Неудачница

Неудачница
Мелкие колючие снежинки. Летящие. Парящие. Вьюжная зима. Холодно. Где-то. Там, за промерзшим окном, заснеженным двором, обледеневшим забором. А рядом – дрова пылают в камине. Тепло. Мама в смежной комнате наряжается. К гостям.
Стук посохом о дверь. Гулкий. Топтание у порога. Мороз. Дверь нараспашку. Подбирается к горлу щиплющий холодный воздух. Больно. Я плачу. Ангина.
– Испугалась? – тревожится папа, загораживая спиной ряженых.
Из-за его широкой спины плохо видно. Не разглядеть. Черную смерть. Белого ангела. И фею (я узнала ее по длинному серебристому платью).
Новый год «по-старому». Колядки. Веселые. Шумные. Не понимаю языка. Чужого. Молдавского. Папа переводит. Объясняет мне, что люди желают нам счастья. Люди?
Сброшены маски. Самогон разлит по стаканам. Чокаются. Все. В раскрытый холщовый мешок мама кладет подарки. В протянутые руки – деньги. Праздник. Светлый. Добрый.

* * *
Я всегда знала. Чувствовала. Видела. А он и не скрывал. Не считал нужным. Я не укоряла. Не упрекала. Просто умирала. Каждый раз по-разному. То медленно и тихо. То мгновенно. Понимая, что выживу – и удержу.
Душное море. Потные люди. Жара. Зачем приехали? Я заметила ее издалека, но сделала вид, что не вижу. Напрасно. Она подбежала, подлетела. Обняла, поцеловала. Бывшая любовница моего мужа. Общая знакомая. Она держала за руку ребенка. Его?
Шла берегом. Долго. Мимо роскошных гостиниц. Вышла на дикий пляж. Редкие брезентовые палатки. Чугунные котелки над кострами.
Звонкие голоса. Русские? Подошла. Спросила. Обняли, как родную. Плеснули водки. Потеплело внутри. Расплакалась.
Случайная встреча в чужой стране? Она – высокая и стройная, а главное – молодая. С ней ребенок – лет пяти, рыжеволосый. Много красивых мест на этой земле. Городов. Гостиниц. Почему он так поступил? Со мной. С ней.
Кто-то обнял. Поцеловал. Надел шлем на голову. Подвез. Я не запомнила его лица.
Вернулась в бунгало. Мой муж снял его, нарядный дом для новобрачных. Сказал, что другого не было. Бархатный сезон.
В супружеской спальне стоит огромная кровать. К чему? Я сплю на кушетке. Привыкла. Он приходит под утро. (Игрок.) Широкое зеркало во всю стену комнаты. Подошла к нему. Пристально всмотрелась в отображение. Увидела уставшее лицо. За худыми плечами – нарядный балдахин, за ним – кровать. Картины по стенам. Качаются. Много выпила. Сколько? Глаза напротив красные, воспаленные.
В какую-то секунду мне показалось, что я уснула. Вот так, стоя, опираясь на тумбу, вглядываясь в зеркало, разглядывая себя. Устала. Потом поняла: то, что я вижу, не сон.
В зеркале не было меня – опустошенной и пьяной. По ту сторону – другая женщина. Красивая. И мужчина. Крепкого телосложения. Они ругались между собой. Не замечая меня. Не обращая внимания на покачивавшееся тело. Словно меня и не было рядом.
А потом… он с силой двумя руками толкнул ее. Потеряв равновесие, она упала, разбила спиной зеркало. По ту сторону посыпались осколки. Я видела, как они, медленно кувыркаясь в воздухе, разлетались в стороны. Я слышала звон упавшего стекла. Коснулась рукой своей стороны зеркала. Гладкая ровная поверхность. Ни царапинки.
Выбежала на улицу. Обежала дом. Где люди, которых я видела? Где они?
Протрезвела. Вернулась в дом, прилегла.
Он пришел, как обычно, на рассвете. Выключил свет. Раздвинул занавески. Приподнял жалюзи. Рассветное солнце лениво осветило тусклые предметы: нетронутую кровать, картины на стенах, сырые банные полотенца, валявшиеся на ковре, цветочную вазу, до верху набитую окурками.
– Я видела. Я все знаю, – прохрипела. Трудно разговаривать. После вчерашнего.
– Ты опять пила? – он занервничал. – Мы же договаривались!
Не сдержался. Закричал.
– Я все видела, – расплакалась.
– Господи, что ты видела? – заметался. – Да, она приехала с ребенком. Черт бы ее побрал! Принесла нелегкая в такую даль. Хочешь – уедем? Сегодня!
– Я не про твою любовницу.
– Бывшую, – поправил он. Расставил нужные акценты. Он умеет.
– Ночью я видела, как убили женщину.
– Что?.. – его лицо вытянулось.
Местный доктор прописал мне транквилизаторы. Снова. Мы вернулись в страну. Родную. Я старалась забыть его бывшую любовницу. Я пыталась не думать о рыжеволосом ребенке. Только образ той женщины за зеркалом ни на секунду не оставлял меня. В тот вечер она ударилась телом о громоздкое, тяжелое стекло. Она умерла?
Постепенно начали вспоминаться упущенные поначалу подробности. Было не до них. Не до мелочей. Во что она была одета (черное вечернее платье). Что было на нем (обернут простыней).

* * *
Для них сняли номер в гостинице. Дорогой. Красивый. Они поженились накануне.
– Вам один ключ? – спросил дежурный метрдотель.
– Один, – ответили хором.
«Молодожены, не любовники», – решил служащий гостиницы, коротко взглянув на веселую счастливую пару.
Они вышли из центрального стеклянного холла на шумную улицу. Пошли по узкой тропке. Песчаная дорожка, мягкая, податливая, ровная, уводила от голосов людей и гула машин. Она заканчивалась у крашеных ворот уединенного бунгало для новобрачных, из широких окон которого был виден крутой утес.
– Тебе не показался странным старик? – неспешно шагая, спросила Ольга у мужа.
– Старик? – удивился Макс. – Почему «старик»?
– Глаза усталые…
– Нет… – Макс хотел еще что-то сказать, но Ольга вдруг громко вскрикнула: «Осторожно!»
Его раздражали ее бурные эмоции. После ее пронзительного: «Осторожно!» – он споткнулся, упал. Изорвал брючину, поранил колено.
– Ничего, – бодро встал, носком ботинка отбросил с тропинки небольшой камень. Камень, подпрыгнув, вязко хлюпнулся у ног поливальщика газонов. – Не нравится мне этот тип, – раздраженно фыркнул Макс.
– Кто?
– Кто-кто… Поливальщик!
В уютное бунгало молодые люди внесли ручную кладь и плохое настроение. Медовый месяц начался.

* * *
Они познакомились в пабе. Она зашла туда случайно. Он не мог упустить свой шанс. По туфелькам, пальто и сумочке Макс догадался, что эту молодую женщину денежные проблемы всегда обходят стороной. А потом узнал, что этот паб – и другой, и еще один – часть их семейного бизнеса.
Ее родители внесли взнос за новый дом в благополучном районе города и подарили отдых на берегу моря.
Калифорния. Шумные пальмы (сезон ветров). Песчаный берег. Нежаркое зимнее солнце. Учтивый персонал. Первые дни пролетели быстро. Потом погода испортилась. Разыгрался шторм. Скучно.
Они заказали ужин в ресторане. Она пила вино; он разглядывал лиф дамы, сидевшей за соседним столиком. Впервые она задумалась о том, не является ли ее скоропалительный брак ошибкой.
Ливень. Ветер сносит шляпки, ломает зонты. Дошли. Промокли до нитки. Он сбросил одежду, обернулся простыней. Она плеснула в бокал виски.
– Ты много пьешь, – произнес Макс.
– А ты много хочешь, – съязвила Ольга, намекая на пышногрудую блондинку из ресторана. Одинокую и печальную. (Кальян.)

* * *
Ольга родилась в семье русских эмигрантов. Первая волна беженцев. Им позволили увезти и унести. У других было иначе. После. Ее семье неслыханно повезло. Никто не погиб. Никого не расстреляли. Близкие не сгинули в лагерях. О несчастьях других были наслышаны из прессы и сплетен. Шумных. Разных.
Живя в довольстве и достатке, ее семья не озлобилась. Не забыла родного языка. Обычаев предков.
– Знаешь, – сказала Ольга, чуть отстранившись от мужа и вернув на место спущенную бретельку платья, – перед Рождеством у нас гадают.
– Колдуют? – удивился Макс.
– Нет. Гадают. У зеркала. Что зеркало покажет, то и случится в будущем.
Ольга подошла к огромному зеркалу, украшавшему стену их номера, и нежно погладила бронзовую раму.
Макс никогда не видел жену такой задумчивой. Строгой. Впервые за время, как они познакомились, он подумал, что между ними действительно существуют какие-то отношения. Не поверхностные. Серьезные.
Улыбнулся мыслям. Прошелся рукой по ее влажным волосам.
– Ты бы переоделась, – произнес с тревогой.
Она вздрогнула. Прислушалась. Ливень звонко хлестал по стеклу закрытого окна.
– Словно в дом кто стучится…
– Боишься? – беззаботно рассмеялся Макс.
Ольга достала из чемоданчика пять длинных свечей. Поднесла к зеркалу. Плотно укрепила их в подсвечнике. Зажгла фитильки. Погасила свет.
Макс следил за женой. Ему нравилось необычное представление, которое она перед ним разыгрывала. Представление, интригующее новизной и таинственностью.
Вдруг Ольга насторожилась. Прислушалась. Прошептала:
– Ты слышишь? Кто-то ходит вокруг дома! Семенит быстро-быстро!..
– Это ветер. Гнет пальму. Ты действительно боишься? – удивленно спросил Макс.
– Нет, – Ольга натянуто улыбнулась. Добавила все еще шепотом: – Действительно ветер.

* * *
Я люблю деревню. Скучную. Унылую. Нищую. Утонувшую во мраке. Давно отключили свет. Люди привыкли. Научились надеяться на самих себя.
Зажгла керосинку. Опять пошел дождь. Завыл ветер. Какая погода под Рождество!
Пьяный угар. Дымным куполом он окутал сгнившие дома. Пьют всегда. Пьют везде. В каждой семье. А семей осталось – раз, два и обчелся. Другие – уехали. Сбежали, прихватив с собой скудные пожитки. Куда?
За горизонтом так же, как здесь. Не лучше. Глупые. Я знаю.
Вернулась. В эти места. В эти края. Никогда раньше здесь не была, но я вернулась.
Приехала. Так легче. Проще. Честнее. В местные события и «общество» вписалась легко. Полюбила заброшенный дом. Обогрела его своим дыханием. Соседи принесли дрова. Сказали – подарок к рождеству. Добрые люди – нищие. Потерявшие память. Сохранившие сердца. Они меня признали как «Нюру». Кто такая Нюра?
Рассказали. Жила в этом доме. Лечила, как могла. Кошек, собак. Потом сын утонул. Муж пропал. И она исчезла.
Мы выпили за встречу (не за знакомство). Потом кто-то через стол протянул грязную израненную руку:
– Нюра, пожалуйста, помоги.
«Пожалуйста» он произнес с трудом. Я не хотела отказывать вежливому человеку. Сделала все, что смогла. Открыла сумку, достала зеленку, окатила руку. Неосторожно. Тотчас несколько нетрезвых голосов завистливо ахнуло, грязные руки пошли рыться-копаться в моем багаже, как в своем.
Притащила на себе в новую жизнь столько, сколько унесла. Теплые вещи, лекарства, книжку.
Краем уха услышала: «Богатой вернулась!» Кто-то рядом шумно сглотнул слюну. Вцепилась руками в книгу (зачем?). Получила в глаз (не помню от кого).
Проснулась от холода и голода. Подумала: «Так и сдохну», – но меня вдруг куда-то потащили. Затолкали в теплую баню. Дали хлеба. «Все люди – братья», – благодушно пронеслось в голове.
Утро незаметно переросло в полдень. Полдень быстро сменился вечером. Растопили баню. Жарко. Меня не прогнали, разрешили остаться, пропариться с веником накануне светлого праздника.
Удивившись чужой доброте, спросила: «За что?»
Толстая тетка, соседка Сонька, щекоча обвислой грудью мой тощий зад, гордо и радостно гаркнула: «Школьный учитель купил твою книгу!»
Учитель? Я удивилась. Не тому, что они продали мою книгу. И не тому, что кто-то ее купил. В деревне – пять домов, в которых по-прежнему обитают люди. Жильцы – пожилые люди. Детей нет! Старая школа заколочена прогнившими досками.
Решила спросить. Получила в ответ: «Нюрка, ты все мозги пропила». И всё.
Наверное, правда. Пропила. Не сумела иначе. Не смогла.

* * *
Чудак покойник:
Умер во вторник,
Пришли хоронить –
Он из