на скользких телах и улетел в угол злосчастного сортира. Мы ещё не привыкли болезненно реагировать на каждую царапину, полученную во время блокировки, поэтому частенько игнорировали даже серьёзные повреждения. Как выяснилось несколько позже, упущенное время не могли вернуть никакие лекарства.
- Давайте взорвём эту халабуду к чёртовой матери, - сказал один из солдат, протирая забрызганный щиток шлема. Кажется, он цитировал какое-то кино, потому что все засмеялись.
- Входим, - скомандовал я, ощущая усталость во всех мышцах. Хотелось очутиться где угодно, пусть даже у чёрта на куличках, но только, как можно дальше от чёртового павильона, где неизвестные безжалостно выдрали экзотические насаждения и разрушили подобие каскадного водопада. Сейчас в загаженном водоёме плавали только гнилые листья и плоский труп кошки. В принципе, тоже дизайн, но больше подходящий для фильма ужасов.
Дверь домика просто прислонили к стене и чем-то прижали изнутри. Стоило приложиться тараном и тонкая пластиковая пластина хрустнула и подалась. В тёмную щель тотчас выпорхнул знакомый смрад и кто-то глухо, точно цепной пёс, заворчал. Однако совсем не это заставило всех встрепенуться.
Тихо захныкал ребёнок, забубнил успокаивающий голос и кто-то негромко попросил о помощи. Заложники, те, кого захватили сегодняшним утром. Именно это нападение зафиксировали камеры на перекрёстке, после чего и была объявлена тревога. Всё это безобразие окрестили планом: «Парк».
- Заложники, - предупредил я, меняя обойму автомата, - По возможности, брать живыми. Помните, что на их месте могли оказаться ваши жёны, дети, родители.
- Я своих во Владик отправил, - пробормотал кто-то за спиной.
Через полторы недели Владивосток накрыла самая мощная, из волн заражения. Периметр прорвали сразу в нескольких местах. Люди, сумевшие ускользнуть от монстров, гибли под пулемётными очередями блокировщиков. Президент, скрепя сердце, последовал примеру своих американских и французских коллег, отдав приказ выжечь город до основания.
Но кто мог знать?
Вновь гирлянды улетели в зловонный мрак и мы ворвались внутрь, рассекая тьму указками световых лучей. Никого. Вонь усилилась, но никто не пытался свалиться на голову или вцепиться клыками в пах. Это настораживало. Что-то тихо ухнуло и раздался дробный стук, точно в соседней комнате барабанщик третировал установку.
- Не рассеиваться! – предупредил я, - Особое внимание!
Опять принялся хныкать ребёнок, но звук странно перемещался, точно рыдал младенец-невидимка. В дальней комнате, как мне показалось, разговаривали два мужчины, причём так спокойно, словно не происходило ничего странного.
- Дерьмо какое-то! – сказал сержант и тут я был с ним абсолютно согласен.
- Идём плотной группой, - я передумал делить людей, на что как бы намекали две открытые двери. Возникло ощущение, что нас пытаются заманить в ловушку, - Вперёд!
Теперь ребёнок плакал не переставая, в перерывах между всхлипываниями, пытаясь звать маму. Один из спокойных собеседников глухо рассмеялся, а кто-то начал протяжно кашлять, словно у него приключился приступ бронхита.
Помещения павильона оказались абсолютно пустыми, точно их освободили от вещей и тщательно вымели метлой. Срань какая-то! Откуда тогда вонь и кто издаёт все эти звуки? И ни одного чёртового окна…Кто так строит?
Судя по пройденному расстоянию, мы уже должны были приблизиться к самой дальней комнате. Я заметил, как дрожит оружие в руках у подчинённых. Один солдат тихо выругал долбаный пот. Я думаю! У меня у самого яростно щипало в уголках глаз. А снаружи – плюс три!
Плач смолк, как отрезало. Затихли голоса и смолкли палочки неведомого барабанщика, исполнив последнюю виртуозную дробь. Наступила окончательная и полная тишина, в которой слышалось только наше дыхание, да треск старых досок под ногами.
Лучи фонарей упёрлись в закрытую дверь. Первую закрытую дверь, за все время нашего движения по проклятому павильону. Сержант откинул забрало и я вновь увидел его исцарапанную физиономию, блестящую от пота.
- Лейтенант, - он хрипнул, подавившись и кашлянув, продолжил, - Лейтенант, нет там никаких заложников, мать бы их! Не знаю, как они это делают, но там – засада. Сожжём сраную будку к чёртовой матери!
И в этот момент ребёнок зарыдал и завизжал, словно его резали заживо.
Нервы и так были на пределе, а эдакое рыдание способно растопить сердце самого камня. Никто уже не думал о возможной засаде и опасности, грозящей со стороны кровожадных тварей. Один из солдат навалился плечом на дверь и тут же повалился с ней на пол. Ещё один воин ткнул стволом автомата в темноту и световой конус нарисовал на стене тень от чего-то, напоминающего осьминога.
Плач ребёнка утих, как обрезало и тут же оглушительно врезал барабанщик. Казалось его удары разрывают барабанные перепонки и отдаются на внутренних стенках черепа. Кто-то истошно завопил и я увидел бледное лицо с закатившимися глазами. В носу что-то лопнуло и по губам прокатилась солёная влага.
Солдата, лежавшего на двери, рывком втянуло во мрак, а второго, пытавшегося рассеять тьму, вышвырнуло наружу, да с такой силой, что он впечатался в стену. Помогать оказалось некому: остальные, упав на колени, прижимали руки к ушам. Все напрочь позабыли про оружие и неведомую угрозу.
Один я умудрился остаться на ногах, хоть толчки боли и рвали содержимое головы в клочья, а в глаза заслоняла кроваво-красная пелена. Каждый шаг давался с невероятным трудом, но я всё же сумел стать на границе темноты и опустил руку, нащупывая светошумовую. Пусть яркий свет прогонит мрак и то, что скрывается в его глубинах.
В то время мы ещё не носили камер наблюдения, поэтому невозможно промотать изображение назад и объяснить, что же я увидел в ничтожную долю мгновения, после взрыва гранаты. В отчёте я указал, что ослеп после вспышки, а зрение восстановилось лишь к вечеру. В стене павильона появилась огромная дыра, куда, судя по всему, ушла тварь, напавшая на нас. Боец, схваченный ею, оказался мёртв. Выпит досуха.
Но кое что осталось. Когда я пытаюсь вспомнить тот день, мне кажется, будто перед глазами возникает достаточно отчётливая картинка. Тварь, напоминающая гигантского паука с корпусом человека, сжимает в лапах обмякшее тело бойца. А за спиной уродливой дряни стоит бледная красивая женщина и пристально смотрит на меня. На её плечи наброшен блестящий, точно мокрый, плащ, скрывающий тело до пят.
И это – всё.
Звонит телефон. Ватрушка. Вообще-то Варя не любит, когда я её так называю.
У нас есть уговор: в день сурка - никаких звонков, пока я не вернусь. Но тут сам виноват: задержался.
- Любимый, всё в порядке? – о, эта приятная хрипотца во взволнованном голосе, - Ты так долго…
- Всё в порядке, - осталась одна остановка, - Жди. Скоро буду.
