но, оглянувшись, увидел, что голова жены скрылась под водой. Пришлось вернуться. Его охватил ужас, которого не испытывал никогда в жизни. Перед ним встал вопрос, кого спасать? Детей? Тогда жену придется оставлять на верную гибель. Даже если бы Валентина умела держаться на воде, кого из детей спасать первой? Разбросанные течением, они находились вдалеке друг от друга, и спасти сразу обеих, не сможет при всем желании. Спасая Иру – погибнет Светлана. А спасая Светлану, - теряет жену и дочь.
Он чувствовал, как в висках стучит горячая кровь, а тело бьет озноб. Мысль мечется, рассыпается искрами. В глазах все прыгает, а в груди горит и ще-мит. Что делать? Успокаивало только одно. Дети пока уверенно держатся на воде. Но на какое время хватит их сил?
- Витя, брось меня, спасай детей, - прошептала Валентина. – Не дай Бог, они погибнут, а мы останемся! Как жить будем? Плыви к детям, - умоляла она.
Виктор посмотрел в ту сторону, где стояла лодка, и увидел племянницу, сидевшую в ней. Как хорошо, что Люда осталась на берегу!
- Люда, - крикнул он и, стараясь говорить спокойно, попросил: - Гони сюда лодку, а то плыть далеко и мы устали.
Сказал и подумал, что лодка сильно вытянута на берег, и семилетней девочке не столкнуть ее. Но Люда по его голосу поняла, что у них не все благополучно, с невероятным усилием спихнула лодку и, побросав в нее одежду, поплыла. "Скорее! Скорее!" – мысленно подгонял Виктор племянницу, не спуская с детей взгляда.
Люда подплыла к сестрам, которые с трудом перебрались через борт и, свалившись на дно лодки, долго и неподвижно лежали, тяжело дыша. Подобрав детей, Люда приблизилась к ним. Виктор помог жене забраться в лодку, а у самого не хватило сил. От всего пережитого и невероятного волнения, тело перестало повиноваться ему. Но в этот момент почувствовал под ногами дно, и громко воскликнул:
- Надо же! Столько волнений, переживаний и сил потратили мы на борьбу с течением, а стоило еще немного спуститься вниз, и вот оно - дно.
Причалили к берегу и долго сидели, отдыхая, и приходя в себя. Виктор не выдержал.
- Пойду, проверю, что же там за яма?
По мелководью он вышел на середину протоки и пошел вниз. Вода была по пояс, местами по грудь, и всюду песчаное дно. Вдруг оно исчезло, и Виктор ушел под воду. Отфыркиваясь, вынырнул, а затем нырнул вниз головой, пытаясь нащупать дно. Дна не было. Сколько ни пытался достать его, так и не смог. Пораженный вспомнил, как на спор с ребятами, доставал грунт с четырехметровой глубины, а здесь не мог достать, хотя опускался до тех пор, пока боль в ушах от давления воды, не заставляла вернуться на поверхность. Спустился по течению, дно появилось. Таким образом, исследовав всю протоку, пришел к выводу, что это не яма, а глубокий ров, шириной метров десять, пересекавший дно протоки от берега к берегу. Что за ров и откуда он взялся? Если бы он образовался вдоль течения, все было бы ясно, а здесь поперек. Это и было загадкой.
- Витя, - прервав его размышления, окликнула Валентина. – Поехали домой, детей кормить пора…
3
Всю вторую половину дня Виктор никак не мог избавиться от страха, который испытал сегодня в протоке. Помимо его воли, воспоминания всплывали в воображении, заставляя сердце холодеть от ужаса. Даже с открытыми глазами, он четко видел одну и ту же картину. Две детские головки, торчащие из воды, и их упорное, безрезультатное стремление выплыть. А в ушах звучал прерывистый, от волнения и усталости, голос жены: "Витя, брось меня, спасай детей!".
Ближе к вечеру, не выдержав, решил сходить к Дону, развеяться. Недалеко от пристани, где днем они поставили лодку, Виктор увидел Лешего и направился к старику.
Леший сидел на маленьком, раскладном стульчике у самой воды и ловил рыбу, держа в руках длинное удилище. Заслышав шаги, он повернул голову и, близоруко сощурив глаза, долго рассматривал приближавшегося Виктора.
- Неужели ты, Витя? – воскликнул он. – Совсем плохо стал видеть, едя ие мухи. Только по рукам тебя и узнал.
- Здравствуй дядя… - Виктор смущенно замолчал. Назвать старика Лешим, язык не поворачивался, а имени его он, можно сказать, не знал с самого детства.
- Ну, чего ты засмущался? – заметив его неуверенность, спросил тот. – Зови, как и раньше звал, дядей Лешим. Я ведь, как Лешим родился так, видимо, Лешим и помру, едя его мухи.
Он поднялся и, стоя на полусогнутых ногах, обнял Виктора.
- Давно я тебя не видел! – Он с кряхтением опустился на стульчик, взял в руки удилище и, нанизав на крючок свежего червя, забросил леску. – Ты один приехал, или с семьей?
- С семьей. Женой и дочкой.
- Что же ты сюда их не привел? Уж больно хочется на Валентину посмотреть, едя ие мухи. Да и на дочку не мешало бы взглянуть. На кого она у вас похожа?
- На мать больше…
Виктор разговаривал, а сам рассматривал Лешего. Было ему далеко за семьдесят. Об этом свидетельствовали дряблые мешки под глазами, да глубокие морщины на желтой, тонкой шее, а на щеках, чуть тронутых мелкими морщинками, как и прежде, поросль густой щетины.
- Ну, а ты как живешь? – спросил Виктор, избегая называть старика по имени.
- Так и живу, - ответил Леший, вздыхая. – Бабу свою схоронил, остался один, как перст. Вот и копчу белый свет, едя его мухи. Живым ведь в могилу не ляжешь?
- Туда всегда успеешь, - возразил Виктор. – Живи, пока живется. – Думать о смерти, как мне кажется, страшно.
- А мне не страшно. Ведь смерть, едя ие мухи, рано или поздно поджидает любого из нас, старый ты или молодой. Жалко молодых, конечно, а я отжил свое, пора и на покой. Я потому и не боюсь смерти, что жизнь нашу представляю бурной рекой, а мы в ней крохотные частички. Крутимся, вертимся в этом потоке до определенного времени, а потом выпадаем из него. Поток продолжает двигаться и никто не заметит, что потерялась какая-то крохотная частичка, от смерти которой ничего не изменится.
Виктор улыбнулся и проговорил:
- Целую лекцию мне прочел о жизни и смерти. Прямо хоть ложись и помирай.
- Вот тебе еще рано об этом думать, едя его мухи, - возразил Леший. - Твое дело жить и детей растить. А время придет, тут не задержишься. – Он глу-боко вздохну и продолжил: - Это я дожился до того, что даже разговаривать тяжело. Поговорил с тобой и устал.
Замолчав, он прищурил близорукие глаза, замер, следя за поплавком. Тот несколько раз дернулся и резко ушел под воду. Старик подсек, и Виктор увидел на крючке, блестя чешуей, извивалась длинная, похожая на саблю, рыба.
- Чехонь, едя ие мухи, - сказал Леший, снимая рыбу с крючка. – Люблю, грешным делом, ловить ее. Другая полчаса будет крючок теребить. А эта сразу заглатывает так, что можешь тащить ее спокойно и не бояться, что сойдет.
Сняв рыбу, он вытащил из воды кукан, на котором было нанизано десятка два, таких же длинных рыбин, насадил на него пойманную и протянул Виктору.
- Возьми, пожарите и съедите. А можно и засолить. Она и в том, и в другом виде хороша.
- Что ты? – смутился Виктор. - Сам себе нажаришь и поешь.
- Я каждый день ем, едя ие мухи. Мне делать нечего, вот и ловлю. Бери, бери, не стесняйся!
- Спасибо! – поблагодарил Виктор, забирая кукан.
Леший начал сматывать удочку.
- Пойду домой, - складывая стул проговорил он. – Завтра на зорьке приду, посижу.
Опираясь на палку и сильно хромая, он медленно стал подниматься на кручу по узкой, протоптанной в траве тропинке.
Виктор смотрел ему вслед и предположить не мог, что видит Лешего в последний раз.
Продолжение следует.
