напора «железный занавес», треснул, осыпался, засыпав своими обломками многое и многих.
6.
Открывшаяся миру страна с одной стороны начала поглощать немереное количество зарубежной макулатуры о маньяках, чудовищах и тому подобном, а с другой стороны ринулись к нам агенты в поисках печатного слова о жизни российской, так, вдруг, заинтересовавшей благополучных капиталистических соседей.
И вот в одно из своих посещений «Невы», познакомил один из редакторов, Сережку с неким Марио – итальянским литературным агентом, поклонником русской литературы и великолепным знатоком русского языка. Тот же редактор, еще до знакомства давал Марио почитать кое-какие главы из Сережкиной повести. Они покорили Марио, и начались переговоры о переводе и издании повести за рубежом.
Переговоры были трудными, требовал Марио от Чиполлинки подписания строгого контракта, по которому наш зеленогорский автослесарь обязывался в довольно сжатые сроки дописать повесть, да еще обеспечить необходимое количество печатных листов. Вот когда он понял, что такое писательство, если это не увлечение, а работа.
Контракт подписали, выдали аванс, и уволился Сережка из парка, взвалив на плечи тяжкую ношу обязательств перед Марио и его агентством.
Бессонные ночи, отчаяние, страх не справиться, разногласия со своими героями, не желающими укладываться в намеченные рамки, болезни Владимира, измотанность Нади, ругань соседей за ночное печатанье.
И вот, наконец, вышли в Италии первые главы. Приняты они были публикой с интересом, загадочные русские характеры не оставили их равнодушными.
Довольный Марио вызвал Сергея и его семью в Италию на пресс-конференцию и презентацию (такое новое непонятное слово) следующих глав, уже готовых к изданию.
На этой же пресс-конференции один из молодых корреспондентов поинтересовался у Сергея, через переводчика, в роли которого выступал сам Марио:
- Скажите, в ваших произведениях большинство героев в детстве, а иногда и во взрослом возрасте имеют прозвища. Вы когда-нибудь имели прозвище? Если да, то, какое, если кончено это не тайна? – улыбнулся молодой газетчик.
Подумав несколько секунд, Сергей ответил:
- Да. Это прозвище дала мне моя мама, когда я был еще совсем маленьким. Меня звали Чиполлино.
Ответ вызвал бурю смеха и оваций. Сергей смущенно улыбался, сидя за столом на невысокой сцене. Марио незаметно толкнул его локтем и сказал шепотом:
- Надо было мне раньше сказать. Мы бы из этого сделали бы огромную раскрутку! Это была бы очень интересная идея.
Но раскрутка и так произошла. В газетах появились статьи, в которых в той или иной мере обыгрывалось Сережкино прозвище:
«У того, кто соприкасается с творчеством этой Луковицы, щипит не только глаза, но и душу, и сердце. Невозможно равнодушно читать его произведения, настолько глубоко они пронизаны сопереживанием и так далее …»
Как-то через годик, когда Марио приехал в Питер, Серега показал ему папку со своими сказками. Марио полистал, прочел пару страничек, попросил оставить до завтра, а утром ни свет, ни заря примчался на такси в Зеленогорск, разбудил Серегу с Надей и, топая грязными ботинками по расстеленным на полу коврикам, усиленно жестикулируя, громко кричал:
- Почему? Почему ты мне это раньше не показывал? Кретин! Ты же станешь богатым! Это клад – твои сказки!
И с этого года все переменилось.
Теперь Сергей писал сказки, а иногда для души возвращался к своим главам о земляках ….
- Ты все время теперь здесь живешь? – спросила Соня.
- Нет. У нас есть квартира в Питере и этот домик. То там, то тут.
- Давно получили там квартиру?
- Купили.
- Купили?
- Многое изменилось, мама. Володька сейчас здесь учится в университете, поэтому сейчас мы больше здесь живем.
- И ты про них пишешь? – Соня мотнула головой куда-то за стенку.
- Нет, мама, про них не получается. Все же мы разные, нет, они хорошие люди, но корни у нас разные. Не могу писать про тех, кого не понимаю до конца. Я пишу только про наших. Сейчас в основном сказки.
- Почему ты мне все это рассказываешь здесь, а ни тогда, дома?
- Мама, как же может человек рассказать свое будущее. Рассказать можно только то, что уже прожито, что произошло, - он посмотрел на часы. - Сейчас я покажу тебе Надю, Володьку и его невесту. Подойди к окну, они сейчас должны вернуться.
Они подошли к стеклу, под окном была маленькая мощеная площадка со столиком и несколькими пластиковыми стульями, из дома к ней шли трое. Высокая, стройная дама с легкой сединой в волосах, Соня сразу узнала Надю, хотя та и сильно изменилась, за ней шел очень похожий на нее юноша, на которого Соня взглянула с волнением, но, слава Богу, уши у него были одинаковые, а прическа нормальная, а когда он поднял взгляд на дом, она увидела точную копию Сережкиных глаз. Замыкала шествие полненькая смешливая итальянка, которая пыталась наступить на задники Володькиных ботинок.
- К сожалению, мама, вы не можете встретиться. Я не умею пересекать виденья разных людей. Поэтому я могу тебе их только показать. Они и я счастливы. Моя жизнь сложилась и удалась, благодаря тебе и Богу! Спасибо тебе!
Он обнял и поцеловал Соню.
- Ты устала. Тебе пора.
Он усадил ее в кресло у стола, и, увидев, как медленно закрываются ее глаза, наклонился и еще раз поцеловал ее в лоб…»
Умерла она во сне на рассвете.
Чиполлинка стоял у ее кровати, смотря на ее успокоенное с легкой улыбкой лицо. За его спиной возвышалась Надя, сжимая его плечо, по щекам ее катились слезы, но она боялась шевельнуться, отвлечь Сережку и стояла тихо, не шмыгая носом и не вытирая щеки.
Он не плакал, прощаясь с мамой, он думал о том, сколько физических и душевных сил потребует от него очерченный им для себя и для Нади путь.
Ну что ж, в добрый ПУТЬ!