он за эти дни уже перестал замечать. Под лопаткой тянуло не сильно, с этим ощущением он тоже свыкся.
- Все хорошо, - сказала овчарка, - Воспаления нет почти.
Она смазала заживающий порез какой-то мазью и заклеила новым пластырем, а потом стала растирать Игорю спину.
- Настя, - проговорил он, блаженствуя под ее руками, - Вы все-таки ко мне слишком добры. Но я вот хотел спросить, - Соколовский посмотрел на нее, не отрывая щеки от подушки, - Вы сказали, что просто сейчас ваше время... Ну, когда назвали меня глупым, - усмехнулся он.
- Хочешь понять, что это значит? - снова улыбнулась овчарка, - А сам не догадываешься? Ты мне понравился, настолько, чтобы выкупить твою жизнь, а не только использовать мою власть над тобой в СИЗО, временно, как это было с другими.
- Почему? - спросил Игорь.
- Потому что ты отличаешься от других, - ответила она, - Ты не преступник, не из этой среды, тебя действительно в изолятор случайным ветром занесло, хотя так очень любят говорить те, кто оказывается там за дело. Ты ни разу ни на что не пожаловался, не пытался со мной хитрить, меня использовать или как-то подставить ради своей выгоды. Мне еще никогда не встречались такие, как ты.
- Но я и правда оказался там за дело, - сказал Игорь.
- И говоришь об этом прямо, - произнесла овчарка, продолжая легкий массаж, - Ты хороший парень, честный, порядочный. И потому ты должен жить своей жизнью, а я только помогу тебе, побуду рядом, пока это возможно. Зачем мне это - понимай, как хочешь.
- Ну я примерно на такой ответ и рассчитывал, - улыбнулся Соколовский, - В плане "понимай, как хочешь". Не знаю, как вас отблагодарить за все, но я что-нибудь придумаю.
- Ты, главное, выздоровей, - ответила надсмотрщица, ласково проводя ладонью по его спине.
- Да я уже в порядке, - ответил Игорь.
Но еще несколько дней он не был в порядке. Хворь, подцепленная в стылых каменных стенах СИЗО, отпускала Соколовского неохотно. И все же тепло ухоженного дома, хорошая еда, много сна, лечение и забота овчарки сделали свое дело. Кашель понемногу прекратился, Игорь восстанавливал силы.
С наслаждением он выбрил лицо, избавившись от многодневной щетины. Надсмотрщица подошла к нему сзади, глядя на отражение в зеркале над кухонной раковиной.
- Одни глазищи от тебя остались, Соколовский, - сказала она, - Буду кормить тебя получше.
- Лучше уже некуда, - ответил он, - Так, как вы, наверное, только мама готовила... Хотя, я мало что помню.
- Я знаю, что ты рано мать потерял, - произнесла овчарка, но не стала развивать эту тему, за что Игорь был ей только благодарен.
Снаружи становилось все холоднее, выпал снег, так что во дворе приходилось расчищать еще не высокие, но уже сугробы. Овчарка и Соколовский делали это вместе, спускали Багиру с цепи, играли с ней. От болезни и кашля не осталось и следа, Игорь спокойно дышал морозным холодом, подставлял лицо солнцу в погожие дни. Ему никогда не приходилось столько работать руками на свежем воздухе, как здесь, за оградой дома надсмотрщицы. Занятия, требующие применения физической силы, находились каждый день, и это поднимало настроение и отгоняло хандру. Овчарка была весела и умела его подбодрить. В ее доме не было ни телевизора, ни радио, ни, тем более, интернета, но они развлекали друг друга сами, разговорами, какими-то воспоминаниями, историями из своей жизни. Игорь рассказал о начале своей карьеры в отделении полиции, умолчав о боли, связанной с отцом, о своей тоске по Вике. Он старался вспоминать только веселое, но был уверен, что надсмотрщица все понимает. Она тоже немного рассказала о себе, о своей молодости и времени учебы для последующей работы в спецучреждении, и как ни странно, забавные истории там тоже случались.
Ее объятия и прикосновения - без них тоже не обходилось. Каждый вечер заканчивался ритуалом, после которого Игорь засыпал под руками овчарки. Она не целовала его, лишь ее ладони нежно скользили по его телу, и он в ответ мог только смотреть на нее, вдыхать аромат ее распущенных волос. Надсмотрщица хотела именно так, именно этого, и Соколовский не сопротивлялся. Это были его самые странные отношения с женщиной, хоть и не страннее, чем то, что она делала с ним в СИЗО.
Через две недели она уехала с водителем уазика и увезла письмо, которое накануне Игорь написал для Вики. Ответ овчарка не привезла, но передала на словах, что его друзья и возлюбленная уже сделали для него довольно много за это время. Скоро он сможет вернуться, теперь его будут прятать в другом месте, может быть, временно вывезут в другую страну.
- Так будет лучше, - говорила надсмотрщица, - В этом доме нельзя оставаться слишком долго, хоть он и в глуши... Пока ты должен скрываться, нужно менять места... И мне скоро надо возвращаться на работу в СИЗО.
Ее глаза влажно блестели. Соколовский понимал, что овчарка уговаривает не его, а себя. И что время, проведенное здесь вместе, прошло слишком быстро. Для нее... и для него тоже, потому что он к ней привязался, а в благодарность за все, для него сделанное ею, пока не мог сделать ничего.
- А давайте завтра в лес пойдем, - предложил Игорь, чтобы как-то ее отвлечь, - Ну сколько можно за забором сидеть? Если отойти недалеко, никто нас не заметит. Тут же все равно место глухое, никого вокруг.
Овчарка согласилась. Они взяли с собой и Багиру, отошли не так далеко от дома, но здесь Игорь сразу почувствовал себя свободнее, совсем как собака надсмотрщицы, которая бешено радовалась каждый раз, когда ее спускали с цепи. Лес был глухой, не вытоптанный, их следы в снегу, конечно, останутся надолго, но кто их здесь обнаружит. А может и за ночь все заметет... Ноги в валенках глубоко проваливались сквозь нетронутый снежный пласт. Багира пробежала вперед, прорывая снег грудью, словно повизгивающий от удовольствия снегоход. Игорь вдруг вздрогнул, реко обернулся и рассмеялся. Овчарка бросила снежком ему в спину и спряталась, за стволом дерева метнулась черная коса.
- Ну берегитесь, - пригрозил он, слепив крепкий снежок, но к дереву не побежал, а швырнул его с места вверх, в широкие еловые ветви, с которых вниз тут же осыпался снежный водопад-лавина.
- Соколовский! - тут же донесся оттуда возмущенный вопль надсмотрщицы, и Игорь со смехом рванулся в сторону, не дожидаясь возмездия, но оно все равно его настигло.
Они играли в снежки, бегая между деревьями, смеялись, Багира прыгала вокруг, каталась в снегу, заходясь счастливым лаем. На эти несколько часов непростые мысли Игоря о его настоящем и будущем его оставили. Существовал только морозный солнечный день, целое море снега вокруг, разрумянившаяся овчарка, с головы которой сполз пуховый платок, ее горящие весельем и азартом глаза, ее улыбка и смех.
Вечером дома, когда он умывался после их прогулки, она вдруг подошла к нему сзади, обняла и просунула руки под свитер, прижалась к спине щекой. Соколовский медленно выпрямился и не выдержал, схватил ее, оторвал от себя, но только для того, чтобы сразу обнять. Овчарка прижалась виском к его плечу, прикрыла веки.
- Завтра за тобой приедут, - сказала она, не открывая глаз, - Уже завтра... Все оговорено, точное место, время.
- Настя, - проговорил Игорь, невольно сильнее сжимая объятия, - Я вас не забуду. Теперь не смогу, даже если бы и хотел. Я вас обязательно найду, когда... если у меня получится уладить мои дела.
- Я тебе не говорила заранее, - продолжила она, - Не хотела, чтобы ты думал только об этом, чтобы ты уже был там в своих мыслях, а не здесь, со мной.
- О вас теперь я думаю тоже, - твердо произнес он. - Я обещаю, что мы с вами еще увидимся.
Этим вечером овчарка была особенно нежна. Игорь боялся ее печали, но она умела держать себя в руках и не грустила, а улыбалась. Соколовский долго не мог уснуть, но притворился спящим, чтобы надсмотрщица не засиживалась над ним, ложилась спать сама. Он ровно задышал, расслабил мышцы лица, и овчарка поверила, что он уже спит. Тогда он почувствовал ее губы на своем плече, еще поцелуй между лопаток... Игорь не шелохнулся, продолжая притворяться спящим, чтобы не волновать ее, но не уснул даже когда она погасила свет и сама легла. Он долго слушал звуки дома и дыхание надсмотрщицы во сне. Радовался тому, что возможно, скоро увидит Вику. И вместе с тем понимал, что какая-то его часть останется здесь, с овчаркой, когда он уйдет, останется навсегда в этих стенах, в этом лесу, в воспоминаниях.
Утром она разбудила его рано, когда за окном еще только начало светать, накормила завтраком.
- Я тебя провожу, - сказала надсмотрщица, - Покажу, куда идти. Уже пора.
Игорь встал из-за стола и подошел к ней, накрыл ее плечи своими руками.
- Все нормально, Соколовский, - улыбнулась овчарка, - Ты же не Багира, чтобы тебя тут на цепи держать. Захочешь - найдешь меня потом, сам же вчера говорил.
- Найду, - пообещал он, - И не забуду вас. Спасибо за все.
Во дворе он присел перед будкой, погладил кинувшуюся в объятия собаку. Багира жалобно заскулила им вслед, надсмотрщица не брала ее с собой сейчас.
Солнце встало окончательно, и снег ярко искрился под его лучами там, где его не закрывали деревья. Они шли довольно долго, пешком вышли к трассе, которую еще не было видно, но Игорь слышал звуки редко проезжающих машин.
- Ну все, - овчарка остановилась, - Поднимешься на обочину, там тебя уже ждать должны.
Она обняла его, и Соколовский тоже прижал ее к себе.
- Удачи тебе, мой хороший, - сказала надсмотрщица, - Зла не держи, если что...
- Вы тоже, - ответил Игорь, - И я не прощаюсь, слышите?
Овчарка молча кивнула и слегка оттолкнула его от себя с улыбкой.
- Иди уже, иди! - произнесла она, - Нельзя здесь твоим друзьям машину долго светить... Уходи, а то с мясом тебя от себя не оторву! Иди и не оборачивайся!
Но он не послушался. Пройдя вперед часть пути до трассы, Игорь обернулся и посмотрел на надсмотрщицу, глядящую ему вслед. Коса спускалась по ее плечу, высовываясь из-под платка, и на лице все-таки блестели слезы, отражая солнце, словно драгоценные камни, которыми в сказках плакала медной горы хозяйка.
Соколовский вернулся назад бегом, ноги понесли сами. Наклонился к овчарке, чтобы сцеловать эти слезы, утешить. Накрыл рукой косу, гладил, словно она была живой, обнимал женщину, нес какую-то чушь, лишь бы успокоить, отвлечь...
Она утешилась быстро, улыбнулась, слезы высохли, а он все продолжал целовать ее щеки.
- Хватит, - остановила его овчарка, - Не на век ведь расстаемся, правда.
- А вы обещайте больше не плакать, - потребовал Игорь.
- Да не буду я, - пообещала она, - К родственнику сейчас пойду, он тут сам недалеко живет... Это он тебя отвозил.
- Тогда теперь лучше вы сначала уходите, - сказал он.
- Давай вместе, - ответила надсмотрщица, - Тебе задерживаться нельзя, и так слишком медлим.
Соколовский поднимался к трассе, глядя, как фигура овчарки удаляется в сторону, ступая по белому снегу.
На обочине стояла незнакомая машина, но тонкие черты любимой сквозь боковое стекло он сразу узнал. Вика приехала за ним сама, и это было как сон. Сердце снова бешено застучало. Она открыла дверцу, и Игорь подхватил ее на руки, приподнял над собой, закружил.
- Я вижу, что с тобой все в порядке, - нежно улыбнулась она, взъерошивая его волосы под шапкой кончиками пальцев, - Игорь... нам нужно ехать.
