Пересчитав мелочь, Виктор направился к фалафельной. В этом непрезентабельном районе города фалафель, однако, с горячей питой стоил куда дешевле, чем в центре. Да и салат бе¬ри, не хочу. Дёшево и сердито. Зато сытно. Виктор побрёл на запах специй и жареного мяса, как путник, наконец, нашедший ориентир в тумане растерянности.
Он уже доедал питу, когда кто-то хлопнул его по плечу. Витька, ты ли это? Виктор резко обер¬нулся. --- Ха, Семён. Сёмка. Вот чёрт. Я же тебя года три не видел.
--- И я смотрю, рожа знакомая питу заглатывает. Ты где? Как?
--- Да, что говорить? --- Виктор врать не любил, а жаловаться ... Так вот. А ты?
--- Я тут недалеко живу. Не в лучшем районе, конечно, но центр. Что ты совсем пропал
--- Да не пропал я, Сёмка. Квартиру купили. Всего пятьдесят минут и тоже в центре. Но заморочки всякие. Работал. А сейчас и не знаю даже.
--- Вот что, давай по пивку за встречу. Я угощаю. Семён нырнул в помещение и через минуту вы¬ нырнул с двумя большими банками пива. --- Пойдём в тенёк. Рад тебя видеть. Курсы языка всё же вмес¬те осиливали. А это, брат, для нас как фронт был. М, да. У меня ведь тоже по специальности не по¬ лучилось. Да ты, наверное, помнишь мои потуги. Думал временно, а теперь ... Успокоился. Всё как-¬ то незаметно стабилизировалось. Устоялось. Да что об этом. Ты -то как. Через полчаса Семён под¬нялся со скамейки. --- Вот что, Витя, я понимаю, конечно, не а бы что, но я смогу тебе кажется по¬ мочь. Я ведь до сих пор в охране. Срок уже порядочный. Сейчас есть возможность и тебе устроить¬ся. Зарплата не большая, но зато стабильная. Работа у нас есть всегда. Правда, поначалу тобой все дырки затыкать будут. Но это уж, как везде. Курс почти «молодого бойца» так сказать. А прирабо¬таешься и место хорошее отыщется. Я вот при кондиционере, условия что надо. У тебя за эти годы
с полицией проблем не было? Ну и славно. Через месяц максимум разрешение на оружие полу¬чишь. А пока есть «точки», где и так можно. В крайнем случае .газовый получишь. Потом на курсы попадёшь. Всё как надо будет. Ты знаешь, я для себя решил, что лучше уж не очень престижно, за¬ то стабильно. Думаю, что тебя возьмут. Документы при себе? Тогда пошли. Тут до конторы нашей квартал всего. Я за тебя попрошу. Всё же я один из «стариков». Восьмой год всё же в одной фирме. Пошли, пошли, а то босс смоется.
--- Пиши, - Семён протянул Виктору анкету. Слышал, что босс сказал? Завтра уже выйти можешь. Я тут уже тоже что-то значу. Семён, смеясь, похлопал Виктора по плечу. Телефончик свой дай. И не дрейфь, старик. Всё будет хорошо. Вот тут, в графе прочерк поставь.
Окрылённый Виктор шёл по улице. Неужели повезло? Тьфу, тьфу. А если не справлюсь. Да, нет, не должно такое быть. Не должно. Всё у меня будет хорошо. И Давидом пора заняться. Может съез¬дить вместе куда –ни будь? В сафари, например. И тут его взгляд упал на вывеску со знакомым по той, казалось, уже далёкой жизни словом «Ломбард». Часы. Чтоб до первой получки хватило. Жаль, конечно, хотя я же их выкуплю. Ужин закатили. Сходим вместе с Милкой куда-нибудь. Да что жа¬леть!? Бог с ними. Цепи прошлого. На базаре за тридцатку на время куплю. Чтобы шли только. А там ... Будет день, будет и пища.
Выходя из ломбарда, Виктор вздохнул. --- Жульё. Всего пятьсот шекелей дали. Да им тысяча долларов цена, не меньше. Платина, это не жестянка. Ну да, ладно. Вы¬купать легче будет. А день незаметно клонился к закату. –Позвоню ка я Милке, решил он. Из бли¬жайшего таксофона он позвонил жене на фабрику.- Милка! - орал он, стараясь перекричать городс¬кой шум. Повезло. Да, взяли! Документы оформил. Завтра выхожу. Я вот, что хотел ... Я знаю, что ты устала. Приезжай на старую автобусную станцию. Деньги есть. Сюрприз. Ну, в кафе посидим и обратно вдвоём вернёмся. Знаю, что отдохнуть хочешь, но не долго. Значит, я тебя возле книжного магазина ждать буду. Через час.
Жизнь только начинается, Милка! Виктор повесил телефонную трубку. Настроение, казалось, вливалось в него, заполняя каждую клеточку, каждый нерв. --- Как это важно, споткнуться, остано¬виться, оглянуться вокруг и понять, что мы превращаемся во что-то ужасное, мерзкое. Что всё зло, накопленное нами до критической массы, выплёскивается, поглощая нас, убивает. И трудно, чертовски трудно остано¬вить посеянное нами зло. Эту бездонную воронку, всасывающую наши души. Надо найти в себе си¬лы остановиться. Оглянуться вокруг. Ведь зло порождает удесятерённое зло. Клоны зла. Они беспощадны и к создателям и к жертве. Остановись! Не возжелай зла. Не сотвори его ни близким, ни далёким, как бы труден или не благодарен не был твой повседневный быт. Ищи нишу свою. Свою радость в мелочах жизни. Не испоганивай душу свою злом и ненавистью. Разве виноват кто-то в том, что не тебе выпал счастливый билет. Много тому причин. Но прежде всего в тебе самом. И то¬лько ты сам провоцируешь добро и зло в окружающий тебя мир. Только ты, как бы не хотелось об¬ винить в своих неудачах всех и вся. Это осознать трудно, но нужно. Необходимо. Нужно найти в себе силы всё начать с чистого листа, как бы мучительно не саднила рана под названием «память». Да, с чистого листа. А иначе, какой же ты к чертям человек?
Главное, переосмыслить, понять то, что вносит в разброд в их жизнь. А понять, значит, принять, простить, изменить в меру возможности судьбу. И астрология тут может быть права. Они ведь оба огненные знаки. Оба лидеры. Оба, он уверен в этом, понимают, но не могут уступить друг другу во внутреннем лидерстве. Там он был на виду. И она, возможно, теперь бессознательно мстит ему, идя наперекор даже логике и здравому смыслу в том, чтобы уберечь семью об опасности проблем. Решить бы всё, да разговор у них не получается. Тут же возникает :конфликт. Всё наперекор, что его, Виктора, сопротивление и внутреннюю, иногда вырывающуюся наружу агрессию. Оба они от этого страдают, но не могут смерится и покорно подчинить себя другому. А семейная жизнь, как показывает опыт, это цепь вынужденных компромиссов. Виктор пытался понять, затем сопротив¬ляться активно, объяснить что-то, зачем-то. Ну, а затем пассивно. Она тратила деньги на дорогие наряды и :косметику при невыплаченных счетах, а он назло, стал тратить на сдерживаемую после репатриации страсть. Книги и альбомы по искусству. Глупо, конечно. Но это был акт отчаяния; Погибать, так с музыкой. Они, :конечно, не погибли, но долги всё тут же затягивали их и так далеко не устоявшуюся жизнь, толкали к порогу пропасти. Но какое-то чудо не давало им сделать послед¬ний шаг. Переступить черту. Хотя сколько сил и нервов стоит это чередующееся выбирание, а вер-
Нее- выползание. Глупая, бессмысленная, мазохистски съедающая их души борьба. Ради чего. Они
вряд ли ответят. Ведь в ней изначально не может быть победителя, а только побеждённые. В семье не может один существовать за счёт поражения другого. Так не бывает. Так почему же они не мо¬ гут ни примериться, ни расстаться? Ведь оба же мучаются, не пытаясь найти копромисс . А может быть, это чувство сродни тяги наркомана, понимающего всю пагубность последствий, вводящего себе в вену очередную порцию убивающего его яда? Кто их поймёт, если они не могут понять самих се¬бя? Вот и превращается жизнь в не радостные, изматывающие, лишённые света серые будни. Семья, это союз равных и не получается по иному. Ну, никак. Никак. Привычка, страшное слово. Непроти¬вление, соглашательство со своей душой -преступление. И мы, преступники, наказанные самим провидением быть вместе. Но ведь так жить нельзя. Аморально жить так. Без радости, нежности, к которой стремится душа, но отталкивает ослиное упрямство гордыни. А ведь как хочется прижать¬ся, обнять, излить свою накопленную тоску и нежность, утопив в чувстве любви боль и не понима¬ние. И возможно, Милка тоже стремится к этому. Так что же, чёрт побери стягивает, не даёт откры¬ться чувствам? Боже, как рвётся душа, и как держит её скованное условностями тело. Что же ме¬шает освободить душу, направить её порыв к счастью, теплу, успокоению измученного, издерган¬ ого Я? Надо хотя бы попытаться что-то изменить. А иначе, право, петля не худший из вариантов трусливого бегства от решения. От страха привычного течения тусклой обыденности.
Давид, сын Виктора и Милки, сидел на верху мраморной скамейки. Генка, палкообразный весну¬ щатый приятель в опущенных почти до нельзя широченных, со множеством накладных карманов джинсах, скручивал сигаретку с коноплёй.
--- Ну, чего тянешь? - Давид нетерпеливо покосился на приятеля. Скоро стая подойдёт. Зарядится пора.
--- А предки не просекли?
--- Им своих проблем хватает. Главное, чтоб аттестат был. А я, ты знаешь, не плохо в школе секу. Так что выходит не в поле их бдительности. Главное, не нарываться.
--- Это точно. Будешь выступать, лишнее внимание обеспечено. А нам это нам?
--- Готово?- Давид нервно протянул руку к приятелю.
--- Давай.
Подростки с наслаждением по очереди затянулись. В скверик стали стягиваться стайки подрост¬ ков. Затем они возьмут баночки с пивом и будут с шумным восторгом бесцельно фланировать по городу. Их одеяния напоминает маскарад. Хотя разве не маскарад вся наша жизнь? Где эти, благо¬ воспитаны, аккуратные еврейские дети? Остались в зыбких легендах, как и пресловутые скрипочки. Хотя, бог его знает, откуда в нас этот банальный и мало жизненный образ? Сами ведь мы не такими были. И патлы до плеч, и заплатанные джинсы. Но мы, это мы. Вечные, не проходящее, иногда сни¬ сходительное, но всё же недопонимание отцов и детей. Они, дети, вжились в страну- лучше нас. Они органичны и молоды. Они бунтуют по своему и совершают свойственные их возрасту глупости. Но они такие. И нет им дела до наших терзаний и нашей раздвоенности. И это - благо. Они такие, как есть. Это ни хорошо и ни плохо. А так, как дано юности в рамках определённого времени. И нечего их винить в том, что они не похожи на нас. Хотя и обидно, что уж тут скрывать. Но у них своя жизнь. Свой сложившийся мир.
--- Вот и старая автобусная станция. Мила сначала хотела отказаться от встречи с мужем. Устала, издёргалась. В ванну бы быстрее принять. Это единственное, что помогало ей расслабиться и хоть на время снять хроническую раздражительность. Но, уж очень был радостен голос Виктора. А мо¬жет и к лучшему? Давно пора посидеть где-нибудь вместе. Может быть, сгладит острые утлы их повседневности? Виктор совсем было раскис. Вечные его депрессии. Вечные жалобы. Его, конечно, понять можно, но... Энергии хочется. Жизни. Действия. Хотя, какие действия у безработного. Но это и его вина. Лень. Уж больно легко всё давалось раньше. Вот и трудиться, переделывать себя не научился. Я его ломать пыталась. Ну, не его, а его отношение к жизни. Так он ещё больше отстра¬нялся. А может мне его не ломать, а понять надо было? Хотя какой прок с понимания этого? А меня кто поймёт? Не повезло нам с профессиями. Ненужные они в иной языковой среде. Так переломать себя надо. Во имя семьи. Витька, вот умный какой, начитанный. Сколько всего знает, а язык норма¬льно за десять лет выучить не смог. Так что толку от его знаний? Эти знания тут никому не нужны. Не кормят они. Хотя, что же это я, - ужаснулась Милка.- Для себя ведь тоже оставаться человеком
немаловажно. Кто же знал, что нет у него способностей к языкам? Да и к технике тоже. Тому
