страстями и фанатичной убежденностью в своей правоте как единственного и праведного христианина. Если бы его царствование продлилось дольше, он мог бы в конце с удивлением обнаружить, что народа почти нет, управлять некем. Всех истребил, уничтожил, казнил. Ни врагов, ни подданных — он один, и сам Господь через него проливает на Россию свою благодать, он остался единственным посредником между Господом и русским народом... Только где он, народ-то? Ау! А в ответ тишина...
— Это, конечно, гротескно сказано, Беатрис, но тут я приведу цитату с «Антихристианина...» Ницше: «Этот гибрид упадка, образовавшийся из нуля, понятия и противоречия, в котором получили свою санкцию все инстинкты décadence, вся трусливость и усталость души!..» Именно — трусливость души, моральный упадок, одно слово — décadence.
— Да, Ницше тонко подметил: «...христианство покинуло свою первоначальную почву... и... вышло на поиски власти, очутилось среди варварских народов — с тех пор оно не могло уже более рассчитывать на утомленных людей, но ему предстояло иметь дело с людьми внутренне одичавшими и терзающими друг друга — людьми сильными, но неудачниками. Недовольство собою, страдание от самого себя... чересчур сильное стремление к причинению боли, к разрешению внутреннего напряжения путем враждебных поступков и представлений. Христианству нужны были варварские понятия и оценки, чтобы господствовать над варварами: такова жертва первенца, причащение в виде пития крови, презрение духа и культуры, всевозможные — чувственные и сверхчувственные — пытки, помпезность культа. <...> Христианство хочет приобрести господство над дикими зверями; средством его для этого является — сделать их больными. Делать слабым — это христианский рецепт к приручению, к „цивилизации“».
Думаю, Иоанн Грозный в этом плане превзошел сам себя. Но он не одинок в русской и советской истории, которая изобилует тиранами, моральными уродами, садистами от большой политики. Что интересно, все они прикрывались интересами того же народа, который истребляли, и божественностью своей власти, которая угодливо освящалась церковью. В современной истории России ничего не изменилось. Тандем РПЦ с путинским режимом крепок, как никогда. Вопрос в другом: как не допускать подобного в будущем? Ведь Ницше, да и многие философы, мечтали об эре качественно новой, при которой человечество будет избавлено от таких недостатков, как узурпация власти, неконтролируемая и опасная для мира. Это должна быть эра нового скачка в развитии человечества, где априори не должно быть такого.
— Такой скачок возможен только тогда, когда произойдет качественный сдвиг в сознании. Я тоже представляла себе, что XXI век будет началом нового витка цивилизации. Неужели я ошиблась?
— Как ты себе представляла мир в новом веке? — спросила Беатрис.
Уицрик задумалась.
— Это должна быть новая общность землян, которые будут позиционировать себя только как жители планеты, а не конкретного государства со всеми порочными атрибутами власти. Пусть это называется Новым мировым порядком, или как угодно, но места тиранам в нем больше не будет. А это значит, не будет войн, насилия, бедности. Ресурсы планеты должны принадлежать всем в равной части, глобализация — всеобъемлющей, а законы выживания человечества как биологического вида в просторах Вселенной — приоритетом. Только так.
Беатрис покачала головой и вновь показала на тень Иоанна.
— Слишком мало времени прошло.
— Но может статься, что осталось еще меньше.
Что творилось в душе Иоанна, что чувствовал он на закате своего царствования? Было ли раскаяние за содеянное или чувство сожаления напрочь исчезло из его окаменевшего сердца? Кто знает. Видимо, философия существования сильных мира сего слишком далека от понимания простых человеческих судеб. Может, они и людьми перестают быть, а превращаются в богов — жестоких, недоступных и беспощадных.
Царь смотрел на свою любимую забаву — несчастную жертву бросали в лапы голодного медведя. Бедняга пытался вырвать хотя бы полминуты жизни, но исход борьбы был очевиден, зрелище не для слабонервных. Всюду человеческие останки и кровь, кровь, кровь... Рычание, вопли, смех и улюлюканье толпы...
Он утомился, забылся, страшные картины исчезли, и ему привиделись глаза Анастасии — добрые, улыбающиеся, родные... Вот сейчас она дотронется рукой его воспаленного чела, и боль исчезнет, и виски перестанут стучать, и он станет снова спокойным и счастливым рядом с ней... Защемило сердце, казалось, на какую-то долю секунды стал снова человеком... Но только на мгновение. Не царское это дело — человеком быть! Он очнулся, кивнул, и очередную жертву втолкнули в объятия разъяренного зверя. Хотя кто главный зверь в этом кровавом спектакле — догадаться не сложно. Очевидно, что запах человеческой крови будоражил его не меньше, чем зверя.
«Таков наш век: слепых ведут безумцы», — вещал Шекспир устами Глостера в «Короле Лире».
Не пора ли прозреть? Наверное, пора!
...И снова кровь, кровь, кровь, а кругом одни звери, звери, звери...
