Разрешите, я закурю… Благодарю. Вы уж извините, что я вот так… бесцеремонно, к Вам… я ведь не к каждому… Да понимаете, как-то научился чувствовать, к кому можно подойти, а к кому… Конечно, ошибался, но в основном… И что за книга у Вас? Лесков*… Нет, очень мало его… всё больше тех, кого в школе… Ну да, Гоголя*, Толстого*, Тургенева*… Ведь Лескова в моё время не проходили, я его уже позже, сам… Вот-вот, и мне - «Заячий ремиз». Да, конечно, язык у писателя… Разрешите? Благодарствую. Не беспокойтесь, не закрою вашу страничку, на ней и прочту хотя бы вот это: «Ох, как я после этой беседы в нощи одинок у себя плакал!.. Дождь льет, и молонья сверкает, а я то сижу, то хожу один по покою, а потом падаю на колени и молюсь: «Господи! Даруй же ты мне его и хоть единого сего сына погибельного», и опять в уме «мечты мои безумны»…» Ну да, это когда герой всё преступников искал… Не преступников? Что-то запамятовал… А-а, потрясователей основ. А звали его?.. Оноприй Перегуд из Перегудов. Да-да, Оноприй, вспомнил. Интересное имя, сейчас таких не… «И я, с жаром повторивши, вдруг упал лицом на пол и потерял сознание, но вдруг новым страшным ударом грома меня опрокинуло, и я увидал в окне: весь в адском сиянии скачет на паре коней самый настоящий и форменный потрясователь основ весь в плаще и в шляпе земли греческой, а поза рожи разбойничья!»... Да-а, язык Лескова весьма и весьма русский. Но меня тогда привлекло другое. Раздвоение личности Оноприя, проявление его Alter ego… которое не отбрасывает тени, не отражается в зеркалах… Конечно, это не столь важно, но я... Каждый из нас никогда не бывает один, нас всегда двое… Улыбаетесь... Далеко не всегда? Значит, вы более цельный человек, нежели я, и двойник… моё создание, будет таким, каким я его создам… Думаете, что он творит себя помимо нас? Не скажите, может ваш и гуляет сам по себе, а мой всегда берет с готовностью себя таким, каким я его… А вот с этим позвольте не согласиться. Моё биологическое тело… Да-да, у Лескова оно - «наш телесный болван». Так вот, Бог вбрасывает мою душу в этого телесного болвана, которому я потом обязан служить… Нет, не только для радости, но больше - для страдания… А потому, что я - слуга своего болвана… И вы – тоже. А как же? Мы должны ублажать его, в то время как душа в нём бьётся, мечется… Может быть, далеко не у каждого, но моя и ваша… А потому и ваша, что читаете вы не Донцову, а Лескова, вот и получается... У болвана и душ потребности разные, отсюда – раздвоенность, драма жизни… Нет, зря вы пытаетесь защитить своего… это созданьице, как и моё, коварное, жадное, злое и зачастую не знающее мер, за которые нельзя переходить в своих потребностях… А что вы думаете? Да, оно издевается над душой, испытывает её, заставляет грешить, мучиться, а потом… Изволите шутить? Нет, не опомнится, не пощадит, и в конце концов выпустит душу в далекий полет, а само… Да-да, а само ничтожное, никому не нужное, сопреет… Молчите. Нагнал я на вас грусть, да? Извините. Но помню, в «Заячьем ремизе» вроде бы и свет мелькает в конце. Разрешите книжечку еще раз… я финал хочу… «Но Перегуд «победил смерть», он давно устал и сам давно хотел уйти в шатры Симовы. Там можно спать лучше, чем под тяжестью пирамид, которые фараоны нагромоздили себе руками рабов, истерзанных голодом и плетью. Он отдохнет в этих шатрах, куда не придет угнетатель, и узнает себя снова там, где угнетенный не ищет быть ничьим господином… Он ощутил, что его время пришло!» Вот-вот, вспомнил! Он же хотел придумать печатание мыслей, которые отражались бы не только на бумаге, но и на небе, и в последние мгновения… «Перегуд схватил из своих громаднейших литер Глаголь и Добро и вспрыгнул с ними на окно, чтобы прислонить их к стеклам… чтобы пошли отраженья овамо и семо. И «страшное великолепие» осветило его буквы, и в самом деле что-то отразило на стене, но что это было, того никто не понял, а сам Перегуд упал и не поднимался, ибо ушел в шатры Симовы. Перегуду это удалось – молния осветила вырезанные им буквы, они на доли секунды мелькнули в черном небе, и мечтатель тут же умер»… Ну, конечно, согласен, то были лишь мечтания героя, но… Пожалуйста, вот ваша книга и на той же странице, на которой читали, а я не буду больше вам мешать и сейчас уйду, но прежде... Прежде еще раз закурю и пройдусь по круговой аллее.
Ну вот, теперь мне лучше и, прежде чем уйти, поделюсь с вами вот чем. Ведь печатаньем мыслей не на бумаге увлекались мистические писатели начала прошлого века, поэтому герой Лескова был не так уж одинок и безумен, ведь отрыв букв от бумаги произошел в наш век. Они вспорхнули … Каким образом? А разве мысль, выраженная в символах, не перенесена в небо… на экраны компьютеров?.. Молчите. Вот и я пока ничего не могу к этому прибавить, но... Впрочем, мне иногда кажется, что это чудо не ученые изобрели, придумали, а...
(И мой нечаянный собеседник, слегка запрокинув голову, указал перстом на небо, слегка мне поклонился, приложив руку к сердцу, и пошёл к выходу из сквера).
*Николай Лесков (1831-1895) - писатель, публицист, мемуарист.
*Николай Гоголь (1809-1862) - прозаик, драматург, поэт, критик, публицист.
*Лев Толстой (1828-1910) – великий русский писатель.
*Иван Тургенев (1818-1883) - писатель, поэт, публицист
