое, я задумался, пытаясь понять, что же вчера произошло, и как я к этому произошедшему отношусь.
Понятно, что произошло - меня откровенно «сняли». Хоть я и не грешил этим занятием в силу своего характера, но наиболее часто употребляемое в мужском разговоре значение этого незамысловатого слова я знал. А потому отдавал себе отчет, последствия чего до сих пор звучат в моем теле и мозгу. Я оскорблен? Нет. Я жалею? Нет. Я в чем-то перед кем-то виноват? Нет. Все эти ответы давали мне возможность расслабиться и насладиться воспоминанием о вчерашнем вечере или ночи.
Чтобы вы не мучались вопросами, объясню.
Я, мужчина, по имени Лев, возрастом в цельных сорок восемь лет, по паспорту и по жизни не женат, работаю программистом в частной лавке, где всего-то сотрудников человек двадцать, и одна из этих сотрудников есть никто иная, как Люба – женщина сорока лет, одинокая, без детей, спокойная, не навороченная (в отличие от секретарши нашего шефа), в меру стройная для своих лет, в меру красивая, в меру следит за собой, но не в меру сводит меня с ума уже, как минимум, лет шесть.
Если вам интересно, а вам интересно, иначе бы вы не дочитали до этого места, у нас с Любой (Любовью Владимировной) был роман, служебный или нет, не знаю. Служебный роман - это что? Когда секс только на рабочем столе? А если в квартире у одного из нас, то это уже неслужебный? Ладно, это все же видать, какое-то похмелье все же есть, потому и занудствую. Короче, был у нас роман целых, наверное, месяцев шесть, а то и семь. Мы, как полагается, занимались сексом, ходили в кино, в ресторан, выезжали за город, готовили вместе
