пустыми кружками, кое-как налил всем по дозе и смахнул, наконец, слезу, скатившуюся на скулу. – Давайте, давайте! За возвращение!
Те разомкнули объятия, тоже утёрлись. - Давай, Кеш, - и молча, торжественно, будто получили звания «Снежных барсов», выпили. И сразу взялись за ложки. Иннокентий поглядывал на них глазами кормилицы и от вопросов пока воздерживался. Лишь заметил умиленно:
- Как вы мне «Однажды в Америке» напоминаете. - Ребята разом поперхнулись, вспомнив горы трупов, обернулись недоуменно. Но Кеша продолжил: - Помните, малыш пирожное до проститутки не донёс? Вот и вы сейчас… Смотришь на вас – и сердце кровью обливается: до того всё щемяще!
- Дурак ты, Кеша, - хмуро буркнул Сашка. – Иль перепил… Иль писать начал, что ли?.. «Щемяще!» - протянул он с издевкой. – Там-то – высокое! Любовь! А мы просто жрать хотим!
- Ну, может быть, может быть… - философски согласился Иннокентий. Андрей Борисович же продолжал шкрябать ложкой по котелку: он не помнил этого момента в фильме. Видимо, сытый тогда был.
- А с рисунком то?.. Прояснилось что-нибудь?
- Прояснилось. - Александр сыто отпал от стола. Увидел клочок бумаги под ногами и чуть было не начал сворачивать «козью ножку». Но вовремя вспомнил о сигаретах. – Прояснилось.
Кеша с надеждой подался к нему.
- Нет ничего в интернете похожего! Ни в религиях, ни в геральдиках. Ни в медицинах, ни в географиях. Жоха и к абстракционистам залез, аж в «голубые» их периоды – и там ничего нет! То есть, там то тем более ничего нет! Эт я с его слов. А по паролю, что Малышенков дал для секретных ФСБэшных сайтов, не смогли залезть: требуют отпечатки пальцев. Жоха с Олегом поостереглись.
- А Кирилл? Там, на западе, может, попроще что-нибудь выяснить?
Тут ребята помрачнели, что видно было даже при тусклых бликах костра.
- Давай ка, Кеш, еще по-слегка, - произнёс Борисыч. И лишь когда выпил – продолжил: - Хреново у нас с Кирей получилось. Женился он. Не до нас ему сейчас. Так что мотай на ус со своей пассией. Как бы и ты от прекрасного да высокого не слинял под юбку.
Иннокентий вскочил, молча бухнул себя кулаком в грудь, выпучил клятвенно глаза.
- Да я!.. Да ни в жисть! Мужики! Папой клянусь!
- Сиди, сиди, - милостиво разрешил Жедяев. – Ты лучше…
Громкий всхрап из палатки прервал его. Он оглянулся с досадой, но храп перешел в бормотание, затем – в сонные всхлипы. Сашка продолжил:
- …Ты лучше скажи, чего кумекать будем с этим рисунком?
- Оставим до «пока». Нас еще второе ответвление ждет. А, может, и третье, и четвертое… Оставим.
- Ну, и славненько. О-ох, как сейчас отоспимся на сытый желудок! – томно и с удовольствием потянулся Борисыч, хрустнул сложенным в тальянку за день позвоночником. – Чем ты это нас таким сытным накормил?
- А чем я вас среди ночи могу?.. «Доширак»! Да у Тяпы немного осталось в чашке: Вовка в обед не доел, ей вывалил. Вот, рагушку по-ирландски… Эй, куда вы? – шепотом крикнул им вслед Иннокентий. – Вкусно хоть было?
А кусты в ответ – шур-шур-шур, шур-шур-шур. И тишина.
Ни хрена у них не выходило с этими пространственно-временными дырами! Пятый день подряд ничего не выходило! И сами не проваливались, и к ним никто не являлся. Становилось скучновато и голодно: Маленький, как завхоз, самостийно ограничил дневную норму съестного. Первоначально-то рассчитывали на рыбную ловлю и грибы. Но грибы из-за отсутствия осадков не появлялись, а тащиться на озеро никто не хотел, даже заядлый рыбак Москалёв: это же и обратно тащиться надо, да ещё с уловом! Так что, бурчали, но терпели.
Пещера ожиданий не оправдывала. Ответвлений становилось всё больше и больше, и все пока заканчивались тупиками. Артефакты тоже корова языком слизнула: ни мумий, ни хрустальных черепов, ни идолищ поганых. В поиск ходили уже, как на надоевшие экскурсии.
По вечерам, устав от трудов праведных, разбивались на группы по интересам и пытались убить время до сна. Общий разговор как-то не клеился: надоело талдычить об одном и том же.
Андрей Борисович и Иваном Хамитовичем беспрестанно резались в нарды на шелбаны. Большой и Малышенков под предлогом изучения английского сгруппировались вокруг Иннокентия, как источника исконно янковского языка и расписывали раз за разом «пульку». Причём, Малышенков обосновывал своё влечение к иностранному довольно странно: - Язык врага надо знать в лицо», - говорил он убеждённо Жедяеву. Тот тушевался от такого напора, беспомощно оглядывался на Большого.
- А тебе - то английский зачем? Латынь зубри, медик!
- А мне с любым иностранным легче голод переносить! – нагло ответствовал тот, медленно разворачивая карты. – И, кстати, народ… семь червей играю… народ, кстати, интересуется: почему всем урезали пайку, а Тяпе нет? Пас, Кеша… Я скоро от английской болезни скончаюсь с вашей жратвой! – Он аккуратно поёрзал на бревне, перемещая живот между коленей.
- Блудослов, - устало бросал Жедяев и отходил к костру. Здесь кучковались Маленький и Тяпа. Ни в какие группировки по интересам они не вступили и соло, с наслаждением занимались любимыми делами: Тяпа спала, а Вовка что – то с увлечением строчил в свой блокнот. Услышав за спиной Сашкины шаги, он прикрыл ладошкой написанное, обернулся. Лицо его светилось от счастья.
- Чего такой радостный? Будто от запора излечился, - Жедяев присел рядом.
- Я, Сань, рифму к слову Темиртау нашел!
- Ты ж прозаик, кажется, - безразлично ответил Александр, заглядывая в котелки. – Накой тебе эта рифма?
- «Накой, накой»… Натой! – возбужденно продолжал Вовка. – Я уже второй день…
Тяпа всхрапнула, прервав его.
- Ты, Вовка, погоди со своими рифмами, - тихо, оглянувшись на остальных, сказал Жедяев. – Народ здесь бунтовать начал: почему Тяпа на привилегированном положении? Почему ей пайку не урезали?
Тяпа мгновенно проснулась, прислушалась, приподняв одно ухо, но глаз, ради конспирации, не открыла и, для блезиру, продолжала похрапывать.
Вовка посмотрел на тёзку. Большой, не успев отвести от них любопытных глаз, как – то криво усмехнулся, хмыкнул и отвернулся.
- Вот, гад! – с чувством произнес Маленький. – На женщинах вздумал оторваться! Человек сорок дней может без пищи, а он!.. О, гад! – повторил он с удовольствием.
Жедяев отчего – то смутился.
- Да это я так, к слову… Но всё – равно что – то делать надо, а то, как – бы, бунта не было. Пришлют «черную метку»… С них станется… Вишь, какие времена наступают? – и перевёл разговор на другое. – Вов, ты, вот, филолог… (Вовка тщетно попробовал выпрямить сутулые плечи). Объясни мне: что это за английская болезнь?
- Опаньки! – Маленький даже привстал от растерянности. – Эт кого это я до рахита довёл?
- Так это рахит?! Ну, Москалино!..
- Саш, а ты чего такой простой? Как квадрат Малевича, честно слово! Он тебе ещё и про «испанку», и про «французскую болезнь» наговорит…
- Не-е, с этими – то я знаком! – радостно ответил Жедяев. Вовка на всякий случай от него отодвинулся. – Про рахит, вот, никогда не слышал. Но ты мне всё – равно полноценную жратву обеспечь, понял?!
- Понял, понял… Обеспечу… Сними меня на день с поиска – схожу на озеро, порыбачу.
- А и сниму! – твёрдо заявил Сашка. – И Тяпу сниму! С тобой пойдёт! Ничего, втроём пока поисследуют. – Ещё раз с тоской заглянул в пустые котелки. – Ладно, пойду и я Аглицкий поучу. Может, совместную фирму каку забабахаю?.. Кирилл - то там, в Канаде…
- Сейшельский лучше учи. Там офшоры, - посоветовал ему в спину Володька и начал готовиться к завтрашней рыбалке: бросил в пустой рюкзак ложку, складешок, консервы и фляжку со спиртным. И вновь потянулся к записной книжке.
Александр подошел к картёжникам.
- Надолго у вас партия? Четвёртым на следующую примите?
- Ес, ычиз, - рассеянно проговорил Малышенков, задумавшись над раскладом. – Зэ мизер, - объявил он. – Ху из плэй?
- Во, насобачились! – завистливо подумал Жедяев. – За два вечера! Даже этот, из «органов»… А говорят: они труднообучаемые. Хотя, вон в Люксембурге целую сборную по футболу из них сколотили. Из гаишников да почтальонов. И неплохую, говорят… А в Израиле, поди, из стоматологов и скрипачей варгянят, сборная то у них ещё посильней… - начал фантазировать он. – Интересно, у нас – то, в России, из какого… из кого собирают?
- Мужики! – спросил он. – А у нас в сборной по футболу кто играет? Ну… по специальности кто?..
- А у нас играют? – всё так же рассеянно спросил Малышенков. – Не ожидал… А мы вот так пойдём! И, кстати, что у нас на ужин?
- Что у нас на ужин – я не знаю. Но, вот, завтра Маленький обещал ухой накормить. Посему в пещеру пойдёте без него и Тяпы.
- Вот даже как?! – Малышенков сбросил карту. – А паёк их? Себе забираем?
- А-а-а!.. – беспечно махнул рукой Жедяев. – Забирайте! Обожритесь!
Ребята не забыли последнюю Сашкину фразу. И через сорок минут «привезли» ему «паровозик» из четырёх взяток.
- Не взыщи, - попытались они его утешить. – Всяко бывает… - А голосах картёжников сквозило злорадство.
- Я бы не взыкнул, - хмуро произнёс Жедяев, вставая. – И не взропнул бы… Но раз вы так ко мне – взропну! И взыскну! Вот помяните моё слово!
- Не пугай – пуганые! – с вызовом ответствовал Большой, опять сдавая на троих. – Нас не запугаешь! За нами тысячи и тысячи стоят!
- Лежат, - провокационно поправил его Малышенков.
- Лежат! – машинально спопугайничал тот. И замолчал. Оглянулся недоуменно на Малышенкова: - А почему «лежат»?
- Да ты, как на профсобрании. То ли патологоанатомов… - Малышенков развернул медленно карты. – то ли путан…
- В общем, займётесь завтра колодцем. Пора! - вернул их на землю Жедяев.
- Из воды вышли – в неё и уйдём, - скорбно промолвил Большой.
- Тьфу на тебя! – Жедяев сплюнул случайно залетевшую в рот мошку, утёрся. – Ты, уж, точно не из воды, а из другой субстанции вышел. Городишь здесь перед поиском… И вообще: разговоры прекратить, к ужину готовиться!
- Я отлуп беру! – заявил Иннокентий. – Я без Вовки без Маленького мочиться не буду! Мы с ним всю жизнь в одной связке! Как спаянные одной цепью!
- Кеша, кандальник ты безголовый, я тебя умоляю!.. Всего третий год Вовку знаешь!..
Глаза Кеши затуманились, обратились в дали.
- С Вовкой… Это – как год за десять…
Жедяев смешался. Он, почему то по-миккирурковски считал: год за восемь с половиной…
- Мочиться ты без него не хочешь… А как женихаться – так один!..
- Да я уж думал… - глаза у Иннокентия продолжали оставаться затуманенными, как у только что родившегося телка. – Может, посоветоваться с ним было надо? Показать Машу, а?..
- Ты ему ещё «право первой ночи» предоставь, - хихикнул Москалёв.
Дружно оглянулись на Маленького.
Седой нечёсаный воробей нахохлившись сидел у костра, нервно жевал левый пыльный ус и что-то старательно заносил в потрёпанную записную книжку. Сквозь порванную на спине футболку обнажилась угловатая лопатка.
- Да-а, - Жедяева всего передёрнуло. – И, ведь, позарилась когда-то на такого Надежда! – произнёс он с содроганием. – Пути господни…
- Сашь, да он тогда ещё не писал, - заговорили в Большом остатки справедливости. – Может, и годен на что был… Но ты, Кеш,
Даёшь ещё парочку!!! )))))))))))))))))))