Былица
Довелось однажды дефектоскописту Семенову заночевать в придорожной гостинице маленького заштатного городка под названием Торжок. Направлялся он тогда с товарищами в город Санкт-Петербург, по делам службы. И вот после утомительной, двенадцати часовой езды на уазике по обледенелой зимней трассе, их водитель смилостивился и решил прекратить движение, — остановился на ночлег, припарковав машину на заснеженном дворе гостиницы.
Поздно вечером трое запоздалых путников ввалились к администратору постоялого двора.
Сослуживцев поселили в двухместный номер, а дефектоскописта определили в другом на свободное место, соседом к какому-то командировочному. Семенов не расстроился, всего-то ночь переночевать, а с утра пораньше опять в дорогу, до Питера ещё часов десять трястись. Закинув вещи, вновь прибывшие отправились перекусить в местный шалман. Но вечер не удался, товарищи подвели Семенова; одному с утра за руль, другому доктора запретили, так что пришлось обойтись чаем с котлетами, тем более ни музыки, ни женского полу в заведении не наблюдалось. Более или менее насытившись холодными закусками и прихватив бутерброды на завтрак, вернулись в номера.
Сосед, дефектоскописта Семенова, представлял из себя обросшего недельной щетиной детину, неопределённого возраста и звания с не выветренным запахом перегара. Был он разговорчив и даже излишне навязчив. Поведал о своей шоферской судьбе, — типа занесла его нелёгкая черт знает куда. Не доехал до места назначения — спустило колесо у его КАМАЗа. Заночевал в этой гостинице, а поутру отправился перебортировать, глядь, а запаску уже увели. Разыскал местных жестянщиков отмечающих свой праздник, договорился о ремонте. Мастера приехали на своей машине, закинули пробитое колесо и увезли в мастерскую, предупредив о своей занятости. Он их не торопил и поспешил свободное время использовать в своих целях. Засел в кабаке и отдыхал дня три, пока были командировочные деньги. Когда финансы растаяли начал потихоньку сливать солярку из бака, к тому же было горючее еще в кузове в бочках, что позволило продлить свой отдых на неопределённое время, о колесе даже не вспомнил, всё не досуг как-то было. Отзвонился в контору, про ремонт наплёл, теперь сидит здесь вторую неделю, пьёт, ждёт аварийку. А что бы как-то жить свинчивает с машины детали и продаёт на запчасти.
Но всё это по его словам — ерунда. Cамое страшное то, что ночами к нему приходит собака и съедает его мясо, будь оно сырое или варёное, и для подтверждения своих слов полез под кровать, откуда послышались переливчатые звуки пустых бутылок, и вытащив кастрюлю потряс ею.
— Вот, смотри, не обманываю — всё начисто вылизано, — провел пальцем по дну кастрюли. — И на столе ничего оставить нельзя, все сожрёт. Вначале варёное мясо таскала, а однажды, — камазист понизил голос до шепота,— когда я заснул, перегрызла провод у плитки и стащила сырое.
Семенов в недоумении спросил.
— Да кто ж её пускает? Это всё-таки гостиница! Вот ведь, всяк свои порядки устанавливает.
— Да вахтёрша, дверь отопрёт и впустит. Она здесь хозяйка. Дома собаку не кормит, сюда водит. По номерам животину пускает. Всю ночь спать не даёт, ходит и ходит, все углы облазит, все крошки со стола слижет и стоит на тебя смотрит, будто ещё просит. А у тебя ничего пожрать нет? Нет? — водитель вопрошающе взглянул на своего соседа. — Ничего нельзя оставлять на столе, ничего. Лучше сразу всё съесть, с вечера. Ты что это, так спать и ляжешь голодный,— и с тоской в голосе добавил, — ах, в столовую ходил.
— Так может в магазин сгонять, ты только намекни, я мигом, мне в любое время дадут, меня все знают. Со встречей, да за знакомство, не грех. … А? Нет? Ну, может чайку закипятить, телевизор включим, посмотрим, у меня кипятильник есть. — Вдруг засуетился водитель КАМАЗа, увидев, как его сосед стал расстилать постель.
Семенову, честно говоря, хотелось чуток расслабиться после дороги, всё таки гололёд, всю дорогу на нервах, даже вначале как-то порывался сам сходить в сельмаг, но наслушавшись соседских речей, напрочь откинул эту мысль. Если для него пять граммов подействуют как успокоительное, то местному аборигену необходимо совершенно другое лечение.
Надо скорее прекратить разговор, — решил он, — утром вставать рань раннюю.
Гостиничный абориген хмуро посмотрел на соседа, даже с какой-то обидою на него посмотрел, и взгляд этот Семенову не понравился. Пока он разбирался и запихивал свою дорожную суму под кровать, всю дорогу чувствовал на себе этот взгляд.
Неприятно, ох, как неприятно, когда смотрят на тебя такими глазами.
Во, блин, сосед попался, — собаки к нему по ночам ходят, обглодали всего с ног до головы, а с головой-то не всё в порядке, жрёт поди одну водку, вот и заглючило, вон глаза-то, как у бешеной тарашки. Не… скорее в постель не то и у меня глюки пойдут после такой дороги,— думал Семенов, ставя стул с одеждой в ногах, чтобы лучше было видно соседа, так, на всякий случай, и быстро нырнув под одеяло мгновенно отключился.
Проснулся он среди ночи от какого то неприятного ощущения. Проснулся и лежал некоторое время с закрытыми глазами. В комнате было тихо, лишь за окном, на улице завывающе лаяла собака; полает, полает — завоооет, полает, полает — завоооет. Протяжно, одиноко, до жути тоскливо. Чувствуя, что не в силах больше так лежать он открыл глаза.
Полная луна, заглядывая сквозь окно в комнату, освещала помещение серебристым светом, смешанный с тишиной он придавал окружающим предметам фантастические очертания, размазывая тени по углам. Вдруг одна из теней дрогнула, приблизилась, и чьё-то бледное лицо нависло над Семеновым. Послышался шепот:
— Она пришла.
Холод пробежал по телу дефектоскописта мелкими мурашками.
— Кто пришел? — вопросил он в страхе услышать в ответ роковое слово. Голос его дрожал, как бы он ни пытался придать ему твердость.
— Она, собака. Вон сидит и ждёт мяса, — был ответ из тишины.
Сообразив в чем дело, Семенов резко поднялся, отчего стоявшая тень отскочила в сторону приняв очертания соседа.
Он явно не здоров, — мелькнувшая мысль кольнула изнутри дефектоскописта подсознательным страхом, отчего на душе его стало бермудно, — с сумасшедшими в подводной лодке лучше не спорить, себе дороже выльется. А до отъезда ещё два с половиной часа! Боже, как много! И чем-же эту детину отвлечь, просто так он не успокоится.
Семенов встал с кровати.
— Так выгони её! Чего стоишь?! — со звуками своего голоса вернулось и спокойствие.
— Она не уходит, она меня не боится. Вон, вон сидит под столом и корчит рожи. — Рука безумца вскинулась, указывая направление, а сам он, отступая шаг за шагом, уперся в кровать, вскочил на неё и, поджав под себя ноги прижался к стене.
Ночной полумрак разделил их. Семенов дотянувшись до выключателя пытался зажег свет в комнате, но по ошибке включил лампу в прихожей. Желтоватый свет не разрядил тревожной обстановки, безумные глаза соседа забегали по сторонам пытаясь спрятаться или же чего-то найти. И тут неожиданная мысль пришла в голову Семенова, — он схватил полотенце и с криком:
— Пошла вон. Кыш, кыш! Вот я тебя, стерва. Брысь от сюда! Брысь! — стал метаться по комнате, размахивая тряпкой, хлеща по стенам, по столу, по полу будто бьет мух. — Кыш! Кыш!
Водитель КАМАЗа, поглядел, поглядел на прыгающего человека, медленно сполз с кровати на пол и, вытащив откуда-то веник, стал бешено гонять им пустые бутылки под койкой. После распластавшись по пластунски влез под неё и затих.
Семенов сделал ещё один круг по комнате и, с опаской, ожидая второго действия лег на своё место, пытаясь задремать, но сон не шел, мысли о соседе не давали расслабиться. Внутри всё съёжилось в предчувствии новой выходки. Глаза то и дело приоткрывались и косили на соседнюю кровать. Вдруг послышались неясные звуки. Семенов напрягся, прислушался; звуки чавканья доносились из-под кровати, куда залез сосед. Мелькнувшая мысль о собаке поразила! — Что если собака и в его мозг проникла! Что если она существует не только в его воображении, но и в действительности, и что она его сожрала?! Господи, да что же это! Бред какой-то, с ума можно сойти!
Он протянул руку к стулу, где висела одежда, и только тогда вспомнил, как положил на сидение сверток с бутербродами, пошарил рукой — свертка не было. Сразу всё встало на свои места, — бутерброды стащил камазист и жуёт их в своей конуре. Нормальное место, где же еще хавать ворованные бутерброды, — стал успокаивать себя Семенов, но это не грело совсем, а наоборот выступало холодным потом. Поднявшись украдкой и не нарушая ритма чьих-то жующих челюстей, он на цыпочках прокрался в прихожую, там подойдя к двери подёргал за ручку — закрыта. Щелкнул замком и с надеждой выглянул в коридор. Коридор, освещаемый дежурной лампой, был пуст. Одинокая продавленная кушетка сиротливо прижималась к обшарпанной стене.
Притворив дверь, дефектоскопист Семенов нехотя вернулся в комнату и остолбенел от ужаса. В окружающем полумраке зловеще выделялось белое изваяние на соседней койке, где вжавшись в угол, сидел водитель КАМАЗа. Укрывшись с головой простынёю, он напоминал незавершённую работу скульптора.
Семенов стараясь не шуметь, собрал свои вещи и, не одеваясь, босиком вышел в коридор. Оделся он уже стоя на холодном полу возле кушетки, на которой и скоротал последние минуты этой ночи.
Коллеги по работе удивились увидев своего дефектоскописта в коридоре, но зато всю оставшуюся дорогу ржали над его кыш, кыш и брысь. Так с той поры и закрепилось за Семеновым прозвище — Кыш - Кыш.
Вот такие бывают гостиничные номера.
