радостно улыбнулась, что и я…) Ты знаешь, ведь бывает так, что с первого слова, взгляда веришь человеку, вот и я тогда… из-за этих его слов как-то сразу доверилась ему: «Да, помогите. А то не знаю, как отсюда к трассе выйти, к автобусу.» (Поезд остановился. За окном вместо луны размыто засветились огни перрона и Дана кивнула на дверь.) Может снова выйдем? (И вышли. Прошлись, остановились над клумбой, от которой исходил тонкий пряный аромат каких-то невидимых нам цветов.) Какой аромат удивительный! (Она глубоко вдохнула, закрыла глаза.) Не знаю, как у тебя, а у меня обоняние сильное и часто доставляет столько неприятных минут!.. когда чем-либо… а вот когда так, как сейчас! (Еже раз вдохнула.) И Антон знает об этом, поэтому и дарит цветы… Ну да, он, мой муж, который тогда, на мосту… О нет, далеко не сразу мы… В тот вечер я призналась ему, что идти мне некуда… Нет, не всё рассказала, да он и не расспрашивал, а просто отвёл меня к матери и сказал: «Принимай, мама, новую квартирантку.» И я стала у неё жить… Нет, что ты! Жила квартиранткой, а с Антоном стали встречаться, ходить в кино… Да, потом всё же рассказала ему о Тольке, и знаешь, он еще чаще стал говорить мне что-то приятное о моей внешности, характере и даже привычках, а через полгода предложил «руку и сердце», сказав при этом: «Только давай еще немного подождём, хочу поднакопить денег и купить квартиру.» (И тут мы услышали объявление об отправлении нашего поезда и, поспешая, направились к вагону.) Да, ты права, мой Антон разумный человек, но вот что меня последнее время мучило, возвращая в то самое прошлое, о котором я – тебе… (И снова сидим за столиком, но она пока молчит, словно заново обдумывая то, что хочет сказать.) И мучило вот почему. (При скупом свете купе показалось, что глаза её стали совсем чёрными.) Ни-икак не находила ответа на вопросы, которые с некоторых пор стала себе задавать: ну почему так обречённо подчинялась Толе, почему так безропотно принимала его слова: ты некрасивая, ты глупая, тебя не будут любить, кому ты нужна такая… Почему? Может, ответишь?.. Да, да, может и родители не так воспитали… ага, слишком подавляли, было такое, а потом еще и Толя… Вот-вот, такое подавление с их стороны и внушаемое от Тольки… (Она грустно улыбнулась, но выпрямилась, стряхнула улыбку.) Но ведь всё же поняла тогда, когда выкрикнула: я себе нужна, себе! И потому поняла… вернее, не столько поняла, сколько почувствовала, что от всего этого могу стать безразличной не только к себе, но и ко всему, а это значило… И мой Антон тоже увидел это во мне, поэтому стал говорить совсем другие слова, нежели Толя. (Заглянула в стаканчики.) Так давай - по последнему глотку за то, чтобы… (Чокнулась с моим.) Чтобы с нами всегда был хотя бы один человек, который поверит в мои… в твои силы и поможет выбраться из любой мучительной ситуации! Согласна?
- Да, конечно, моя лунная богиня. (Допили коньяк, взяли по дольше шоколада.) Рассказанное тобой весьма интересно и будит размышления, которые… А, впрочем, хватит размышлений, пора спать. - Я встала, невольно взглянула в темноту окна: - Смотри! А луна-то стала еще ярче!
- Ой, и впрямь! – И так светло улыбнулась! - Только жаль, что уплывает от нас.
- Вправо уплывает, – почему-то прозаично пояснила я: - А значит, наш поезд поворачивает налево. – Но тут же спохватилась: - Ах, лунная моя Дана-Данута, не огорчайся! Будет для тебя еще много лун таких же больших и ярких! А как же иначе… для богини луны?
P. S.
Через месяц она позвонила:
- Слушай… - и помолчала: – Вот, смотрю на такую же луну, как тогда, в поезде, и вспоминаю, как мы с тобой… И захотелось извиниться… А вот за что. Ты уж прости меня, что тогда вот так, вдруг и выплеснула на тебя наболевшее… Да нет, не успокаивай, я знаю, как это бывает… Кстати, а луна и сейчас висит прямо передо мной, и такая красиво-загадочная!.. Так вот, вроде бы и стараешься не переживать за чужие беды, но зачастую они так входят в сердце, что потом… Согласна? Вот поэтому и прошу прощения, что эгоистично обременила тебя своим… тем, что не давало покоя. А еще благодарю, что, выслушала и вроде как освободила меня от того, что мешало жить.
И я, опасаясь ненароком обронить неискренние слова, приняла её извинение, - значит оно ей необходимо! – ибо давно поняла, что мы, люди, словно сообщающиеся сосуды, и если тот, кто рядом переполняется, то просто необходимо подставить… принять от него то, что мешает жить. И пусть ему от этого станет хотя бы немного легче. Да и не только ему, но и мне.
