Г-где, где? В звизде! Не томи, г-говори дальше! - все больше сатанея, матерно бурчит отставник, сжимая трясущейся рукой взопревший бокал.
- Где? - сделав артистическую паузу, повторяет вопрос флотский чудик и с «умным» видом, что ему ну никак не идет, распевно отвечает. - «В тундре, на широкой дороге, по которой шел поезд Ленинград-Колыма». На лесоповалах, осваивали суровые дальневосточные просторы нашей любимой Родины. Это в лучшем случае. Многих из них «вздернули на реях», то есть расстреляли, царство им небесное.
Владимир Николаевич тушит окурок о рыбную чешую, скорбно перекрещивается и вспоминает знаменитый Владивостокский флотский экипаж на Второй речке - бывшую пересыльную тюрьму откуда в страшные времена отправляли людей на баржах в магаданские лагеря.
- А ты живешь, можно сказать, в Европе, рядом со столицей. Приговорен не к стенке, а к хорошей пенсии и критике современной жизни. По сто-двести рублей каждый год подбрасывают? Подбрасывают! - «молодой» звенит мелочью в кармане, хотя хочет ругнуться матом. - Одой! Квартиру в обход своих однополчан получил? Получил! И не на Колыме, заметь. В черные списки бывших Красных Командиров не внесен? Не внесен! Дают возможность переходить на красный огонь светофора и носить красные генеральские лампасы на кальсонах, о которых ты всю жизнь мечтал? Дают! За то, что был агрессивным коммунистом, не преследуют по политическим мотивам? Нет!
«А пора бы это сделать», - думает хитрый черт на плече Владимира Николаевича, помахивая хвостом.
- Радоваться бы тебе и радоваться, ежедневно повторяя: «Жизнь прекрасна, сосед мне должен три рубля!», а ты все стонешь и стонешь, разбавляя пиво желчью, - «молодой» пенсионер, очередной раз придурковато улыбнувшись, продолжает «воспитание» старика. - Тебе дают возможность каждый божий день критиковать капиталистический бардак? Дают! Не расстреливают три года подряд и каждый день до смерти? - флотский, следя за наполненностью бокалов, напоминает старику. - Ты пиво то подливай, не жлобись! Здесь, как у тебя в штабе, «шестерок» нет! - Владимир Николаевич делает многозначительную паузу и выдает очередную «сентенцию». - Вообще-то ты Одой враг этим правителям! «Пятая колонна», готовая в любой момент сунуть нож в демократическую спину капитализма, - флотский сияющий, словно кафель в гальюне с сожалением смотрит на старика, как отец на младого сына-недоумка. - А ты все плохо да плохо. Жить нам и молиться надо на наших правителей!
«Большевичок», вместо того чтобы успокоится, и закусить пиво воблой, с лицом, будто крысой подавился, злорадно начинает грозить окружающим сморщенным кулачком.
- Я еще п-покажу им кузькину мать! Они еще пожалеют! - глаз старика мутнеет злой слезой.
